Кот госпожи Брюховец

Доктор с отчаянием подумал, что предвещает хвостатая небесная странница – болезнь Муры, ее похищение, ее гибель от рук бандитов? Почему господин Фрахтенберг с такой гадкой улыбочкой спросил, куда ехать доктору? Он намекал, что знает адрес Муры? Тучков ведь ведет на Васильевский...

Его передернуло. Самые безумные мысли посещали его усталый мозг. Он представил Муру, предающуюся разнузданному эротическому танцу на столе, среди тарелок и бутылок. А что, если она на квартире кандидата Тернова? Оба отсутствуют! И оба должны были явиться в «Аквариум»! А что, если и она соблазнилась бриллиантами дома Тэт и готова за какой-нибудь розовый топаз идти с кем угодно в темный сад «Аквариума»?

Он жаждал устроить Муре ловушку. Он не помчится к профессорской квартире, а сначала навестит контору бюро «Господин Икс», убедится, что Муры там нет. И только тогда – на Васильевский. Если она дома, да не одна, а с господином Фрахтенбергом...

Доктор Коровкин был преисполнен решимости. Он приказал извозчику ехать в другую сторону, к Пустому переулку, там велел ждать и нырнул в арку, справа от которой висела вывеска детективного бюро. На его стуки и звонки в дверь ответа не последовало. Света в окнах не было. У ступенек крыльца сидел кот и внимательно наблюдал за доктором: настороженно мерцали два зеленых огонька. Доктора охватила жуть. «Брысь!» – он взмахнул рукой, и кот мгновенно исчез.

Слегка протрезвевший доктор вновь взобрался в пролетку. У него болела голова, во рту было сухо – облизывая губы, доктор ощущал вкус лошадиного копыта. Он велел извозчику ехать медленно и окольной дорогой.

На Четвертой линии Клим Кириллович издали заметил слабый свет в знакомом окне. Отпустив извозчика, доктор, не сводя глаз с парадных дверей, постоял на противоположной стороне от дома – из дверей выскользнула мужская фигура. Разглядеть незнакомца не удалось, но сомнений не оставалось – на голове его была фуражка. Незнакомец быстро свернул за угол.

Доктор Коровкин перевел дыхание и на заплетающихся ногах решительно двинулся к парадным дверям дома, в котором за несколько лет знакомства с профессорским семейством пережил, может быть, самые радостные, самые светлые минуты своей жизни. Теперь этот уголок чести, достоинства, благородства, чистоты и духовной целомудренности осквернен, испачкан, разрушен. Свет померк в его глазах. Он не обратил внимания на бессонного дворника, будто ожидавшего ночного визита доктора.

Взлетев по лестнице на второй этаж, доктор нажал кнопку электрического звонка.

Дверь открылась мгновенно: на пороге стояла растерянная, прячущая глаза Глаша.

– А! Глафира! – Доктор не смог справиться со своим голосом, восклицание прозвучало грозно и торжествующе злорадно. – Что все это значит? Вы тоже в сговоре?

– Я? Я? Я ни при чем, – залепетала Глаша и отступила в глубь передней.

–Мужчина, только что вышедший из вашего дома, был с Марией Николаевной? – грозно спросил доктор.

– Да, Клим Кириллович, с барышней. – Глаша испуганно уставилась на нетрезвого доктора.

– Где она?!

– Но... Но... Вы... я не могу вас пустить! – взвизгнула Глаша. – Она спит...

– Вы лжете! Лжете мне в глаза! Вы в сговоре! Водите всех за нос! Как вы могли предать своих хозяев? Как могли стать сообщницей порока?

Глаша застыла с открытым ртом и выпученными глазами.

– Я разнесу это чертово логово! Бесстыжий притон разврата! – шипел доктор. – Где Маша?

– Вы хотите убить ее? – выдохнула Глаша.

Доктор, оглушенный неожиданным вопросом, потерял дар речи – за дверью гостиной, которую горничная заслоняла своей спиной, он слышал странные звуки: хлопки, топотки, скрипы...

– Теперь я поняла, – Глаша дрожала от ужаса, – почему мне сказано не звонить доктору. Не звонить, сказал он, это бедняжку убьет.

– Кто сказал? –Внезапный приступ бешенства овладел доктором Коровкиным.

Он шагнул к съежившейся Глаше и схватил ее за плечо.

– Кто? Гнусный Фрахтенберг? Признавайтесь! Я за себя не ручаюсь!

Глаша зарыдала в голос.

Доктор в ярости оттолкнул горничную и ворвался в гостиную. В зашторенной комнате царил полумрак: на столике у дивана в канделябре горела одинокая свеча. Ее свет не позволял разглядеть смутное пятно, судорожно мечущееся между столиками и креслами. Доктор нашарил выключатель. Щелчок кнопки мгновенно осветил гостиную – возле приоткрытого окна в одном нижнем белье стоял... Софрон Ильич Бричкин.

– А-а-а-а! Караул! Спасите!

Доктор вздрогнул от вопля Глаши. Обезумевшая горничная смела его с дороги и бросилась на Бричкина, окаменевшего в позе совершившего грехопадение Адама.

– Убивец! Злодей! Где Мария Николаевна? Он выбросил бедняжку из окна! Доктор! Звоните в полицию! Бегите вниз! Я задержу бандита! – Пальцы горничной ловко вцепились в шевелюру злоумышленника.

Доктор очнулся и поспешил ему на выручку, с трудом оттащив разъяренную горничную от служащего детективного бюро.

– Спокойненько, Глаша, спокойненько, – приговаривал он, косясь на раздетого Бричкина, – это не бандит.

– Где Мария Николаевна?! – Глаша не желала отступать. – Она лежала без чувств на диване!

Доктор усадил горничную на стул и встал между ней и Софроном Ильичом.

– Господин Бричкин, – ноздри доктора раздувались, – извольте объясниться. Каким образом вы оказались здесь в ночное время да еще в одном нижнем белье?

–Тайна следствия, – хрипло ответил Бричкин.

– Пусть скажет, куда девал Марию Николаевну! – выкрикнула из-за спины доктора Глаша. – Что я скажу Елизавете Викентьевне? Чуяло материнское сердце, что дитя в опасности.

– Марии Николаевны здесь нет, – потупил синие глазки Бричкин. – И не было.

– Как не было? – возопила Глаша. – Я своими глазами ее видела! Ее спас из рук похитителей господин Вирхов! Он с ног падал. Она здесь лежала – я своими руками делала бедняжке уксусный компресс...

– Погодите, погодите, Глафира. – Доктор отер испарину со лба. – Значит, здесь был Вирхов. А еще кто?

– Никого! – взвизгнула Глаша. – А вы хотели убить бедняжку!

Бричкин кашлянул и показал подбородком на кресло – доктор заметил что-то серое, бесформенное...

– Что это?

– Дамское платье, – прошептал Бричкин. – Пришлось надеть. Причина была, но сообщить подробности в силу конфиденциальности поручения не имею права.

Доктор двумя пальцами, брезгливо подобрал корсет от госпожи Розали. Ему присылали рекламные проспекты: такие корсеты продавались на углу Владимирского и Невского, предназначались для нервных, гарантировали грациозность полным. Из корсета выпал ситцевый платочек с линялыми колокольчиками.

– А где ваши усы?

– Пожертвовал во имя дела.

– Значит, – растерялся доктор, – это вас принес сюда на руках Карл Иваныч Вирхов?

– Загримировался я слишком хорошо, – виновато подтвердил Бричкин.

– Смешно. – Доктор впервые за этот вечер улыбнулся и повернулся к Глаше. – Вот ваша Мария Николаевна. Надо было внимательней смотреть. Свет большой включить. Панике не поддаваться.

– А компресс?.. – Глаша поднесла ладони к открытому рту.

– Смешно, – без намека на улыбку повторил доктор. – Но, милостивый государь, если вы не можете сказать, зачем надели женский наряд... А вот зачем вы его сняли?

– Хотел бежать по водосточной трубе. – Бричкин хитровато прищурился. – В юбках неудобно.

– Очень интересно.

Доктор задумчиво оглядел Бричкина: как же он пойдет по городу в нижнем белье? Или опять облачится в дамское платье?

– Я очень тороплюсь. – Бричкин проницательно прочитал мысли доктора Коровкина. – Согласно нашему плану действий, сейчас я должен быть на заседании петербургской масонской ложи.

– В таком виде? – усомнился доктор.

– Я должен проникнуть туда неузнанным.

– А где согласно плану ваших действий должна быть сейчас Мария Николаевна? – с вызовом спросил доктор. – В «Аквариуме»?

– Что вы говорите, Клим Кириллович! – Глаша подскочила от возмущения. – Барышня не такая!