Пятьсот лет спустя

Или почти конец. Во мне еще осталось немного прежнего любопытства, в противном случае я бы не стал спрашивать у себя, что может хотеть его величество император Тортаалик от лейтенанта Гвардии. Причем не следует забывать о хитросплетениях политических и финансовых интриг, драконах и атирах, альянсах теклы и орки или о чем там еще говорил Джурабин. Ча! Удивительно, что у меня от всего услышанного не разболелась голова, как у его величества. Жаль, этого не произошло, – тогда мы оказались бы пусть и на короткое время в равном положении… было бы о чем рассказать детям, если цикл повернется так, что они у меня будут.

Нет детей, Кааврен, нет продвижения по службе и нет любопытства. И к тому же нет друзей – во всяком случае поблизости. А если бы они оказались рядом, прошел бы этот разговор по-другому? Признался бы я, что все слышал, вследствие чего его величество получил бы возможность отправить лейтенанта Кааврена на эшафот. Там меня избавили бы от ушей, получивших столь высокую оценку его величества, вместе с головой, на которой они держатся? Весьма вероятно. Никаких детей и продвижения по службе, никакого любопытства и друзей, а взамен – голова, пара ушей и, быть может, немного мудрости – имя, которое мы даем осторожности, когда наша жизнь лишается надежд и амбиций.

Размышляя таким образом, Кааврен миновал Крыло Дракона и помещения Императорской гвардии и оказался в казармах Батальона Красных Сапог, где его молча приветствовал дежурный капрал, – Кааврен считал: слова необходимы в тех случаях, когда есть что сказать. Он уже довольно давно внедрил этот принцип, и его подчиненные строго ему следовали. Поскольку не произошло ничего заслуживающего внимания, капрал лишь отсалютовал, а Кааврен кивнул в ответ и прошел в свой кабинет, где уселся в кресло, которое занимал капитан Г'ерет в тот памятный день, когда Кааврен и его друзья заявили о своем желании присоединиться к Императорской гвардии. Хотя Кааврен сидел в кресле тысячу раз, он всегда вспоминал этот самый эпизод и на его лице неизменно возникала улыбка.

– Ах, – задумчиво проговорил он, – что бы сказал Айрич, окажись он здесь? Ну, на это ответить легко: он посмотрел бы на меня с грустью, укором и сочувствием и заявил: «Мой дорогой Кааврен, если желание его величества не противоречит кодексу чести, какие могут быть вопросы?» В этом весь Айрич. А Тазендра? Ну, она не стала бы колебаться, бросилась бы на поиски приключений – для нее любая проблема лишь повод для приключений – и пошла бы до конца, ни о чем не задумываясь и надеясь на то, что дело окажется достаточно трудным. Такова Тазендра.

А как насчет нашего друга Пэла? Ну, тут перед нами тайна самого высокого уровня. Ведь Пэл – йенди. Никто не знает заранее, что скажет Пэл и как поступит, и уж тем более почему. И все же его можно было бы спросить. Клянусь трещиной Орба, Пэл сейчас, вне всякого сомнения, бродит по лабиринту дворца, как и я, но мы не виделись и пяти раз за прошедшие пятьсот лет и не обменялись и пятью словами при каждой из наших встреч.

– Такова природа дружбы, – мрачно заключил тиаса, и тут к нему в дверь постучал капрал и объявил:

– К вам посетитель, лейтенант.

– Как, посетитель? – удивился Кааврен, глубоко погрузившийся в свои размышления. – Кто?

– Говорит, его зовут Гальстэн.

– Драконлорд?

– Не уверен, лейтенант, однако мне кажется, что нет, поскольку я не видел шпаги. Может быть, это атира либо иорич, ведь на нем плащ монаха или судьи. Он утверждает, будто у него к вам личное дело.

– В самом деле? – пробормотал Кааврен, пытаясь припомнить свою последнюю дуэль. С некоторым удивлением он сообразил, что она имела место более ста лет назад. – Хорошо, пусть войдет – и мы узнаем, что ему нужно.

Капрал кивнул, и вскоре в кабинет с поклоном вошел человек в коричневом плаще с капюшоном. Хотя его фигуру было почти невозможно различить под складками одежды, он показался Кааврену невысоким, достаточно крепкого сложения. Когда дверь закрылась, Кааврен внимательно оглядел своего посетителя. Что-то в его позе и блестящих темных глазах, сверкнувших из-под капюшона, показалось тиасе знакомым.

– Пэл! – воскликнул Кааврен, вскакивая на ноги. Посетитель откинул капюшон и снова поклонился, а Кааврен принялся его рассматривать. Пятьсот лет могут пройти, не оставив никакого следа, именно так и произошло с Пэлом. Его лицо оставалось юным, практически без морщин, те же темные глаза (о них мы уже упоминали), благородный подбородок и высокий лоб, обрамленный черными кудрями, делавшими его глаза еще более выразительными. Иными словами, насколько Кааврен мог видеть, Пэл не потерял красоты, которую так ценил в молодости.

Кааврен смотрел и вспоминал, как часто йенди по малейшему капризу менял при помощи волшебства цвет глаз, а иногда и мнение, – никому не удавалось узнать, какие причины за этим стояли. Однако Кааврен одновременно вспоминал и схватки, в которых безупречный клинок Пэла и ярость помогали им всем спастись из, казалось бы, безнадежных положений.

Кааврена переполняли самые разнообразные мысли и чувства. Наконец он негромко проговорил:

– Пэл, а я вот здесь как раз подумал, что Пэл…

– Большая его часть, – согласился йенди.

– Как, большая часть? – удивился Кааврен. – Чего же не хватает?

– Ну, моей шпаги, – загадочно улыбнулся Пэл.

– Ча! Вы ее больше не носите?

Пэл поднял руки вверх, показывая, что он и в самом деле безоружен. Кааврен рассмеялся:

– Ну, теперь ясно – вы пришли сюда не для того, чтобы драться.

Пэл приподнял брови:

– Вы думали, я пришел сражаться?

– Мой добрый Пэл, когда незнакомец заявляет, что он хочет с тобой встретиться по личному вопросу, а ты в это время находишься на службе, – неужели прошло столько лет и вы забыли, чем обычно заканчиваются подобные визиты?

– Уверяю вас, мой дорогой Кааврен, я вовсе не забыл прежние дни, и благодарю, что вы мне о них напомнили. Однако с каких пор я стал для вас незнакомцем?

– Ча! С того самого момента, как представились именем, которое мне незнакомо.

– Как, вы хотите сказать, что никогда не слышали моего нового имени?

– Только не в этой жизни, друг мой. Подождите, я, кажется, заставил вас стоять. Садитесь, мой добрый Пэл, позвольте по старой привычке пользоваться вашим прежним именем, кроме того – разрази меня гром, если я запомнил новое.

Пэл улыбнулся и с удобством расположился на одном из стульев с высокой прямой спинкой, стоящих напротив маленького письменного стола Кааврена.

– Гальстэн, – спокойно повторил йенди. Кааврен покачал головой.

– Герцогство Гальстэнское, – проговорил он. – Должен признаться, я как-то выпустил его из виду.

– Но, мой дорогой лейтенант, оно от вас никуда не убегало. Я, во всяком случае, здесь. И пришел специально, чтобы вас повидать.

– Я заметил.

– И конечно, вам интересно узнать причину моего визита; теперь, когда вы стали старше, вы наверняка не думаете, будто я навестил вас исключительно по старой дружбе.

Кааврен смущенно заерзал в кресле.

– И я не ошибся?

– Нисколько, – кивнул Пэл. – В подтверждение расскажу вам, почему я здесь.

– Жду с нетерпением, – признался Кааврен.

Пэл улыбнулся своей милой улыбкой. Она пробудила множество приятных воспоминаний, и Кааврен понял, что Пэл воспользовался ею именно для этих целей.

– Я пришел к вам, – продолжал Пэл, – честно признаться, за кое-какой информацией.

– Буду счастлив помочь, – отозвался Кааврен, – отвечу на любой ваш вопрос, если только он не имеет отношения к информации, которую я поклялся хранить в тайне.

– Конечно, – заверил его Пэл.

– Ну так о чем вы хотели спросить?

– Меня интересует состояние дел при дворе.

– Состояние дел при дворе? – переспросил Кааврен. – Рассказывать о нем вам? Можно подумать, что вы император. Нет, не спрашивайте, почему я так выразился, а лучше ответьте: с чего это вы решили обратиться именно ко мне?

– Ну а почему бы и нет?