Страница 13 из 20
— Ты под листочек загляни, — говорила бабушка. — Видишь, какой крепенький. — Отрезала шляпку да ещё приговаривала: — Молодец, боровичок-крепышок, совсем не червивый…
А Толюн снова лез в корзину:
— А вот ещё боровик, снова начальник!
— Ох, какое тебе грибное счастье, — похваливала бабушка Кланя.
— А этот вот, смотри, самый главный боровик попался! — Толюн показал огромный гриб с плоской шапкой.
— Нет. Это не боровик, а груздь. Посолим мы грузди вместе с чернушками. Придёшь зимой, дам тебе грибков с картошкой, слюнки-то потекут.
— Бабушка, а есть ведь грибы горькие-горькие?
— Есть и поганые.
— Отчего это?
— Так уж.
— Нет, бабушка, ты расскажи.
Толюн придвинулся поближе, приготовился.
— Ладно, слушай. Когда-то давно, — начала бабушка, — все грибы были одинаковые. Ну, как родные братья, дружно жили. Ну, бывало, конечно, поругаются, да скоро помирятся.
— И мы с Анютой ругаемся, — сказал Толюн.
— Видишь как, — подхватила бабушка Кланя, — и грибы тоже. А в одно лето вот что у них получилось. После дождичка как-то пошли грибки погулять. Идут дружно, хорошо, между собой тихонечко разговаривают. Вышли на полянку. Глядят — ой, что за красота! Солнышко светит, тепло. Один грибочек говорит: "Вот что, братья. У меня шапка красная. Я на этот бугорок зайду, поближе к солнышку, мне почётнее тут стоять". А другой говорит: "Нет, брат, у меня шапка тоже неплоха. И мне охота к солнышку поближе". Заспорили. Какие половчее — на пенёк забрались. А какие и рукава засучивать: сейчас вам покажем — враз шапки-то посшибаем! А какие говорят: "Пойдём к Лесовику жаловаться — и всё тут".
Ну, спорили, спорили — и отправились. Зашли в самую чащобу. Место там глухое, тихое. Уже темно. Луна засветилась. Птица филин заухала, да, слыхать, ещё ручеёк журкает. Лежит поперёк ручья серый дуб. А под дубом куревко воскурилось. Ну грибочки шуметь: "Дедушка Лесовик, а дедушка Лесовик!" — "Чего вам? Чего?" Вылез из дупла сам старичок Лесовичок. А один гриб в красной-то шапке вышел вперёд и важно говорит: "Так, мол, и так. Не хотим рядом с братьями жить". И другие ему поддакивают: "Не хотим! Мы грибы видные, нам и к солнцу ближе стоять". Стал Лесовик их уговаривать: "Дело житейское. Поссорились — помирились". Те опять за своё: "Не хотим!" — "Да ну вас! — говорит Лесовик. — Пускай тогда ваша обида ядом обратится. Да в шапках своих поганых навсегда оставайтесь, чтоб каждый вас видел. И сторонкой обходил злых таких".
Бабушка замолчала.
— Что дальше-то, бабушка? Обходят их?
— Конечно. Дурных грибов ни люди, ни звери, ни даже мошки не трогают. А вот дедушка Лесовик как-то шёл да и взял в рот горький гриб. "Фу-ты, говорит, поганка!" Плюнул да и рукавом утёрся. Вот как он грибков поел! засмеялась бабушка. — Плохо старикам-то. Видят худо.
— Бабушка! — закричал Толюн. — А вот поганый гриб, — и вытащил из корзины грибок с красной шапкой. — Посмотри, бабушка!
— Чего? Нет, это красик, красный гриб. Про него и загадка есть: маленький, удаленький сквозь землю прошёл, красну шапочку нашёл. Это хороший, клади его на стол.
— Лучше бы, бабушка, — сказал Толюн, — все грибы были одинаковые, все хорошие да жили в дружбе.
— Это конечно, — согласилась бабушка. — Ты-то у нас разумник. А Лесовик — дедушка старенький. Вот он и оплошал.
— А где он теперь?
— Кто это?
— А дедушка Лесовик! И теперь в лесу живёт?
— Конечно. Куда ж ему деться?
— Я к нему пойду.
— Чего? Куда пойдёшь? Ты это что надумал?! — закричала бабушка Кланя. — Ты не смей! Не смей и думать. В лесу темно. Заблудишься. Ишь, сказку ему рассказала… Баловник!
Вернулся Толюн от бабушки Клани, а Анюта уже дома — из школы пришла.
— А мы с бабушкой Кланей грибы разбирали. Я двадцать боровиков вытащил.
Анюта ничего не сказала, будто не слышала. Она даже не взглянула на брата, домыла сковородку и на место поставила.
— Анюта, а я загадку знаю. — И Толюн запел:
— Маленький, удаленький
Сквозь землю прошёл,
Красну шапочку нашёл!..
Кто такой?
Анюта опять не ответила. Прикрыла чугунок крышкой. Взялась за веник, решила в комнате прибраться. Толюн дернул её за платье и сказал:
— Это красик. Грибочек красный такой. И все грибочки у бабушки хорошие, все крепкие, червивых нет совсем. Бабушка Кланя говорит — она таких сроду не видывала.
Повернулась Анюта к брату, посмотрела сердито, как на чужого:
— Отстань!
— А я под груздь забрался, — не унимался Толюн. — А бабушка Кланя меня искала. И за печку заглянула, под кровать! — Толюн засмеялся.
— Я бы тебя быстро отыскала, пакостника! Зачем мне в тетради накалякал?
— Я не калякал, — сказал Толюн и стал объяснять, что нарисовал лодку, как она по небу плывёт, а в лодке охотник с собакой.
Толюн думал, Анюта обрадуется, а сестра схватила его за рыжие вихры и начала трепать:
— Вот тебе за лодку! Вот тебе по небу! Все бы тебе портить! Ведь такой козявистый!..
— И нет. Не-е-ет! — закричал Толюн.
— Самая ты есть букашка вредная! А кто помидоры по всей комнате раскидал? Думаешь, я не знаю?
— Я… я не раскидывал. Не раскидывал! Не раскидывал! — кричал Толюн.
Анюта отпустила его голову, и Толюн залез под стол, но оттуда тоже кричал:
— Не раскидывал!
— А ну вылезай! — сказала Анюта. — Кому говорят?
— Я не козя-вис-тый! — кричал Толюн из-под стола. — Не козявистый — и всё!
И заплакал.
На другое утро Толюн проснулся рано. Мать и отец только на работу ушли, а сестра ещё спала. Посмотрел Толюн на окна. За окнами серый туман, свет не пропускает. Толюн свесил с кровати ноги. Вспомнил, как Анюта его за волосы таскала, и захотелось ему стать большим — не потом, через несколько лет, а сразу: был маленький, а встал — большой.
Слез Толюн с кровати, оделся, снял с гвоздя своё пальтишко, сунул ноги в ботинки и вышел из тёплой комнаты.
За их домом сразу начинался бугор, поросший травой. На бугре паслись две козы: одна старая — Груня, другая помоложе — Маня. Посмотрели козы, как взбирался Толюн, ничего не сказали, только помотали бородами и опять принялись щипать траву. А Толюн уж на бугор взобрался и стал оглядываться. С бугра видно речку, а у речки старая мельница. Толюн спустился вниз, обошёл мельницу и постоял возле неё, задрав голову вверх. Мельница давно уже не работала. Кое-где доски подгнили, отвалились, и сквозь дыры гляделось серое небо.
"Надо бы починить, она бы заработала, завертела крыльями", — подумал Толюн и зашагал дальше.
Дорога пробиралась через скошенный луг и поднималась к чёрному, вспаханному полю. Спросить бы Толюна, зачем и куда он идёт, а он и не знает. Идёт и идёт. Уж так устроена дорога: только на неё вступишь, как она поведёт человека вдаль.
На дороге ёлочкой лежат следы от машин. Толюн старается ступать по ёлочкам — так идти веселее. Сзади ветерок ему в спину дует: шагай, мол, проворней.
Толюн и шагает проворно и напевает Анютину песенку:
— Эй, моряк, ты слишком долго плавал,
Я тебя успела позабыть!..
Встретился Толюну на дороге чёрный бычок. Хотел бычок спросить его, куда это он в такую рань собрался?
Только поднял бычок свою тяжёлую морду, облизал языком тёплые от парного молока губы, а Толюн уже за гору повернул. И не стало его видно.
Пока спускался Толюн к лугу, ветерок прогнал туман. Показалось солнце. Покатился по зелёному лугу солнечный луч, заскользил и нырнул в холодную речку. Поднялось солнце над лесом и заглянуло в крайний дом.
Проснулась Анюта. Глянула — брата рядом нет. Посмотрела под стол, залезла на печку, но и там его не было. Куда девался?
— Вот непутёвый! — рассердилась Анюта. Вышла на крыльцо и крикнула: Толюн! Э-э! Толю-у-ун!
Никто не ответил. Она ещё громче:
— Толюу-у-у-ун! Иди скорей, каша простыне-е-ет!