Страница 2 из 2
Близился вечер. Маленькие башмачки долго-долго еще раскачивались.
ГОЛОС
Кутерявкин слегка нажал на землю затылком. Земля, не отогревшаяся с зимы, ничего, поддалась. Ноги Кутерявкина, обутые в серые кеды, лежали на поваленном в лесу дереве.
Кутерявкин еще раз затылком уперся в землю. Вспомнил: «Все мы прах: из земли вышли — в землю уйдем».
Над ним летали с легким звуком птицы. Смысл их полета Кутерявкин сразу не мог охватить.
Кутерявкин кое-как встал. Помогал себе руками. Земля сопротивлялась. А он встал. Подошел к стволу недалеко стоящего дерева. И вдруг понял: сосна.
«Ага, значит, я живой», — подумал и начал облегчаться. Облегчился.
Услышал грозный голос:
— Кутерявкин, ты живой.
— Я согласен, — тихо ответил Кутерявкин.
Он вообще не любил спорить. А тут не поспоришь, да и ни к чему.
Кутерявкин застегнул брюки. Глубоко втянул в себя холодноватый воздух. Понял: весна… листья… трава… некоторые белые и не белые цветы — и все из земли.
Громко повторил:
— Я согласен жить.
И те, что из земли, и те, что выше, в пространстве неба, услышали. Одобрили.
Проход ему был открыт. Кутерявкин выбрал направление и пошел.
Он оскальзывался в мокрой траве. Но шел все увереннее. А тайно все-таки мечтал: «Пусть грозный голос подтвердит: „Кутерявкин, ты живой“».
По дороге ему встретился пустой целлофановый пакет. Даже хотел ногой подбить. Подумал: «Пакет. Тьфу. А земля его не осилит, даже какой-нибудь самый распобедный червь не возьмет целлофан. Так и будет валяться. Может, ветром потом снесет. Но только земле не осилить».
Поглядел на небо.
«А я живой. Иду, как трава, деревья, небо… Но интересно получается: Сам, — Кутерявкин даже про себя побоялся назвать, — Сам не осилит какой-то хреновый пакет».
Но одернул себя:
— Философ фуев. Не оглядывайся.
И еще презрительнее:
— Дурак. Ему — весна. Ему — трава. А он — нет, вокруг пустого пакета себе мозги засирает.
И требовательно сказал себе:
— Давай, Кутерявкин, шагай и шагай. Иди, коли идешь.