Страница 6 из 109
Каким путем Герцен оказывал Бакунину помощь в 1849 году, когда тот сидел в Дрездене и Кенигштейне, мы знаем лишь отчасти; так нам известно одно его поручение молодому Зигмунду выслать Бакунину из Берлина 250 франков. Возможно, что некоторые денежные посылки, которые Бакунин приписывал А. Рейхелю (в "Исповеди"), на самом деле шли от Герцена, располагавшего гораздо более крупными средствами, чем бедный музыкант, зарабатывавший себе пропитание собственным трудом. Герцен помогал Бакунину и позже, когда тот сидел в австрийских тюрьмах. Об этом можно судить по небольшому письму, написанному матери Герцена, Луизе Ивановне Гааг, 15 декабря 1850 из Праги и гласящему: "Милостивая государыня! Ваше почтенное письмо из Ниццы от 26 ноября 1850 года с приложением векселя на имя банкирского дома Леммель на триста французских франков я исправно получил; по размене я получил за вексель сто пятьдесят гульденов, каковая сумма будет употреблена в пользу Бакунина согласно Вашему и его желанию. Он просил меня передать Вам его благодарность. При этом могу сообщить Вам, что физически он чувствует себя прекрасно, вообще же его состояние настолько хорошо, насколько это возможно в его положении, которое по возможности, поскольку лишь это допустимо в пределах закона, для него облегчается. Прошу Вас принять уверение в моем совершенном почтении, с которым имею честь быть Ваш покорный слуга" (подпись неразборчива),.
Автором этого письма (опубликованного в русском переводе в журнале "Голос Минувшего" 1913, No 1, стр. 185) был тот самый начальник пражской тюрьмы, где сидел Бакунин, а именно аудитор И. Франц, письмо которого к Георгу Гервегу от 2 ноября 1850 напечатано в неоднократно цитированной нами книге "1848", содержащей часть переписки Гервега. Вот это письмо Франца, вызванное присылкою Гервегом денег для Бакунина:
"Милостивый государь!
"Те двадцать пять талеров, которые Вы 2 августа сего года прислали мне из Турсница для г. Михаила Бакунина, исправно до меня дошли. Так как обстоятельства мои до сих пор мешали мне написать Вам, то я только теперь передаю Вам сердечное спасибо Бакунина за эту поддержку. Он очень нуждался в них, но вопреки моим благожелательным указаниям поступил крайне неумно, накупив себе на сравнительно большую сумму сочинений по математике, твердо убежденный в том, что получит обещанную с другой стороны помощь от адвоката Отто первого из Дрездена и бывшего министра Габихта из Дессау.
"Трижды уже писал я по этому поводу каждому из этих господ, но до сих пор к сожалению не получил от них ни ответа, ни денежной помощи. Тем временем сумма в пять талеров, расходуемая по собственному усмотрению Бакунина, была истрачена, так что "течение самое позднее 14 дней у него не будет ни одного крейцера. А так как он - большой едок (он получает ежедневно двойную порцию), то он в продолжение этого времени будет испытывать нужду и принужден будет совершенно отказаться от своего единственного удовольствия, а именно от курения сигар. Одежда его превратилась в лохмотья, ему очень хотелось бы заказать себе халат, так как от его старого халата остались лишь жалкие обноски. В другом платье он в своем положении не нуждается, но халат для него крайне необходим, однако нет никаких средств заплатить за него.
"Находясь в таком плачевном положении, Бакунин, которому самому писать не разрешается, поручил мне просить Вас от его имени о новой денежной помощи, выразив при этом твердую уверенность в Вашей дружбе:
"Так как Вы сами в вышеупомянутом письме предложили мне во всем,. что способно облегчить положение Бакунина, обращаться непосредственно к Вам, то я тем охотнее иду навстречу желанию Бакунина, что хотя с одной стороны я строго выполняю все мои обязанности государственного чиновника и судьи, никогда однако не переставал уважать человека и в преступнике и не упускать ничего могущего послужить ему в пользу, что только допускается моим долгом.
"Если Вам, в чем я не сомневаюсь, благоугодно будет удовлетворить просьбу Бакунина, прошу адресовать письмо к.-и. военному суду в Градчине.
"Примите уверение в моем совершенном почтении и преданности Иос[иф] Франц,
капитан и аудитор при к.-и. военном суде в Градчине в Праге".
Письмо это напечатано на стр. 361 -362 книги "1848. Briefe von und an Georg Herwegh".
Этот самый Иосиф Франц был членом военно-судной австрийской комиссии, рассматривавшей дело Бакунина, и собственноручно подписал вынесенный им и другими смертный приговор Бакунину (см. "Материалы для биографии М. Бакунина", т. 1, стр. 92).
Перевод с немецкого. No 538, Письмо Адольфу Рейхелю.
(9 декабря 1849 года).
(Кенигштейнская крепость).
Рейхелю. Улица Св. Доминика, No 37. Сен-Жерменское предместье.
Дорогой мой, твое письмо сняло с меня тяжелый камень, ибо твое молчание казалось мне столь неестественным, что я мог приписать его только твоей болезни или чему-либо еще худшему. Слава богу ты здоров, это - самое главное, остальное тебе прощается, но только под условием, что ты не станешь грешить впредь. Если бы ты знал, каким счастьем являются для меня твои письма, и как я перечитываю сто раз каждую строчку, ты писал бы мне ежедневно. Но этого я и не требую, а пиши лишь раз в неделю, хотя бы по несколько слов: до такой степени ты мог бы преодолеть свою лень. Ведь вот я имею гораздо меньше тебе сказать, а между тем я уже пишу тебе третье письмо.
Итак ты снова совершенно один, но ведь ты свободен, милый друг! Надо посидеть в тюрьме, чтобы как следует оценить свободу. Благодаря некоторым друзьям я имею здесь почти все, чего можно желать, оставаясь в пределах благоразумия - удобную комнату, книги, сигары, и все же я согласился бы годы питаться одним черным хлебом и жить в лесу, только бы быть свободным. Но оставим эту бесполезную тему и поговорим о другом.
Ты значит занимался алгеброю и занимаешься теперь физикою. Это порядочный успех, не столько в смысле твоих знаний, сколько в том, что ты пробил себе свободную дорогу из злосчастного заколдованного круга твоих старых, окоченелых представлений. Я теперь тоже не жажду ничего иного кроме положительного знания, которое помогло бы мне понять действительность и самому быть действительным человеком. Абстракции и призрачные хитросплетения, которыми всегда занимались метафизики и теологи, противны мне. Мне кажется, я не мог бы теперь открыть ни одной философской книги без чувства тошноты. Что скажешь ты на это, мой милый шлейермахерианец?
В моем последнем письме, которое ты, надеюсь, получил, хотя оно адресовано еще на твою старую квартиру, я просил тебя о многих книгах по математике. А теперь я обращаюсь к тебе с гораздо более серьезною просьбою: денег, денег, мой милый. Совершенно отрезанный от моих естественных источников, я все это время был бы в величайшей нужде, если бы мне не помогали некоторые друзья в Кэтене1. От поляков мне нечего ждать, большинство из них сами находятся в нужде, а другие благоразумно отходят в сторону. Я мог бы кое-что порассказать о польской надежности и благодарности. Моими вернейшими друзьями все-таки остаются немцы; не удивительно ли, что славянин, русский находит своих последних друзей в Германии?! Теперь я живу на щедроты господина Отто. Я должен сказать тебе это для того, чтобы ты понял всю щекотливость моего положения, и чем более господин Отто любезен по отношению ко мне, тем менее я могу позволить чтобы он приносил жертвы для меня, который является для него почти совершенно чужим человеком. Не правда ли, какой абсурд: клиент, которому платит его адвокат (От слов "чтобы ты понял всю щекотливость" до слов "eго адвокат" по-французски в оригинале.). Где и как ты найдешь деньги, это-твое дело, но ты должен найти их. Ты не можешь себе вообразить, до какой степени господин Отто предупредителен и добр по отношению ко мне, поблагодари его от своего имени (От слов "ты не можешь" до слов "от своего имени" по-французски в оригинале.).
Итак Мария Эрн (Марья Каспаровна Эрн.) со своим глухонемым мальчиком (Сын Герцена, Коля.) в Цюрихе. Ты знаешь, что хотя мы виделись почти каждый день, мы были довольно чужды друг другу и расстались довольно холодно; это - не моя вина, ибо я поступил по отношению к ней гораздо справедливее, чем она по отношению ко мне; я думаю, что ее сестра Наталья много способствовала тому, что мы не могли лучше понять друг друга. Как бы то ни было, кланяйся ей от меня, если будешь писать ей. Дал ли ты ей рекомендацию к семейству Фохт? От Цюриха до Берна совсем недалеко.