Страница 102 из 109
5 После поражения Австрии в войне с Францией в 1859 г. монархия, потерявшая Ломбардию, утратившая всякий вес в Германии, дошедшая до финансового банкротства, принуждена была для своего спасения пойти не уступки и смягчить реакцию, царившую в стране с 1849 года. В рядах командующего класса боролись две тенденции, осуществление каждой из которых должно было по расчету ее носителей способствовать сохранению максимальной доли их привилегий и по возможности оставить старую систему в целости. "Централисты", опиравшиеся на немецкую буржуазию Австрии и выражавшие ее интересы, стремились к созданию централизованного государства, в котором австрийский капитал подчинял бы себе остальные нацменовские капиталы дунайской монархии. "Федералисты", желавшие снова использовать националистические стремления буржуазии славянских народностей Австрии, готовы были на словах наделить эти национальные буржуазные группы всяческими формальными правами, дабы не допустить образования Объединенного революционного движения и распылить оппозицию. Сначала победило федералистское большинство, за которым стояли правящие группы таких наций, как мадьяры, чехи, хорваты, поляки и пр.: 20 октября 1860 г. император издал диплом, согласно которому все областные сеймы получали законодательную власть. Но когда в ответ на это немецкая буржуазия Австрии стала угрожать финансовым кризисом, а венгерцы поспешили использовать диплом для возобновления борьбы за полную автономию, правительство пошло на попятный и примкнуло к унитарной точке зрения: патент 26 февраля 1861 г. создал под именем рейхсрата общеимперский парламент (затея, из которой впрочем ничего не получилось вследствие сопротивления венгров и итальянцев, сразу объявивших рейхсрату бойкот). Но в тот момент, когда Бакунин писал свое письмо, казалось торжествовала еще федералистская точка зрения, и пылкие панслависты мечтали уже о превращении Австрии в своего рода западную славянскую федерацию. Опасение Бакунина, что хотя бы относительная свобода, предоставленная славянам в Австрии, будет действовать разлагающим образом на российскую деспотию, равно подавляющую все подвластные ей народы, отчасти оправдалось впоследствии, когда Австрия сделалась в известном смысле центром притяжения для российских поляков, украинцев и т. п. Но не революционеру было об этом печалиться!
6 София, австрийская эрцгерцогиня (род. в 1805) - дочь баварского короля Максимилиана Иосифа; в 1824 г. вышла замуж за австрийского эрцгерцога Оранца Карла: от этого брака родился между прочим Франц Иосиф (р. 1830 и с 1848 г. сделавшийся австрийским императором). Стояла во главе ряда благотворительных обществ. Считая полоумного Фердинанда недостойным носить корону и желая доставить ее своему сыну, она стояла в оппозиции к Меттерниху, имела свою партию при дворе и разыгрывала роль сторонницы либеральных реформ. Слова Бакунина о ней можно толковать таким образом, что по его мнению она сделала что-то для облегчения его участи во время его сидения в австрийских тюрьмах (а начале 50-х годов).
7 В этих словах можно усмотреть уже тачало разочарования в Муравьеве. Правда Бакунин сдает позиции не сразу, пытаясь взвалить ответственность на неудачных помощников, но это-начало критического отношения к недавнему герою, которое на этом первом шаге остановиться не могло.
8 Кукель, Болеслав Казимирович (1829-1869)-генерал-майор польского происхождения; из дворян Виленской губернии; по окончании Главного Инженерного училища в 1850 т. был назначен на службу в Сибирь; здесь был [помощником Муравьева-Амурского; в 1862 г. был губернатором Забайкальской области и наказным атаманом Забайкальского казачьего войска. Во время проживания Бакунина в Иркутске был с ним в хороших отношениях, и после его побега помогал его жене. На этом основании Бакунин возвел его чуть-ли не в единомышленники и стал писать ему из-за границы крайне неосторожные письма (см. том V настоящего издания). Эти письма попали в руки жандармов, и по распоряжению Александра II Кукель был временно отрешен от службы и над ним назначено расследование. Из следствия Кукель вышел оправданным.
No614.-Письмо к Д. Е. Бенардаки.
(14 января 1861 года).
Милостивый государь,
Димитрий Егорович,
Более полугода ждал я ответа на письма, в которых я так подробно и, кажется, так ясно изложил Вам и свое положение и свои желания, и наконец вместо всякого ответа услышал от Михаила Семеновича Корсакова, что Вы не считали нужным поручить мне какое-либо дело, и смотрели на деньги, полученные и получаемые мною из Вашей кассы, как на нечто вроде даровой пенсии или подарка. Признаюсь, милостивый государь, такое известие сильно меня встревожило и оскорбило. Никогда в жизни никто не смел думать обо мне, чтобы я был способен к темным услугам, чтобы я согласился принять от, кого бы то ни было подаяние и быть чьим бы то ни было пенсионером. Что же дало Вам право думать о мне так низко?
Я знаю по слухам, а теперь и по собственному опыту, что Вы те читаете большей части писем. Вами получаемых; иначе и не могло бы произойти между нами такого странного недоразумения. Но на сей раз уверен, что Вы сделаете для меня исключение. Вы оскорбили мою честь и должны сознаться в ошибке, без сомнения невольной, но, тем не менее, требующей полного удовлетворения.
Позвольте, милостивый государь Димитрий Егорович, изобразить Вам в третий и в четвертый раз весь ход моих отношений с Вами. В начале 1859-го года, рекомендованный Вам А. М. Княжевичем и M. С. Корсаковым, я был снисходительно принят Вами служащим в Амурскую комп[анию], оставил же се в конце ноября того же года не по капризу, а по необходимости, вследствие убеждения, что при ложном и пагубном направлении, данном ей ее сибирским главноуправляющим, я не мог принесть в ней ни малейшей пользы. Об этом я имел честь неоднократно доносить правлению компании продолжение лета 1859-го года, а Вам писал лично через Ю. А. Волкова в мае прошедшего года. В доказательство же, что правление компании было довольно моими посильными стараниями, прилагаю благодарность, мною от него полученную и подписанную Вашим собственным именем.1
Оставив службу Амурской К° в конце ноября, я хотел уж писать Вам и просить Вас о другом назначении, но был удержан Волковым, который мне тогда объявил, что он ожидает из Петербурга полномочия на управление всеми делами К0. Он изъявил намерение дать ей направление совсем иное и уговорил меня в ней остаться, обещая в ней место и занятие, при которых, принося действительную пользу Компании, я мог бы я вполне обеспечить свое семейное существование. В таких надеждах или, лучше сказать, в такой уверенности прожил я, ничего не делая и не предпринимая, до отъезда Волкова в Петербург. Между тем мои финансы, уже расстроенные, вполне истощились, и я стал брать у Юрия Александровича (Волков) деньги не в подарок, а заимообразно, в счет будущего жалования. Я брал их совершенно спокойно во-первых потому, что считал будущность свою крепко обеспеченною, а во-вторых потому, что знал, что в самом крайнем случае буду всегда в состоянии выплатить долг мой из части в имении братьев, мне принадлежащей. С уверенностью ждал я возвращения Волкова из Петербурга; встретившись с ним в Томске, в марте прошедшего года, я узнал от него, что Вы мало интересуетесь Амурскою Комп., и что вследствие его рекомендации Вы, лестно отзываясь о мне, будто бы даже оказали: "такого человека жаль оставлять в Амурской комп., мы найдем для него и другое занятие". Вслед за Волковым я поехал по его приглашению к нему в Красноярск, где и прожил с ним полтора месяца в Вашем доме, ожидая решения моей участи. Много мы с ним толковали, много было сделано разных предположений, но ни одно не состоялось, и, наконец, перед самым его отъездом положено было, что я отправлюсь в Иркутск в звании чиновника особых поручений по всем Вашим делам кроме откупных и буду получать впредь до Вашего окончательного решения 150 рубл. месячного содержания, с обещанием, что я по приезде Волкова в Петербург получу от вас определенное назначение и жалование, сообразное той пользы, которой Вы от меня ожидать будете 2. Вместе с ним я отправил к Вам письмо, в котором так ясно, так определенно высказал Вам, милостивый государь Димитрий Егорович, свои ожидания и твердое намерение ни минуты не оставаться в Вашей службе, если не найдется в ней для меня настоящего дела, что недоразумений на этот счет быть не могло. К тому же Волков, с которым я говорил так много, обещал мне дополнить письмо это своими пояснениями, которые, я в том уверен, не клонились к моему бесчестью. Наконец я присовокупил к письму краткую записку о деньгах, взятых мною из вашей кассы, с просьбой дать мне год срока для их уплаты, в случае если служба моя Вам не понадобится. Каким же образом могли Вы подумать, что я соглашусь жить у Вас на пенсии и брать у Вас деньги даром? К счастью я сохранил оригинал этой записки и посылаю Вам ее ныне вторично.