Самозванец

-Все?

- Нет, государь, не все. Стрельцы тебя хулят...

- Стрельцы? Ну-ка! Ну-ка! Да слово в слово!

- Говорят, что ты есть враг веры, тайный латинянин.

- Так говорят все московские стрельцы?

- Нет, государь, не все. Хулителей семеро.

- Семеро... Из одного полка?

- Из двух, государь.

- Из двух, - глаза Дмитрия, бегавшие во время разговора, остановились. - Собери мне, друг мой, Петр Федорович, всех московских стрельцов. В Кремле собери.

Завтра. Да не завтра! Сегодня же и собери. Ступай! - ласково подтолкнул Басманова в плечо. - Поторопись, товарищ мой верный.

- Татищева, государь, вернул бы. Многие просят за него, - сказал вдруг Басманов.

- И Шуйский?

- И Шуйский.

- А ты просишь?

- Прошу, государь.

- Не на свою ли голову, Басманов? Возвращай, коли соскучился! Тебе за ним смотреть.

Басманов радостно улыбнулся, поклонился, вышел.

- Дмитрий тотчас побежал к окошку, а возок уж поехал.

- Как же так? - застонал Дмитрий, уцепясь пальцами за решетчатое окно. - Как же так?

За лубяным возком след простыл, а Дмитрий все глядел и глядел... И перед глазами, как лаком покрытое, стояло его видение. Чреда людей под черною луною, и каждый из чреды - это он.

..Вечером того же дня царевну Ксению постригли.

Царевна умерла, родилась черница Ольга.

14

Стрельцам было велено прийти в Кремль без ружей.

Они и не взяли ружья. У иных совсем ничего не было, иные же прихватили бердыши, протазаны, сабли.

Место выбрано царем было странное, за садом, на огороде, у глухой стены.

Царь пришел с ротою Маржерета, а другая рота, конная, капитана Домарацкого, встала поодаль.

Привели семерых стрельцов, что оговаривали государя. Конвой тотчас отступил, и Дмитрий шел среди этой семерки без опасения. Они, думая, что Бог пронес, стали среди своих, в первом ряду. Дмитрий приятельски положил руку на плечо стрелецкого головы Григория Микулина и, высоко поднимая голос, чтоб слышали все, сказал:

- Я вырастал в палатах отца моего великого Грозного царя Иоанна Васильевича. Происками Годунова матушку мою, меня и всех Нагих, матушкиных кровных родственников, - выслали в Углич. Там я и жил, покуда верные люди не сообщили матушке, что Годунов замыслил злое дело. Тогда нашли ребенка, схожего со мною лицом и ростом, поповского сынишку, а меня укрыл в надежном месте Богдан Яковлевич Вольский... Остальное долго рассказывать. Многие из вас видели мою встречу с матушкой на лугу в Тайнинском. Не будь она мне матерью, слез бы благодарных, чистых не проливала. Я перед вами, как на духу, но и вы скажите мне всю правду: есть ли у кого из вас доказательства, что я ие царевич Дмитрий?

Стрельцы молчали, опускали глаза. Государь глядел на них, посапывая носом-лапоточком. Высморкался посвойски, на снег. Закричал на стрельцов:

- Наушничать горазды! Говорите в лицо, коли вам есть что сказать, а нам послушать.

Стрельцы молчали. Дмитрий ждал. Не дождавшись, снова заговорил, подходя к переднему ряду, чуть не грудь в грудь, положа обе руки на свое сердце.

- В чем ваше недовольство мною? Скажите мою вину перед вами! Тому, кто служит мне по чести и совести, и я служу, как самый усердный слуга.

- Господи! Государь, избавь нас от таких горьких укоризн! - воскликнул Микулин.

- Я готов избавить! - откликнулся Дмитрий, и в глазах его заблистали слезы. - Но ведь порочат! Слухи разносят! Все о том же - расстрига на троне, Гришка Отрепьев! Да всех Отрепьевых я по ссылкам разогнал за то, что помогали расстриге своровать, слухи распускали. За то что все они враги святейшего патриарха Иова~..

- Государь, освободи! Я за твои слезы у твоих изменников головы поскусаю!

- Ваши это товарищи, и поступайте с ними по вашей совести.

Махнул на семерку рукою и пошел прочь, ни разу не оглянувшись.

А на том, на царском огороде на осевший весенний снег хлестала кровь: рубили бедняг, кололи сообща, яростно.

Тотчас тела погрузили на телегу и телегу провезли по всей Москве.

Народ царя жалел, не изменщиков.

15

Жуткая телега еще кровавила московские улицы, а уж князь Василий Иванович Шуйский встретился с князьями Иваном Семеновичем Куракиным да с князем Василием Васильевичем Голицыным. Встретились в Торговых рядах, в махонькой церковке.

-Нынче царь показал свою силу,- начал Шуйский, - бедный обманутый народ верит ему, проклятому расстриге.

- Как народу не верить, когда правдолюбы на кресте клялись, что царевич истинный, - рассердился Куракин.

Шуйский обнял князя.

- Время ли о клятвах поминать? Потому и клялись, что Годунов сидел на наших шеях. Сидел, как татарин!

- Он и был татарин! - сказал Голицын. - Бог с ним с Годуновым. Православие надо спасать от царя-еретика.

- Как от него избавишься? - повздыхал Куракин. - Убить - вот и все избавление.

-Убить!- твердо сказал Шуйский.- Убить до свадьбы! Невеста явится с целым войском.

- Дадим же обет заодно стоять, - перекрестился Куракин,- Не мстить за обиды, за прежние козни, коли кто из нас в царях будет.

Шуйский наклонился над распятием, лежащим на крошечном алтаре, поцеловал.

- Даю обет не мстить, не обижать, коли Бог в мою сторону поглядит. Даю обет - править царством по общему совету, общим согласием...

Голицын и Куракин повторили клятву.

Троекратное истовое целование завершило тот странный сговор.

Глубокой ночью дом Василия Шуйского наполнился людьми. Были его братья Иван и Дмитрий, племяш Михаил Васильевич Стопин-Шуйский, был боярин Борис Петрович Татев и только что возвращенный из ссылки думный дворянин Михаил Игнатьевич Татищев, были дворяне Иван Безобразов, Валуев, Воейков, стрелецкие сотники, пятидесятники, игумны, протопопы.

Столы даже скатертями не застелили - не до еды, не до питья.

Князь Василий вышел к своим поздним гостям, держа в руках "Псалтырь", открыл, прочитал:

- "Господи, услыши молитву мою, и вопль мой к Тебе на придет. Не отврати лица Твоего от меня. В день скорби моей приклони ко мне ухо Твое. В день, когда призову Тебя, скоро услышь меня. Яко исчезли яко дым дни мои, и кости мои обожжены яко головня."

Положил книгу на стол, положил на книгу руки и говорил тихим голосом. И не дышали сидевшие за столом, ибо жутко было слышать.