Страница 3 из 3
В отчаянии он кинулся вон из дома и вернулся лишь наутро.
– Ну и вид! – сказала она, когда он распахнул дверь в комнату. -Где ты был? Похоже, ты неплохо повеселился.
Костюм его был помят и испачкан, а глаза налились кровью.
– Да, повеселился, – ответил он. – Я напился пьяным и, если хочешь знать, изменил тебе.
– В добрый час, – сказала она. – И как это тебе понравилось, любимый?
Он набросился на нее с кулаками и повалил на кровать.
– Будешь ты со мной разговаривать? – кричал он. – Или я убью тебя!
– Пощади, – простонала она. – Я буду говорить! Я тебе расскажу все, что захочешь, только отпусти меня. Садись за стол, я буду тебе диктовать.
Опьяненный победой, он, пошатываясь, подошел к столу и сел спиной к ней; в ушах у него раздавалась ликующая музыка, слова так быстро слетали с ее губ, что он не поспевал за ними; наконец все смешалось.
– Погоди, – сказал он, – я не уловил смысла последней фразы. О чем ты говорила?
Но она не ответила, в комнате царила необычная тишина. Он медленно обернулся и увидел, что ее нет: она выскользнула за дверь так тихо, что он даже не заметил. Полный недобрых предчувствий, он стал перечитывать то, что записал; как он и боялся, все это были лишь пустые, бессвязные слова. Он изорвал записи в клочки и сжег их в печке, потом лег и забылся тяжелым сном – надо избавиться от этого отчаяния, лучше всего не просыпаться вовсе, ведь ясно, что она больше никогда не вернется к нему.
Но когда он проснулся, она лежала рядом, улыбаясь своей тихой и сонной улыбкой. Он невольно потянулся к ней, поцеловал ее в затылок и нежно, едва касаясь, провел пальцами вдоль позвоночника. Вдруг она открыла глаза и стала говорить, как будто во сне.
– Я люблю тебя,– шептала она. – Слышишь, я твоя. Только поверь мне, и тогда можешь требовать все, что пожелаешь. Требуй от меня что угодно, любимый, я буду только счастлива. Хочешь, я исчезну и стану тобой? Растворюсь в тебе, буду смотреть твоими глазами, говорить твоими устами?
– Да, – прошептал он в ответ. – Я требую этого. Слышишь, твой господин этого требует.
И он почувствовал, что перед ним раскрылся мир, он огляделся по сторонам и преисполнился удивления; ему показалось, будто он спал долгие годы, спал с самого своего детства, и вот теперь наконец проснулся. Он вспомнил все, что рассказала ему Кора в то первое утро, все вспомнил и все понял, он уже сидел и писал. Он улыбался – как все просто. Он думал, что все так сложно и серьезно, а в действительности это оказалось похожим на игру – все равно что катать обруч, крутить волчок или спускать на воду камышовый кораблик, доверив его ветру. Он играл так много часов, но потом ему надоело. Тогда он разбудил Кору.
– Вставай, – сказал он. – Мне скучно, и я голоден.
Теперь они уже не расставались. Их жизнь вошла в определенную колею. Каждый день в одно и то же время они ели, спали, каждый день совершали прогулки по одному и тому же маршруту, сторонясь случайных прохожих, они говорили только друг с другом или вместе молчали. Этого им было вполне достаточно. Но она уже не была для него такой новой и необычной. Теперь ему иногда бывало с ней скучно. Он не хотел признаться в этом даже самому себе, но все же скучал и потому становился ворчливым и раздражительным.
– Что за пошлую чепуху ты несешь? – сказал он. – И, кстати, вчера ты говорила совершенно другое. Я думал, что ты умная, а ты, оказывается, глупая. Глупая и пустая.
Она обиделась и умолкла, но он все обратил в шутку:
– Неужели ты не понимаешь, я не то хотел сказать! Ведь я бы не смог жить без тебя, я бы превратился в свою тень…
Но через несколько недель, когда она потребовала у него денег, он снова вышел из себя.
– У меня нет денег! – отрезал он. – И я совершенно не знаю, где их взять. Авансов мне больше не дают. Что прикажешь теперь делать?
Но она не отвечала, она сидела в углу, уставясь в пол, как будто стыдясь за него. Он пришел в исступление; меря шагами комнату, он бросал ей в лицо самые обидные слова, которые только мог придумать:
– Я и так уже истратил на тебя слишком много денег. Бог знает зачем я это делаю, ведь, в сущности, ты и сама понимаешь, что не пара мне. И не строй из себя обиженную, это тебя не красит. Ты уже не так молода, можешь мне поверить, и похожа на старую деву. Думаешь, приятно месяц за месяцем торчать с тобой наедине? Мне просто необходима какая-то перемена.
Теперь он мог позволить себе так говорить, ибо знал, что она слишком зависит от него, чтобы уйти. И все же сердце его обливалось кровью, ведь на самом деле он все еще любил ее и ненавидел лишь самого себя. Он неистовствовал так довольно долго, казалось, весь мир рушится и превращается в сплошную кровоточащую рану. Наконец он бросился перед ней на колени.
– Прости меня, – умолял он,– я сам не знаю, что говорю. Я не могу без тебя, слышишь? Останься со мной! Поговори со мной! – Он уткнулся лицом в ее колени, она погладила его по волосам и простила его.
Однажды он ушел в город без нее, ушел потихоньку, пока она еще спала. Весь день он без цели бродил по улицам; совесть у него была нечиста, но ему нужно было побыть одному, посмотреть на других людей, услышать их речь. Он долго стоял у бюро путешествий и разглядывал пестрые плакаты с видами дальних стран, как вдруг на пустынной площади увидел юную девушку в голубом платье. Ее глаза, тоже голубые, были затуманены тоской. Ему показалось, что когда-то он был с нею знаком и знал, как ее зовут, только никак не мог вспомнить ее имени, хотя долго стоял и смотрел ей вслед. Она моложе Коры, отметил он про себя, гораздо моложе и красивее.
Он думал, что дома его ждут бесконечные упреки, но, к его удивлению, она спокойно сидела за его столом и листала пухлую рукопись.
– Все уже почти готово,– сказал он,– не хватает только конца. Весь день я пытался его придумать.
Он не решался взглянуть ей в глаза, ведь это была ложь: весь день он думал о девушке в голубом платье. Кора не ответила ему, продолжая читать. В раздражении он забегал взад-вперед по комнате.
– Я знаю, что ты думаешь. Тебе кажется, что книга мне не удалась, и ты, наверное, хочешь, чтобы я все переделал. Но я не буду. Просто припишу конец и отправлю. Нам, видимо, лучше расстаться, ты только мешаешь мне. Пока ты здесь, я не могу закончить книгу…
Она продолжала читать, не поднимая головы, переворачивая страницу за страницей, и не глядела на него. Он даже не был уверен, что она слышала его слова. Она никогда не уйдет от меня, подумал он и сжал кулаки в карманах. Я не избавлюсь от нее до конца жизни.
Но на следующее утро она исчезла. Едва он открыл глаза, ему стало ясно: она сложила свои вещи и ушла, даже не разбудив его. Он встал с постели, чтобы посмотреть, не оставила ли она какой-нибудь записки, но она исчезла без следа. Он подошел к окну, посмотрел на поля, на лес; достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что и там тоже ее нет. Она уехала куда-то далеко, туда, где он никогда не был и не будет.
Он долго стоял обескураженный. Как он ждал этой минуты, ведь она была для него и смертью, и возрождением, и вот теперь, когда эта минута наконец наступила, он ничего не чувствовал. Ни боли, ни облегчения – ничего, кроме пустоты. Оставалось лишь запечатать рукопись и надписать на конверте адрес, но даже эта малость казалась непреодолимо трудной: чтобы сделать это, ему понадобилось несколько часов. Потом он лег в постель и снова уснул.
Спустя несколько месяцев он ходил взад-вперед по другой меблированной комнате, которую снял на зиму в другом городе. Он размышлял о многом, иногда и о Коре. А ведь все могло быть так хорошо, думал он, если б я только сумел в этом разобраться. Если бы я тогда знал женщин так, как знаю сейчас. Мне уже не вернуть ее, она для меня потеряна навеки. Но может быть, в следующий раз…
С этими мыслями он остановился у окна и взглянул на улицу. Это была широкая улица, по которой нескончаемым потоком шли люди, и вдруг в гуще потока мелькнуло голубое платье. Оно исчезло прежде, чем он сумел понять, что это, и если бы он не знал ее раньше, то никогда бы не поверил, что она – живая и он видит ее наяву. Но он был знаком с ней и знал, как ее зовут. Ведь это была она – та, которую он любил и о которой мечтал еще мальчишкой…