Убийство в 'Долине царей'

-- С меня бутылка пива, -- бросив записывать, сказал мой сосед.

Кашлин хмыкнул презрительно, достал из внутреннего кармана початую бутылку коньяка и выпил со стакан из горлышка. Потом он попытался угостить меня остатками, а потом и корреспондента -подонками.

-- Зачем вы так пьете? -- удивился тот. -- Я не куплю вам бутылку пива. Лучше подарю книгу Поля Брэгга о здоровом образе жизни.

-- Это который не пил, не курил, не ел и хранил в баночках мочу разных дней выдержки? -- спросил Кашлин.

-- Зато когда он умер в девяносто лет и в морге вскрыли его труп, то все внутренние органы оказались абсолютно здоровы.

-- Он мог бы есть, пить, курить и писать в унитаз, -сказал Кашлин, -- и когда в морге вскрыли бы его труп и нашли все органы абсолютно больными, старик вряд ли бы расстроился.

-- Но он умер не своей смертью!

-- А чьей? -- удивился Кашлин.

-- Ладно, -- сказал я корреспонденту. -- Иди домой, нам серьезно поговорить надо.

Он наконец-то ушел, и я сразу отдал его стул, чтобы к нам никто не подсел из толпившихся у стойки.

-- Сегодня во всех газетах читаю свой телефон, -- сказала Размахаева. -- Как вы думаете, какой подлец устроил эту провокацию?

-- Печать запаздывает, -- посетовал я. -- Кстати, документы нашлись.

-- Но почему вы дали мой телефон?

-- Потому что он с определителем номера, а вы заинтересованы в том, чтобы убийца Шекельграббера был наказан.

-- Откуда такая уверенность?

Кашлин уронил голову на стол и заснул, пуская слюни изо рта.

-- Хорош адвокат! -- повторился я. -- Но займемся делом. Итак, Терентьевич -- злодей, убил вашего любовника.

-- Я пошутила.

-- А почему так плоско?

-- Так получилось.

-- Мне надоело с вами возиться, -- решил я быть грубым. -Или выкладывайте все начистоту, или я пошел домой.

-- Мне необходимо, чтобы Терентьевича выслали из страны, как можно дальше от меня, -- сказала Размахаева. -- За это я готова платить. Что вам еще не ясно?

-- Причина.

-- Вам ее знать необязательно.

-- Обязательно.

-- Это никак не связано с Шекельграббером.

-- Но может быть связано с Поглощаевым, Горчицыным или со мной?

Видимо, заслышав знакомые фамилии, Кашлин неожиданно приподнял голову и пролепетал:

-- Вода из Элефантины, сода из Бубастиса, молоко из города Кимы и сок лавзонии из страны Куш -- вот что должен был достать Поглощаев для полноценного бальзамирования Шекельграббера.

Размахаева погладила его по голове и сказала:

-- Спи давай.

Он послушно заснул.

-- Сознайтесь, вы любите Терентьевича.

-- Нет, -- ответила она, -- я люблю другого. А Терентьевича я уважаю как очень порядочного человека и желаю ему добра.

-- Так в чем причина?

-- Видите ли, -- помялась она немного, -- все мужчины, с которыми я близко общалась, кончали очень плохо. А я ничего не могла с этим поделать. Мне жаль Терентьевича, и я пытаюсь ему помочь.

-- Роковая женщина?

В ответ она пожала плечами.

-- Что же случалось с вашими мужчинами? Какая собака Баскервилей кусала их до бешенства? Муж с ума сошел не по своей воле, первый любовник до сих пор в тюрьме, два других просто сгинули как-то вдруг, без объяснений. Правда, потом я одного случайно встретила, но он от меня шарахнулся в сторону. Ну а Шекельграббера вот взяли и убили. Что теперь с Терентьевичем будет -- ума не приложу... Так вы мне поможете?

-- Нет.

-- Почему?

-- Не вижу смысла.

-- А-а, вы собираетесь использовать Терентьевича как приманку и покончить со мной, как с роковой женщиной, раз и навсегда.

-- Очень может быть.

-- Я вас недооценила.

-- А я вас переоценил и не хочу развенчивать.

Лучше б я промолчал. От такого взгляда, каким ошпарила меня Размахаева, обычно прячутся под стол. Но я следил за ее пальцами, ловя момент, когда они начнут царапать мою физиономию, и взгляд благополучно прошел боком. Неожиданно Кашлин поднял голову и пробормотал:

-- Первым к Картеру и Карнарвону пришел Безенчук, чтобы купить патент на саван Тутанхамона. Но мне непонятно, то есть мне понятно, когда просто двоится в глазах, но когда ты сам двоишься в зеркале! -- это не зеркало, это недоразумение.

-- Ему надо в кровать, -- сказал я.

-- Я отвезу, -- ответила она.

-- Вам помочь?

-- Не первый раз.

Тут только я сообразил, кого Размахаева любит на самом деле, если вообще способна на какие-то чувства. Сообразил и пошел домой от греха подальше...

Утром я забрел к Квочкину. Накануне тот опять смотрел американский боевик, потому что носился по дежурке, как угорелый, и кричал:

-- Сейчас я кому-нибудь задницу надеру!

Меня он тоже встретил "классическим" вопросом:

-- У тебя все хорошо?

-- Лучше-хуже некуда, -- ответил я. -- Оказывается, у Размахаевой был муж. По моим данным, он сошел с ума. Нельзя ли выяснить, где он находится?

-- Как фамилия?

-- Должна быть Размахаев.

-- Позвони через пару часов...

Тогда, коротая время, я завернул к паталогоанатому-массажисту. Не очень-то он мне обрадовался и дверь открыл со скрипом. Я думал, что наткнусь на любовника, которого легко опознаю среди подозреваемых, но Горчицын был в квартире один.

-- Подарили Кувыркалкиной букет от моего имени?

-- Подарил.

-- А она что?

-- Взяла, -- ответил он вяло.

Мы помолчали, думая каждый о своем.

-- Чай пить будете? -- спросил Горчицын, убирая паузу.

Я не смог побороть отвращения и отказался. В следующий раз буду ходить к "голубым" со своей чашкой и заваркой.

-- Зачем вы соврали мне про деда с пуделем в бане?

-- Я не врал.

-- Врали, как сивый мерин.

-- Нет.

-- Так можно препираться до следующего утра, а утром продолжить, -- сказал я. -- Послушайте, Горчицын, в ваших интересах рассказать мне все, что знаете и о чем строите догадки, ибо всякое отмалчивание и увиливание тормозит следствие и наводит на ненужные подозрения. Вас можно привлечь к ответственности на основании соответствующей статьи Уголовного кодекса и временно поместить в Лефортовский изолятор. чему вы вряд ли обрадуетесь, если, конечно, не мазохист. Итак, вы знаете убийцу?

-- Не знаю.

-- Но догадываетесь?

Он неопределенно пожал плечами.

-- Откуда вам известен Заклепкин?

-- Какой Заклепкин?