Убийство в 'Долине царей'

Видимо, Квочкин насмотрелся американских боевиков, где выпивают раз десять по ходу фильма, и решил вести себя соответственно, чтобы стать лихим парнем.

В кабинете я протянул ему пятитысячную бумажку.

-- Что это? -- не понял он.

-- Навыдов дал взятку, чтобы я от него отвязался.

-- Кто такой? -- спросил Квочкин.

Я объяснил.

-- А-а, это хорошо. Ерунда, а приятно, потому что с неба, -- сказал он и сунул купюру в кобуру.

Совершенно непонятно, что он будет доставать при аресте бандитов. Тем более денег у них все равно больше.

-- Тут еще такое дело, -- сказал я, -- Размахаева, экс-любовница Шекельграббера, хочет меня нанять. Якобы ее утомил некий югославский подданный по фамилии Терентьевич. Проходу не дает простой советской шлюхе, обещает жениться при случае.

-- Это уже интересно, -- решил Квочкин. -- Они в тебя поверили.

-- То есть?

-- То есть поверили, что ты всерьез можешь выйти на убийцу, и морочат тебе голову, -- объяснил Квочкин. -- Вот что: денег ты у нее не бери, скажи, мол, есть данные о невиновности Терентьевича, а женихов пусть сама разгоняет. Будет настаивать -- отключим газ. Нет, перекроем кислород, -- и захохотал.

-- Может, все-таки намекнешь, кто тут действующие лица? -спросил я.

-- Намекаю: сиди до первого апреля дома, выключив телефон, а второго позвони мне пораньше и поезжай к Поглощаеву за деньгами.

-- Осталось три дня, -- сказал я.

-- Вот и ладушки.

-- Приказ понял, -- я поднялся.

-- Кстати, -- на прощание сказал Квочкин, -- приехала жена Шекельграббера, я дал ей ключи от его квартиры. Это я сообщаю для информации, а не для того, чтоб ты мучил бедную женщину допросами...

Я вышел из отделения милиции в расстроенных чувствах. Кому приятно ощущать себя болваном? Только на углу вспомнил, что забыл пожаловаться на несправедливый штраф. Но черт с ним. Все равно платить не буду. В повестке написано, что в случае неуплаты взыщут по месту работы. Бог в помощь! Взыскивайте!

До вечера я решил посидеть дома в тишине и спокойствии и зашел в магазин, чтобы купить каких-нибудь продуктов из наличного ассортимента. В голове почему-то гулял стишок Михалкова "Ищут пожарные, ищет милиция"... Непонятно, с чего вдруг вспомнил? Там вроде искали героя, а не убийцу. Там герой был приметный: плечистый и крепкий, в футболке и кепке и еще со значком ГТО. Полгорода его искало, но так много героев тогда расплодилось, что один, конкретный, как сквозь землю провалился. Теперь убийц и потенциальных убийц больше, чем героев тогда. Но самое смешное, что этих убийц никто и не ищет. Хватают мелочь на бытовой почве, а чуть что серьезное -- ищут, где самим спрятаться. Се ля постсоветская ви!.. Исходя из этого, можно заключить, что с мафией Шекельграббер не был связан, иначе бы Квочкин закрыл его дело для собственной безопасности. Это упрощает поиски... А если Шекельграббер все-таки был связан с мафией и поэтому Квочкин прикрылся мною?..

Едва разогрел какое-то подобие котлет, кашей расползшихся по сковороде, едва открыл банку сока, как в дверь позвонили. Я почему-то опять открыл без всяких предосторожностей. На пороге стоял мужчина.

-- Я -- Терентьевич, -- объявил он.

-- Хоть Петрович, -- ответил я.

-- Нет, я все-таки Терентьевич.

-- Вы мне не интересны.

-- Но я хочу объясниться.

-- Вы уже объяснились пару дней назад.

-- Это не совсем то, что я хотел сказать.

-- Конечно, вы сделали без слов. Ладно, заходите, -смирился я. -- Котлеты есть будете?

-- Нет, спасибо.

-- Вы знаете, что в русском доме нельзя отказываться от "Демьяновой ухи"?

-- Хорошо, -- согласился он. -- Покушаю. Немного.

Мы сели за стол.

-- Выпьете? -- спросил я, хотя знал, что в доме нет ни капли.

-- Не пью.

Я испытывал какое-то злорадное удовольствие, когда кормил Терентьевича котлетами из плесневелого хлеба и протухших жил. Он-то привык к другой кухне. Теперь пусть знает, во что обходится аборигенам растаскивание России -- банановой республики мирового сообщества в недалеком будущем.

-- Я люблю Марину, -- сказал он, расправившись с котлетой. Вероятно, только эта мысль и удержала его от рвоты.

"Мне вас жаль", -- хотел сказать я, но передумал.

Вместо этого я сказал:

-- Любовь -- святое и тонкое чувство, а вы отстаиваете ее кулаками. Причем чужими.

-- Мне очень неприятно, -- извинился он. -- Я поступил необдуманно. Просто отстранял от нее мужчин, которые могли напомнить о Шекельграббере. Первый месяц после его смерти она была сама не своя, я боялся за ее здоровье. Только все успокоилось, улеглось, полезли вы с педиком. Мне бы сначала переговорить, а потом действовать, но я человек импульсивный. В голову лезут черт знает какие подозрения. Каждую ночь снится, что она мне изменяет.

-- А она приносила вам обет верности?

-- Я могу только об этом мечтать.

-- Почему вы не натравили своих орлов на Поглощаева?

Он замолчал и надолго.

-- Признайтесь, что это вы убили Шекельграббера, потеряв над собой контроль в припадке ревности, и я дам вам три дня, чтобы уехать из России, -- предложил я.

-- Я уже давно никого не убивал, -- ответил он.

-- Зачем же вы пришли?

-- Кажется, вы ничего не поняли, -- сказал он. -- Я пришел извиниться.

-- И все?!

-- Все, -- ответил он и хлопнул входной дверью.

Дурак! Мог бы по телефону извиниться. Интересно, почему его так смутил вопрос о Поглощаеве? Зачем меня нанял этот счетовод, торгующий содой и соком редьки? От кого он хотел избавиться моими руками? Пока у меня один ответ -- от всех сразу...

Ближе к вечеру я собрался с духом, позвонил Поглощаеву и спросил в лоб:

-- Несколько дней назад вы ездили к Размахаевой. Зачем?

-- Она просила, чтобы я вас уволил под каким-нибудь благовидным предлогом.

-- Ну а вы?

-- Сказал, поздно, теперь это будет выглядеть подозрительно. Да и договор подписан.

-- А какая причина?

-- Не знаю. Что-то тут нечисто, по-моему.

-- Да все вы знаете! Не пойму только, зачем вам надо, чтобы я до всего докапывался сам.

Он в ответ тоже замолчал, как Опрелин и Терентьевич. По-моему, они сговорились играть со мной в молчанку.

-- Дайте мне телефон в ту квартиру, где жил Шекельграббер. Надо побеседовать с его вдовой.