Убийство в 'Долине царей'

Нет ничего удивительного в том, что у подъезда стоял красный "форд". Правда, мало ли в Москве этих подержанных машин, которых теперь через таможню проходит больше, чем через все конвейеры страны. Но я чутьем угадал "форд" Терентьевича. Оставалось ждать и попутно наблюдать жизнь вокруг. Я почему-то был уверен, что сейчас застукаю Квелого или кого-нибудь из этой шушеры. В прошлый раз, когда я шел за Размахаевой, она знала об этом. Значит, кто-то следил за мной и потом "настучал" зиц-вдове. Но от кого ее охраняют? От всех мужиков подряд, что ли? Проще ходить по улицам, спрашивать, есть ли деньги? -- и в случае утвердительного ответа сразу бить морду за умозрительную возможность полового контакта с Размахаевой.

Правота моя довольно быстро подтвердилась. Наблюдая жизнь вокруг, я заметил, что за мной исподтишка наблюдает гробокопатель Навыдов. Это было неожиданно. Ну ему-то на кой черт было ввязываться? Прекрасная, хорошо оплачиваемая работа на свежем воздухе, дармовая выпивка, нетребовательные клиенты, затихшие или в слезах, и вдруг -- филерство по совместительству. Я решил ускорить развязку и пошел к Навыдову. Он отвернулся и сделал вид, будто играет с малышом в песочнице, но бдительная бабушка, видимо, начитавшись газетных статей о насильниках, прогнала его.

-- Не ожидал вас здесь встретить, -- сказал я. -- Что, в соседнем подъезде кто-то умер? Нужно снять мерку?

-- Иди своей дорогой, -- пробурчал он.

-- Я всегда хожу своей дорогой, но почему-то на ней меня подкарауливают странные люди и бьют, недолго думая.

Он отвернулся.

-- Так нечестно, Навыдов. Вы следили за мной, я вас "проколол" и теперь имею право задать несколько нескромных вопросов.

-- Я за тобой не следил, я тут живу.

-- Странно, мне казалось, что вы живете в Бирюлево. Так, по крайней мере, написано в вашем паспорте.

-- Что тебе надо?

-- Помните меня? Мы учились в одном институте. Не помните? Но это неважно, -- сказал я. -- Кто из ваших друзей в бригаде мастер бить с левой? А главное, за что? Меня, потом Горчицына. Кто следующий?

-- Слушай, ты, -- рявкнул он, -- я сейчас милицию позову.

-- А я скажу, что ты крадешь детей и насилуешь, и вот эта бабушка подтвердит. И милиционеры мне поверят, как частному сыщику, который давно тебя "вычислил" и, наконец, схватил с поличным.

Он стал поспешно уходить.

-- Караул! -- закричал я.

Навыдов встал.

-- Отстань от меня, -- сказал он. -- Говорят тебе русским языком: ты мне не нужен. Я шел к одному человеку.

-- Неужели вам не хватает денег, Навыдов? -- я снова взял официальный тон. -- Неужели Терентьевич платит так много за охрану своей персоны?

-- Чтоб ты понимал!

-- Так объясните. Я не из дураков.

-- Мы общаемся бескорыстно.

-- Мы -- это кто? Коллеги с кладбища?

-- Нет, я один оттуда. Остальные из других мест.

-- А зачем его охранять?

-- Так просто.

-- Логично. И все-таки?

-- Да никто его не охраняет!

-- Вы меня интригуете, как девушку. Тут явно какая-то тайна.

-- Ладно, попробую объяснить, -- снизошел он. -- Ты кто по убеждениям?

-- Знаете, Навыдов, я в политике, как свинья во фруктах. Мое нелегкое дело -- ловить преступников на каждом шагу.

-- Ну, про войну в Сербии ты-то слышал?

-- Краем уха. Как и про Нагорный Карабах. До сих пор не разберу, кто там воюет.

-- А еще журналист!

-- Откуда вы знаете?

-- Да ты один тут дурак набитый! -- рявкнул он. -- Бродишь впотьмах, вынюхиваешь, сам не знаешь чего, хотя у каждого на роже все написано.

-- Почему? Я вынюхиваю вполне конкретного человека, которым можете оказаться и вы, потому что имеете необходимые задатки.

-- Не могу, это не я.

-- А кто?

Он хмыкнул.

-- Ладно, -- решил я блефануть. -- Я вас задерживаю. Пойдемте, ордер на арест я оформлю на месте. Вздумаете бежать, буду стрелять по ногам, а так как стреляю я из рук вон плохо, то могу попасть и в голову.

-- Слушай, -- предложил Навыдов, -- сколько тебе надо, чтобы ты отвалил и забыл про меня?

-- Двадцать пять тысяч, -- прикинул я.

-- У меня только десять, -- ответил он.

-- Давайте, -- согласился я, -- и рассказывайте все, что знаете и думаете.

Мы присели возле песочницы напротив бабушки.

-- Рассказывать особо нечего. Я и еще несколько ребят записались добровольцами в Сербию. Терентьевич скоро уезжает и заберет нас.

-- Неужели наемнику платят больше, чем землекопу на кладбище?

-- Тут дело совести. Тебе не понять.

-- А при чем тут Шекельграббер? -- спросил я.

-- Шекельграббер тут совершенно не при чем.

-- И вы дали мне десять тысяч, чтобы поведать о своей поездке в бывшую СФРЮ? -- удивился я. -- Ладно, а Размахаева с какого бока?

-- Это личное дело Терентьевича.

-- Что ж он личные дела решает вашими совестливыми славянскими кулаками?

Навыдов не нашел ответа.

-- Хорош гусь, нечего сказать, -- решил я за него. -- А если в Сербии Терентьевич огород свой копать заставит?

Я заметил, что Навыдов еле сдерживается, чтобы не наброситься на меня с кулаками, и встал, дружелюбно похлопав по плечу.

-- Когда отъезд? -- спросил я.

-- Билетов еще нет, -- буркнул он.

-- Повезло вам с этой войной, Навыдов, -- сказал я. -- Лет пять назад вы бы уже лес в тайге валили. По совести и без права переписки. А в нынешнем бардаке армия исчезнет -- никто внимания не обратит. Не то что работник кладбища. Может, и мне рвануть в какую-нибудь Эфиопию, помочь родственникам Пушкина? Нет ли у вас на примете знакомого эфиопа-вербовщика? Я мог бы организовать пару установок "Град", на худой конец, танковый корпус. Списали бы по конверсии как гуманитарную помощь металлоломом и вперед на Аддис-Абебу! Только запевай: "И боец молодой вдруг поник головой..."

Навыдов уже побагровел и сжал кулаки. Я решил больше не испытывать его больное терпение. В конце концов, вряд ли оно адское...

По дороге домой проанализировал наш разговор и понял, что Терентьевича со счета сбрасывать пока рано. От таких революционеров чего хочешь можно ожидать. Чем джентльмен отличается от горе-патриота с оскорбленным чувством национального сознания? Джентльмен умеет и может за себя постоять, патриот же стоит за себя горой даже тогда, когда в этом нет никакой необходимости. Сам факт, что его нечаянно толкнули локтем в очереди, он рассматривает как вызов своему маленькому угнетенному народу. И если джентльмен вызовет обидчика на дуэль, то патриот сразу даст по голове гаечным ключом. Допустим, Шекельграббер сказал в шутку: "Эх ты, серб недоделанный!" -- Терентьевич убил бы его, не задумываясь, мстя за сожженные хорватами деревни. Но убил бы сразу, а не спустя неделю и не мороча голову кражей документов, которые, как я уже выяснил, украл не он, а Заклепкин.