Зачёт

Виталий Каплан

ЗАЧЁТ

Вариация на тему

1

Тень от большой сосны чуть сместилась, и солнце своими острыми зеленоватыми лучами ударило по закрытым глазам. Ну что ж, значит, пора отсюда уходить. А так не хочется! В старом лесу забываешь обо всем, сидишь, привалившись к теплому стволу, и сам не понимаешь — то ли снится тебе все это, то ли наяву. Кажется, само время здесь течет как-то не так, не по-городскому. Огромные сосны тянутся в белесое от жара небо точно скрюченные пальцы, островки густой травы неподвижны — лишь изредка тронет ее ветер, и тогда по всему островку побежит быстрая волна. В душном воздухе что-то изменится, то ли звон едва слышный почудится, то ли шелест чьих-то крыльев. А потом — снова тишина, снова духота и неподвижный солнечный диск. В такое время все звуки в лесу смолкают — полдень, сон, забвение. После, уже к вечеру, когда жара схлынет — вот тогда птичьи крики заполнят вязкое лесное пространство, затрещат ночные насекомые, тогда начнется странная, скрытая от постороннего глаза жизнь.

Жаль, конечно, возвращаться в город. Опять надевать до смерти надоевшую маску, дышать гнусными испарениями, притворяться. А что поделаешь? Не для того же он здесь, чтобы полтора года гулять по древним лесам и дремать на полуденном солнышке. Дело, разумеется, превыше всего. Тем более, времени у него в обрез. До города самым быстрым шагом часа полтора, а нужно еще столько всего успеть.

Во-первых, рынок. Закупиться всем необходимым дня на три, а может, и больше. Это значит, обойти все ряды, ища самые дешевые цены. Старик патологически бережлив, и если потратить хоть на грош больше, чем ему кажется допустимым, опять развопится, опять начнет нудные проповеди, которые, к сожалению, придется слушать — Старик нуждается в аудитории и зорко следит за реакцией своих жертв. Может, еще и за палку возьмется — ну, не в первый раз, а все равно. Надоело до чертиков изображать смирение. До чего же подмывает ему ответить! Но нельзя. Стисни зубы, терпи, приспосабливайся. Два месяца всего осталось, это же ерунда, это же всего ничего. Семечки. Так утешают все они — Главный Наблюдатель, Наставник, консультант по адаптации. Все их слова, разумеется, верны, разумеется, ему по силам выдержать и большее. Все так. Но побыли бы они в его шкуре, пообщались бы с его милым Старичком… Впрочем, это несправедливо. В свое время они испытали здесь и не такое. По сравнению с тем, что вытерпели они, мудрые и опытные, полуторагодичный зачет — и впрямь семечки. Только вот давно это было, а значит, быльем поросло. Сидят на спутниковой базе, в нормальных условиях — и советуют. А советовать легко, даже если и советы правильные.

Ладно, хватит нытья. Значит, так. После рынка — убраться в конюшне, задать корму всей живности. Это минимум на час работы. Живности-то много. Старик редко ездит, и недалеко, но и лошади есть, и мулы, и даже был в свое время настоящий боевой верблюд из Южного Предела — кто-то из тамошней епархии подарил Старику. Ну, эта зверюга недолго прожила в конюшне. Пользы, как заметил Старик, от нее никакой, а всех лошадей умудрилась перекусать, старого конюха Елланту лягнула в живот — бедняга до сих пор лечится, таскается по знахарям — и разумеется, без толку. Так что продал Старик боевого южного верблюда, и даже не слишком торговался.

И наконец, последнее — прибраться в доме. Тоже работка не на минутку. Дом огромный, Старик скупой, слуг всего двое — он, Хенг, да кухарка Митрана, она же прачка, она же и все остальное. Но на нем — дом, подворье, закупки — самая тяжелая работа. Иногда Хенгу казалось, что это и к лучшему — когда руки постоянно делом заняты, время течет незаметно, да и тоскливые мысли в усталую голову реже приходят… А Старик весьма придирчив, каждой вещи он определил точно положенное, неизменное место, не дай Бог что-нибудь сдвинуть, переставить — скандал века!

И если учесть, что сегодня Старик приходит из Ведомства к заходу солнца, то очень даже можно не успеть управиться с уборкой. Этого Старик уж точно не вынесет. Обязательно возьмется за свою трость. В последнее время нервы у него сдали, чуть что — дерется, а после приходит в себя и даже извиняется за горячность. Редчайшее в здешнем мире явление. После зачета нужно бы у ребят поинтересоваться — часто ли в подобных обстоятельствах слышали они извинения?

Ну, а вечером, когда Старик угомонится, поужинает и начнет свое нескончаемое молитвословие, можно будет и смотаться. К ней, к Алосте. Тетка ее, скорее всего, отправится к соседке Нейтеле, там они станут прясть и делиться друг с дружкой ужасными историями про многочисленную здешнюю нечисть. И это значит, Алоста до ночи свободна.

Хенг улыбнулся и легко вскочил на ноги. Пора идти. Время поджимает. Полтора часа до города. Гигантское расстояние. Полторы минуты лета. Или телепортация. Ноль целых, ноль десятых. Кажется, какие-то стотысячные доли. Но нельзя. Приспосабливаемся. Ничем не выделяемся. Соблюдаем все правила и инструкции. Какие мы, однако, молодцы. Примерные стажеры. Зачет зарабатываем.

2

О том, что в мире есть Алоста, Хенг узнал зимой. Получается, меньше чем полгода назад. По здешним правилам, всего-ничего. Но это если по здешним. Сейчас Хенгу казалось, что она была всегда. Он не мог представить себе мир, где ее нет. Такой мир просто-напросто не имел права на существование, потому что все в нем тогда — бессмысленно.

Сейчас даже подумать странно, что больше года он жил с ней рядом, на соседних улицах — и не замечал. Нет, конечно, видел ее не раз, узнавал в лицо. Разумеется, не здоровался с ней — по здешним меркам, это неприлично, если женщина не замужем. Он знал, что она со Змеиной улицы, знал, что живет со старой и больной теткой, а может, и не теткой — поди разбери. Но уж пожилая Конинте-ра точно не могла быть ей матерью. Просто по возрасту не получалось. Хотя здесь женщины стареют рано — такая жизнь. Сама Алоста называла ее тетушкой, но это принятое обращение. Точно так же она называла и соседок. Хенг, разумеется, подробности не выспрашивал. Захочет — расскажет, ей виднее. Конечно, он не раз и не два слышал про нее — приблудная. Собственно, с этого все у них и началось.

Тогда, морозным днем, полгода назад. Точнее, вечером — солнце уже садилось, и сугробы, облитые слабыми, нежно-зелеными лучами казались ненастоящими. Оно и понятно — за год к зеленому солнцу не привыкнешь. Как ни пытайся, как ни адаптируйся.

Он шел с базара, закупился на неделю вперед, левое плечо резала перевязь с огромными сумками. Настроение было какое-то странное. Или он слишком устал от суматошного дня, или и в самом деле отключился. Шел, насвистывал мотивчик — тут, в Олларе, встречались довольно красивые мелодии.

Крики он услышал, когда до дома оставалось всего-ничего — пройти небольшую улочку и повернуть. И сперва не обратил внимание — мало ли кто и зачем кричит? В Олларе это не редкость. Может, хозяин бранит слуг, или мужики, выйдя из пивной, чего-то не поделили. Это ведь только в первый месяц все казалось интересным, достойным внимания. Экзотика. Он сам не мог понять, когда вся эта экзотика надоела хуже горькой редьки. Но, видимо, очень скоро.

Все же Хенг решил поглядеть, в чем тут дело. Перекинув поудобнее перевязь, он зашагал быстрее.

И увидел прижатую к забору Алосту. Тогда он еще не знал, как ее звать — просто девчонка с соседней улицы, ничего особенного. Возле Алосты суетилось четверо незнакомых парней — двое держали ее за руки, а третий, чертыхаясь, рвал на ней платье.

Думать и прикидывать было некогда. И так ясно, что к чему. Сбросив с плеча сумки, он прыгнул в холодный вечерний воздух. Дальше все пошло на автомате. Короткие рубящие удары обеими руками сразу, под основания шей — и двое, отпустив девчонку, барахтаются в сугробе, хрипло воя, безуспешно пытаются встать. Коленом в низ живота, тут же круговой в висок — и третий парень, тот, что рвал ей платье, в соседнем сугробе. С четвертым разбираться и не пришлось — он вовремя задал стрекача.