Страница 2 из 6
Самое смешное — что шучу.
А вот мой сосед по комнате, Петро, в комнате почти и не бывает. А когда бывает, делится впечатлениями. Ну, воодушевленно говорит Петро, помогает-то она, только треск стоит, и слышь, Коля, платочек носовой подстелила, чтоб простыню не замарать!
На этот раз он это о носатой расплывшейся бабище неопределенного возраста. Петро, говорю я ему, ты бы хоть количество качеством заменил, что ли!
— Тебе врачи какой режим прописали? — спрашивает Петро.
— Щадяще-тренирующий.
— А мне — постельный! — и Петро, чрезвычайно довольный, валится на койку, и хлопает ладонями по пузу, и блажит:
Эх, Петро! Мужские достоинства не между ног висят: в основном они находятся совсем в другом месте. Но дело даже не в этом. Вот стоит троллейбус, вот бежит советская гражданка. Успела. Отпыхивается. Смеется. Счастлива. И вот за это мне ее хочется придушить:[8] за то, что для счастья ей надо так мало.
2
На скалу-то я сел, а поискаться не удастся. Некстати показались две мадамы. Одной, рыжей, недалеко за тридцать и, кстати, у нее неплохая попка. Второй далеко за сорок, но тоже еще очень даже — в форме и формах.[9] И как их только занесло сюда — в этакую рань? Не дай бог, загрызут.
Вот как-то на второй или третий день отдыхал я после радоновой ванны, и вышел, сонный, в коридор. Солнце бъет прямо в глаза, а между мной и окном следует особь женского пола: «О, какие тут мужчины скрываются! И что же они тут делают?» И так ее силуэт был строен и изящен, и так пышны волосы, и такой грудной у нее был голос, что я не успел сгруппироваться, и начал весьма игриво: «Они там лежат и ждут…», но тут мы вошли в полутемный переход, и я увидел ее морщинистое лицо, и на полуфразе свалил налево. И правильно сделал, а то был бы изнасилован прямо в коридоре.
А как-то возвращался из леса, танцы были в разгаре, и дернул меня черт посмотреть на этот невольничий рынок. И был как раз белый танец, и я был немедленно приглашен, хотя и был в кедах и футболке, хотя и врал, что не умею — но не отбился, и топтался четыре с половиной минуты в обнимку с чем-то тестообразным, отвечая на вопросы в соответствии с писанием: («И пусть будет ответ твой да — да, нет — нет, а что сверх того — от лукавого».)
Или вот три тетки — соседки в столовой. Они за меня сильно переживают и считают не то импотентом, не то голубым. Одна, не помню как зовут, та, что три раза в день выдает подробные сводки со своих любовных фронтов (а она открыла и сразу два), спросила вчера напрямик: ну а вы, молодой человек, что все один да один? А вы что, хочете, спросил я. Приходите, сказал я.
Вот так и выдал: хочете, а не хотите. Для большей усвояемости. Любимая манера — прикинуться валенком. Ну и добился своего: она перестала со мной разговаривать. И очень хорошо. А то скоро она начнет рассказывать, какими именно из 296 различных способов ей там щекотят клитор. Не уверен, что это хорошо сказалось бы на моем аппетите.
Другая тетка, тоже забываю, как зовут,[10] потом выговаривала мне. Ну, к этой я отношусь нормально, я ей и сказал нормально. Разводите тут любовь с большой дороги, сказал я. Цветы, свидания, измены — прям как на самом деле. А вы знаете, сказала эта тетка (забыл, как звать), муж-то мой мне ласковых слов не говорит. А этот, сказал я, для души говорит или для дела? А мне-то какая разница, сказала она.
Ноу комментс.[11]
3
Ну вот, мадамы уже рядом. Вот эта, постарше, сейчас вцепится. Технология знакомства:[12] «Вы не знаете, как пройти до скалы Четыре Брата?». Технология мужская: «Как, вы еще не были на Церковке?»
Так и есть, спросила. И где была моя голова: я не стал отрицать, что иду туда же. Чтоб ты провалилась, тыдра! Сейчас начнется второй тур:
Ну и, конечно, срок. В смысле — сроки. Сроки должны максимально совпадать. Сделаешь заход, а партнер(ша) завтра уедет.
Второй тур начался, и я гаркаю, как в зоне на разводе: «Николай Старков, остеохондроз, десятое пятого тире третье шестого». Старшая озадачилась, а младшая ухмыляется. Оценила. Ух ты, да мы, кажись, с интеллектом! И посмотри, Коля, волосы-то! Ах, какие рыжие! Да какие яркие! Да какие густые![14] Уж не затрепетало ли у тебя что-нибудь, не в груди, так в штанах? Была ли у тебя когда-нибудь рыжая женщина? Однако, нет!
Ну, и не будет. Чего это ты раздухарился? Тем более — на лицо она подкачала. Кожа так себе. И нос. Нос, это самое. Ну, в общем, не фонтан нос.
Петра бы это не остановило. Петро сказал бы: с лица воду не пить, да и потом, сказал бы Петро, в бабе главное не формы, а содержание.[15]
Великий и мудрый Петро! А не приобщиться ли мне к кобелиному племени, а не распустить ли хвост веером, а не порассказывать ли о своих подвигах и приключениях, а не залезть ли на скалу Четыре Брата? То есть, я и так на нее каждый раз залезаю, но для себя, а тут восхищенные зрительницы, и я будто бы оборвусь левой ногой…
Эрзац. Кофе из овса.[16]
Да, но иногда пьешь и из овса. Хочется чего-нибудь такого.[17] Земного-земного.
Так я и полез вам на скалу.
Но, не успели подойти к Четырем Братьям, как эта рыжая, как ящерица, пошла вверх. Мама моя, как она прошла карниз! Мне теперь — хошь не хошь, идти, и тем же маршрутом.
Тыдра, конечно, не полезла, а мы сидим наверху. Вдвоем. Ну и там — антураж. Поет о чем-то зеленое море тайги. Голубеет купол неба. Все, как надо. Герои встречаются глазами. Наезд. Крупный план.
— Вы альпинистка?
— Нет. Но горным туризмом увлекаюсь.
Самая светская беседа. А были ли там? Да. А вот этам? Нет, но собираюсь. А я был. Мы, вообще, оказывается, родственные души. Не пора ли нам по этому поводу в постельку?
А между прочим, она одинока. Тут мне документы не нужны, я таких сразу вижу. Она может быть тихая или разбитная, но — не глаза даже, а поворот головы выдает: одна. С такими я почему-то чувствую себя виноватым. Может, ей предназначался как раз я. Хотя, возможно, ей и повезло — я не подарочек. Но живет же со мной жена — уже который год!
Так вот, она одинока, и это не сотрапезница моя, получившая свободу на двадцать четыре дня и со рвением наставляющая рога своему мужу, нет, это совсем другой случай, и волосы у нее рыжие и, может быть…
Нет, братцы мои. Увольте. Отзыньте. Это же еще хуже.
А эта тыдра, эта старая сводница, вытащила между тем из меня обещание сводить их после обеда к скале Круглой. Я пообещал. Но не приду. Не приду, и все. Мало ли что. Заболел. Ногу сломал. Как раз третью.[18]
8
А вот уже заявка на философию. Обратите внимание: герой хочет придушить гражданку только за то, что ей для счастья надо так мало. Вы не находите, что он ей люто завидует? Опять штрих в ту же копилку — про одиночество. Заметьте также, что про одиночество упоминается чуть ли не в каждом абзаце — чем дальше, тем больше… Хохмы хохмами, а мы подходим всё ближе к сути.
9
Но, кстати, и хохмы неплохие. И все мои — про режим, про достоинства, про курсы, про количество и качество. Песня про радон без мужика, к сожалению, не моя — народная, и куплетов в ней значительно больше, правда, нематерные встречаются очень редко.
10
И еще. Заметьте, как педалируется здесь «забыл, как звать». То есть люди настолько неинтересны герою, что он и их имена-то не запоминает. Попытка героя приблизиться к человечеству начнётся как раз с того, что он запомнит имена…
11
И всё-таки комментс. Все случаи реальные — и про особь, и про танцы, и про трёх теток. Правда, насчёт «хочете» я хотел сказать, но не сказал. То есть герой несколько погрубее меня. Но заметьте опять, какого рожна этому герою надо. Любовь с большой дороги его, видите ли, не устраивает. Ему надо не прям как на самом деле, а на самом деле. Ну, ну, посмотрим, как он себя поведёт, когда это будет на самом деле?
12
Вот по первоначальной идее, рассказ должен был описывать эти курортные технологии. Они достаточно однообразны и сводятся, во первых, к правилам определения подходящего партнёра, во-вторых, к правилам «съёма».
13
Ну, это, конечно, Высоцкий. А то некоторые подумали, что я.
14
Внешность главной героини я почему-то взял от Любаши Федорченко. Реальный прототип был намного бесцветнее…
15
Эта острота тоже моя. Вообще при бессознательном написании неожиданно выперла масса афоризмов, причём неслабых. Но кроме того я, как говаривал Ильф, «ограбил свои записные книжки»: в «Пекин» я вбухал все словечки, фразочки, песенки, накопившиеся за много лет. Вообще, «Пекин» — самый цветистый из моих рассказов, в нём много мелких деталюшечек, не имеющих отношения к делу. Обычно я всё же выбрасываю из рассказа всё, что не касается главной темы. А тут — на тебе! Очень нетипично…
16
Строго говоря, не из овса, а из ячменя. Но вот как-то про овёс лучше выговаривается.
17
Вот. Начинается. Не от мира сего…
18
Обилие не слишком приличных острот привело к тому, что я долго никому рассказ не показывал: на внешнем уровне он казался вообще пошлым и циничным. «Красноярская газета» так его и поняла и разразилась гневной рецензией. Каждый понимает в меру своей испорченности, товарищ Зорий Яхнин!