Хлеб с яблоками

Таиться уже не было смысла. Открыто, не прячась, под проливным дождем Колька и Лешка достигли цели. Вот они – эти злосчастные клубничные грядки дядьки Платона! При вспышках молнии можно было увидеть россыпи крупных красных или почти красных ягод. Но ни на одну из них друзья не польстились. Месть и только месть двигала парнями. Жажда справедливости витала в ночи.

Став на край грядки и, поставив сапоги пятками вместе, носками как можно больше врозь, друзья пошли в наступление на клубнику, не отрывая ног от земли. Они тащили свою обувь по грядке, сминая и вырывая кусты клубники из земли, давили ягоды, превращая грядку в одно грязное сплошное месиво.

Всё! Дело сделано, враг наказан. Справедливость восторжествовала. Остальное доделывал дождь. Он еще сильнее перемешал остатки ягод с землей и водой и как можно надежней смыл следы сапог Кольки и Лешки.

С чувством исполненного долга и осознания торжества справедливости друзья пустились в обратную дорогу.

Встреча с обидчиком состоялась на следующий день.

Завидев идущего по улице дядьку Платона, друзья предусмотрительно остановились, а затем разнесли на всякий случай свои уши по разные стороны дороги и замерли в тревожном ожидании.

Однако культура и великолепное воспитание парней не позволили им молча дожидаться развязки, и они, как и подобает младшим по возрасту, первыми поздоровались со взрослым:

– Здравствуйте, дядя Платон! – почти хором, на удивление слажено и вежливо произнесли Колька и Лешка.

Дядька замер на месте. Он не ожидал такой наглости со стороны молодых людей, будучи твердо уверенным в том, что это именно они уничтожили надежду Платоновой семьи насладиться зимой клубничным вареньем. Но поведение парней породило червь сомнения в убеждении дядьки Платона. Он засомневался, и, на всякий случай, ответил на приветствие друзей:

– И вам не хворать.

Но, видно, что-то заставило его усомниться от признания полной непогрешимости этих плутоватых рожиц.

– Так это не вы ли грядку клубничную у меня затоптали? – спросил дядька, обращаясь к парням, и сделал шаг в сторону Кольки. Последний на всякий случай принял позу для рывка из положения стоя, а за него ответил с другой стороны улицы Лешка:

– Да как вы могли подумать? Неужели у нас своей клубники нет, что ли? Девать некуда! – не моргнув глазом, соврал Алексей.

– Ну, ладно, – примирительно сказал дядька Платон. – Я все равно узнаю.

– Конечно, узнавайте. Как будто мы одни в деревне, да? – поддержал его Колька, вздохнув с облегчением. – Вон сколько ребят на том краю деревни, и вообще…

До этого случая никто не говорил Кольке и Лешке о том, что наглость – второе счастье, но сейчас друзья начали это подозревать. На уровне подсознания.

Спустя несколько дней на головы друзей выпало еще одно испытание, по сравнению с которым надранные дядькой Платоном уши казались им милой шуткой: у Лешки разболелись зубы. Или один зуб? Он точно не мог сказать, потому что болели, казалось, все зубы во рту. Болели так, что правая сторона лица распухла, охватив опухолью не только щеку, но и правый глаз и даже ухо.

Бабушкой Лешки было принято единственно верное решение: срочно вести внука в больницу к зубному врачу. Но чтобы это осуществить, его надо отмыть, особенно усыпанные цыпками ноги. К зубной боли добавилась боль от потрескавшихся ног. Лешка уже не плакал, он просто выл. Стоящий рядом Колька искренне переживал за друга, но помочь ничем не мог. Правда, он один раз попытался дать бабушке ценные указания как надо мыть ноги внуку, научить старушку. Но, то ли бабушка не поняла Кольку, то ли у нее было не то настроение, только вместо благодарности она шлепнула его мокрой тряпкой чуть ниже спины и выставила за дверь. Бросить одного друга с его болью Колька не мог и в качестве моральной поддержки вызвался проводить его до больницы, однако снова был остановлен грозным окриком бабушки.

Пиная песок на улице босыми ногами, он остался дожидаться друга дома. Колька сочувствовал Лешке и немного ему завидовал: не каждый день доводилось им вырывать зубы в больнице! И вдруг Кольку осенило! А ведь и он может быть с распухшим лицом и ему может быть больно! Колька решительно направился в конец огорода, где стояло несколько ульев с пчелами деда Корнея.

Когда Лешка вернулся из больницы, где ему вырвали зуб, его встретил друг с распухшей физиономией, с заплывшими глазами-щелочками и разинутым в довольной улыбке щербатым ртом.

Выслушав Колькину историю, и по достоинству оценив его мужество, а так же воздав должное агрессивности пчел деда Корнея, Лешка поведал другу о том, что он видел, как рвали зуб дочери дядьки Платона Анютке. Ровесница Лешки, она тоже была у зубного врача.

– Представляешь, девчонка, а не заплакала даже, – восхищенно сказал Лешка. – Может зря мы ей клубнику-то?

– Оно, конечно. Но и ухи не казенные! Если бы чужие, тогда ещё куда ни шло…

– А давай покажем Анютке нашу поляну с земляникой у Данилова топила?

– И поможем ей нарвать ягод, да?

– Завтра с утра?

– По рукам?

– По рукам!

Друзья ударили по рукам. Они уже твердо знали, что настоящие мужские дела всегда скрепляются крепким мужским рукопожатием.

Месть или обида

Рассказ

– Все! – шестилетний Лешка расхаживал по избе, заложив руки за спину. Такое положение рук видел у деда Корнея, когда тот о чем-то думал. – Сегодня до обеда буду только маминым, а бабушка пускай останется без меня. Я не ее!

К такому решению мальчик пришел после долгих размышлений. Дело в том, что сегодня Лешкина бабушка собралась в соседнюю деревню в церковь, где хочет помянуть своих сыновей и мужа, погибших на войне, и поставить свечки за упокой их душ. Ребенку страсть как хотелось пойти с ней, но тут он натолкнулся на непреодолимую преграду: надо было хорошо вымыть шею, руки и особенно, ноги в цыпках.

– Посмотри на себя, антихрист! – всплеснула руками бабушка, когда внук пристал к ней со своей просьбой. – Куда ж я тебя такого грязного возьму? От твоего вида все святые разбегутся!

– Никуда они не денутся, – перспектива мыться вовсе не устраивала ребенка. – Пускай посмотрят на меня, я им обязательно понравлюсь. Я – хороший.

– Нет! Я сказала – нет! – сделала бабушка категорический вывод после пристального осмотра внука. – Не смеши людей, а быстренько умывайся, тогда возьму.

– Не хочу-у-у умываться! – Лешка начинал капризничать, пытаясь разжалобить бабушку, но та оставалась непреклонной.

От одного упоминания о воде у мальчика по телу пробегает дрожь: уж очень больно будет ногам! Они у него почти темно-коричневого цвета с болезненными трещинками на ступнях. Лешка утверждает, что они загорели, а бабушка с мамой, что они покрылись коркой грязи – закорели. Если шею и руки еще можно отмыть, то ноги вряд ли удастся привести в божеский вид за короткое время. Бабушка ждать его не станет, значит, он остается дома. Но упустить шанс повидать соседнюю деревню, зайти в церковь, где ни разу не был, ребенок не мог и прилагал все усилия для его осуществления.

На помощь пришла мама: она нагрела воды, налила в тазик, развела до теплого состояния, усадила сына на маленькую низенькую скамеечку, погрузив Лешкины ноги в воду. Все это было проделано помимо его воли, поэтому мальчик разразился громким умоляющим плачем, тем более, что ступни пронзила острая боль.

– А-а-а-а-а! Бо-о-о-ольно! – орал он, расплескивая ногами воду. – Спасите-е! Помогите-е! Больно-о-о!

– Разве ж так можно с дитенком? – со слезами на глазах вторил ему лучший друг и подельник Колька, который стоял рядом и тоже тешил себя надеждой пойти вместе с Лешкой.

Ему было искренне жаль дружка, он понимал его, как никто другой: буквально час назад с ним самим была проделана точно такая процедура его мамой. Поэтому за компанию и разревелся.

– Терпи! Терпи! – мама ловила ноги сына, намыливала хозяйственным мылом, терла мочалкой. – Будешь знать, как не мыть ноги! Неряха! Сколько раз тебя просят: помой, помой, сынок, ноги. А ты что отвечал? Ополоснёшь лишь бы как, бессовестный. Кого обманывал? Вот и терпи теперь.