Страница 36 из 56
Айрис лежала, уткнувшись лицом в подушку и глухо стонала. Он сел рядом и попытался взять ее за руку, но она резко ее отдернула.
Он уставился в пространство перед собой. Через некоторое время, как он и предполагал, она успокоилась и украдкой бросила на него взгляд, надеясь, что он не заметит.
– Айрис?
– Оставь меня в покое!
«Чтобы потом ты обвинила меня в бессердечии. Нет уж, спасибо.» Испугавшись собственного цинизма, Пол проговорил:
– Айрис, пожалуйста.
– Отстань, – процедила она скрвзь зубы.
– Постарайся понять. Мы же договаривались, когда женились, правда?
Тогда имело смысл ждать. Но сейчас я уже не молодой врач – у меня вполне приличная должность, и хоть и не такая большая, как хотелось бы, но все же сносная зарплата. У нас нет препятствий для того, чтобы иметь нормальную семью.
– Ты все сосчитал, да? – хнычущим тоном проговорила Айрис. – Сколько это будет стоить, и можем ли мы себе позволить?
Пол сказал каменным голосом:
– Я никогда не скрывал, что хочу детей.
– Но ты никогда не пытался даже поговорить со мной по-человечески! Ты просто поймал меня врасплох, а теперь шпионишь и мучаешь меня так, что я готова тебя убить. На самом деле, готова.
Неприкрытая ненависть, с которой были произнесены эти слова потрясла Пола. Он забыл, что только что собирался сказать. Пока он молчал, она сбросила ноги на пол и потянулась за сигаретой.
– Послушай, дорогая, – рискнул он наконец, – если ты действительно настолько боишься родов, мы можем сделать то, о чем говорили раньше, усыновить: Я имею в виду, можно заключить что-то вроде договора. Мы обратимся в общество усыновления прямо сейчас, а я: я могу устроить тебе то, чего ты хочешь, без всякого Сверда, будь он проклят.
Собственные слова потрясали его, но он так желал хоть какого-то компромисса, что произносил их, сам не понимая, что делает.
– И на том спасибо, – пробормотала она.
– За что?
– За то, что не говоришь, что если я не хочу этой боли и грязи, то я не в своем уме. Господи, в какой же башне живут эти психиатры вместе со своими идиотскими теориями! Никто из моих подруг не хочет иметь детей!
Когда вы прекратите дурацкие разговоры о том, что нормально, а что нет, и спросите самих женщин?
– Вот только не надо по своим самовлюбленным и напыщенным подружкам судить обо всем человечестве!
– Скажи ради бога, чем они самовлюбленнее мужчин? Они хотят всего-навсего тех же прав, какие у мужчин есть от рождения.
– Если тебе нужны оправдания, то ты могла бы выбрать и получше.
– Что?
– То, что если бы ты только боялась беременности и родов, ты не пряталась бы так от разговоров об усыновлении. Все, что тебе нужно, – это уйти от нормальной взрослой ответственности, которая нужна, чтобы воспитать ребенка.
– Что ты от меня хочешь после того, во что превратилась моя жизнь?
– Во что же она превратилась?
– Ты слышал, что я сказала внизу?
– Что ребенок не мой? Ради всего святого, женщина, меня не интересует биологическое отцовство.
– Биологическое отцовство, – передразнила она.
– Единственный способ стать отцом – это воспитать ребенка. И мне абсолютно наплевать, твой он, наш, или вообще ничей.
Она потушила сигарету.
– Значит ты даже не хочешь знать, кто это?
– Зачем? Чтобы пойти и: набить ему морду, или что?
– Не смеши меня. Ты в жизни не сделаешь ничего подобного. Ты же просто тряпка!
Он вскочил на ноги и так сильно сжал кулаки, что раздался хруст. Она отпрянула, словно ожидая удара.
– Прекрасный повод для развода, – произнес он наконец. – Ты этого хочешь?
Наверно для того, чтобы сравняться со своими прекрасными подружками!
Какой по счету брак у Берти Пэрсонс – третий, кажется? В твоей компании все, кроме тебя, или разводятся, или сходят с ума, или спят со своими бабушками!
– Пол, я :
– Пошла ты!
– Что?!
Он сбросил ее руку с подушки, на которую она опиралась, перевернул ее и достал пижаму. Вытащил из-под кровати свою сумку для дежурств и побросал туда тапки, бритву, туалетные мелочи.
– Что ты делаешь? – закричала Айрис.
– Переночую в больнице. Там, конечно, все сумасшедшие, но они, по крайней мере, не вызывают у меня такого отвращения. – Он защелкнул сумку.
– Но ты…
На пороге он обернулся и обнажил зубы в усмешке, больше похожей на оскал черепа.
– Прости, что разочаровываю тебя, Айрис. Но есть вещи, в которых ты должна была отдавать себе отчет, прежде чем выходить за меня замуж. Я не помешался на идее иметь ребенка, но мне не хочется превращаться в суррогат для твоего материнского инстинкта, и я не хочу больше истерик, скандалов и рассказов о психах с разбитыми бутылками, после которых с тобой только и можно заниматься любовью.
Если тебе так уж хотелось выйти замуж за врача, надо было выбирать какого-нибудь Сверда. Нужно быть скользкой холодной рыбой, чтобы добиться такого успеха в его деле.
Лицо ее было абсолютно белым, когда она потянулась за будильником и швырнула его в Пола. Он захлопнул дверь и услышал с другой стороны, как будильник разлетелся на мелкие стеклянные и металлические осколки.
«Вот и все.»
Но он все еще не мог принять то, что подсказывал ему разум: это финал.
Та стадия их семейной жизни, когда они могли позволить себе роскошь забыть наутро вчерашние ссоры, кончилась.
«Может, она поймет, что натворила; может она захочет как-то уладить: Все начнут расспрашивать, что я делаю в больнице. Кто сегодня дежурит?
Господи, хоть бы Мирза. Я смогу сказать ему правду, в крайнем случае Натали, но Ферди и Фил слишком чужие, и…» Он вышел из дома, потом за ворота, и только тогда понял, что совершенно забыл о канистре с бензином. Не поворачивая головы, он бросил взгляд на окна спальни.
Айрис была там и наблюдала за ним.
«Если я вернусь, все начнется сначала. Нет, это слишком серьезно, несмотря на то, что я готов уступить, если она хотя бы подаст знак.» Он уныло побрел по дороге. Дойдя до машины, он кинул внутрь сумку и двинулся дальше, к Йемблской бензоколонке. Гнев не покидал его, пока он шел обратно, заливал бензин в бак, возвращался опять к бензоколонке и заполнял машину доверху, на всякий случай. Дожидаясь, пока продавец отсчитает сдачу, он продолжал спорить сам с собой: уступить или:?
«Все бесполезно. Она права, я тряпка. У меня не хватает сил разорвать окончательно. Если бы она вынудила меня, скажем, проделала все свои дела со Свердом за моей спиной, я бы, может, и не выдержал. Но, боюсь, я готов проглотить все, что угодно, лишь бы не начинать сначала.» Выехав из ворот бензоколонки, он повернул к дому, а не к больнице, и через несколько минут впереди показались его знакомые очертания. Однако, то, что он увидел, проезжая последний поворот, заставило его изо всех сил нажать на тормоз; кровь застучала в висках, и он испугался, что сейчас потеряет сознание.
От дома отъезжало такси. Через заднее стекло он видел светлый контур головы Айрис. Рядом на сиденье лежали три больших сумки, с которыми она всегда путешествовала, и она барабанила по ним кончиками пальцев.
Его она не заметила.
Позже ему пришло в голову, что можно было поехать за такси, обогнать, заставить вернуться. Вместо этого он оцепенело сидел на месте, пока машина не скрылась из виду, повторяя снова и снова:
– Дурак… дурак… дурак…
30
На кухне обраружилась почти полная бутылка шерри. Должно хватить. Роняя капли, он налил полный стакан, выпил, налил опять.
Стук в дверь, и когда он идет открывать, Айрис, вся в слезах, протягивает ему руки и шепчет:
– Дорогой, это ужасно, я не могу через это преступить, я тебя люблю, и если это будет мальчик, мы назовем его Дерек, а если девочка:
Ничего. Никого. Ветер в трубе.
Звонок телефона, он снимает трубку и слышит дрожащий голос Айрис:
– Дорогой, мне плохо без тебя, мне так стыдно, что я уехала – давай начнем все сначала.