В Мраморном дворце

Нас с Иоанчиком держали очень строго и почти никуда одних не пускали. Когда мы были уже юнкерами, нам разрешили ездить верхом одним, без провожатого, в Царское Село, и первое время я себя чувствовал не совсем в своей тарелке. Младших моих братьев воспитывали гораздо более самостоятельными и потому они, выйдя в офицеры, чувствовали себя куда лучше, чем мы с Иоанчиком.

Но вот снова настал период экзаменов, и не просто экзаменов, а выпускных. Однако, мы не держали их: старшие решили, что экзаменов нам держать не надо, так как экзамены не доказывают знаний. В этом решении главную роль сыграло мнение дяденьки. Конечно, в то время я был очень доволен обойтись без экзаменов, но теперь мне кажется, что все же лучше было бы их держать.

Наконец, настал давно жданный день производства, то есть 14 июня 1907 года. Погода была пасмурная. Мы поехали в Петергоф на моем новом автомобиле большой не поспел к производству и фирма "Победа" дала мне временно автомобиль Ришар-Бразье. Мы были втроем: отец едва оправившийся после тяжелой болезни, Иоанчик и я. Мы приехали к Большому Петергофскому дворцу и встали в строй училища перед дворцом, со стороны верхнего сада, где были выстроены пажи и юнкера всех петербургских училищ, которые производились в офицеры. Пошел дождь и потому всех нас перевели в Большой дворец, в Петровский зал. Приехала матушка, тетя Оля, Татиана и младшие братья, и встали в дверях зала. Затем приехал Государь, поздоровался с выстроенными в зале юнкерами и обратился к нам с кратким словом и, между прочим сказал, что мы должны быть строги и справедливы с подчиненными; он закончил поздравлением нас с производством в офицеры. Царские слова были покрыты громким "ура".

Мы были очень счастливы и поехали в дяденькин домик (предоставленный ему, когда он командовал конно-гренадерами), чтобы переодеться в офицерскую форму. Там ждали нас назначенные нам камердинеры - к Иоанчику - Анисимов, ко мне М., который был до того лакеем у моих родителей. Он был поляк и католик. Они оба были в парадных камердинерских фраках с золотым шитьем на воротнике и сияли от радости.

Нас ждал большой сюрприз: Андреевские ленты и все орденские ленты ниже Андреевской, кроме Георгиевской и Владимирской. Последние, члены Императорского Дома, получали лишь как награду, при прохождении службы.

Каждый из нас получил по две больших красных коробки. В одной из них лежали несшитые орденские ленты, Александровская, Белого Орла, Анненская и Станиславская, и звезда и орден к каждой из них, а в другой - Андреевская цепь. Ордена нам были присланы при письме, каждому особо, от министра Императорского Двора, бар. Фредерикса. Согласно закона, нам, как князьям крови Императорской, полагалось получать Андреевские ленты не при рождении, как великим князьям, а по достижении совершеннолетия.

В это время Иоанчику уже исполнилось двадцать лет, а мне - только девятнадцать, так что я получил ленту раньше положенного срока. Бриллиантовых знаков Андрея Первозванного мы не получили - о них в законе ничего не было сказано.

Мы переоделись в летнюю парадную форму: Иоанчик надел темнозеленый, царского сукна вицмундир, с золотой амуницией, с Андреевской лентой, шашку и фуражку с белым верхом, как носили все кирасиры, а я - красный доломан с золотыми шнурами, Андреевскую ленту, золотую амуницию и шашку, - подарок дяденьки, которую он носил когда-то сам. Клинок шашки был кавказский, знаменитая Гурда, слегка искривленная. К сожалению, моя красная фуражка была с защитным верхом, что было весьма некрасиво, но так полагалось носить летом. У меня были вице-чакчиры с золотым галуном и лакированные ботики с розетками и прибивными венгерскими шпорами.

Мы сели в мой автомобиль и поехали завтракать к Государю в Ферменский дворец. Часть царских детей была в это время больна какой-то заразной болезнью и мы их не видели. Когда мы приехали, Государь, наши родители и тетя Оля были в большой столовой направо от входа. Мы явились Государю. Конечно, нас поздравляли и обнимали.

После завтрака мы поехали домой и сразу же пошли к дяденьке. Он нам передал, от имени бабушки, - Иоанчику дедушкин палаш, а мне - дедушкину саблю, которая мне так нравилась еще с 1895 года, когда во время Иоанчиковой скарлатины я жил в дедушкиных комнатах. На ее клинке были отмечены сражения Венгерской кампании 1849 года, в которых мой дед участвовал и за которые получил Георгиевский крест. А от себя дяденька подарил мне гусарскую саблю, очень кривую и широкую.

Затем мы с родителями и дяденькой отправились поездом в Петербург, к бабушке. К сожалению, дяденька, как экономный человек, приказал нам снять парадную форму и надеть защитные кителя. А как было бы приятно показаться своим в Мраморном дворце в мундире и ленте!

Заехав сначала в Николаевское Кавалерийское училище на молебен по случаю выпуска, мы явились к бедной слепой бабушке. Она нас поздравила и благословила.

На следующий день мы с Иоанчиком поехали в Гатчину являться Императрице Марии Федоровне. Мы поехали через Красное Село на моем автомобиле. Мы в первый раз в жизни были в Гатчине и Гатчинском дворце. Тетя Минни очень любезно нас приняла и оставила завтракать. Я помню, что за завтраком были дядя Георгий Михайлович с женой, а также великий князь Михаил Александрович и великая княгиня Ольга Александровна. Михаил Александрович в то время был в кирасирах ее величества, но временно не нес службы, потому что у него была язва желудка. Несмотря на язву, он был весел и очарователен, как всегда. Мы зашли в его комнаты. Они были маленькие и низкие и в них было наставлено множество вещей. Мне рассказывали, что во времена Императора Николая I в этих комнатах жила прислуга, но Император Александр III, сам будучи очень большого роста, любил маленькие комнаты и поселился в них со своими детьми. Миша покатал нас по Гатчинскому парку на своем автомобиле, он им прекрасно управлял. На обратном пути из Гатчины в Стрельну мы заехали в Красное Село к нашему дяде Главнокомандующему Николаю Николаевичу. Он сразу же нас принял, был очень мил и любезен, и прочел нам маленькое наставление о том, как нам надо служить. Оказалось, что у меня неправильно был надет кушак, дядя Николаша поставил меня перед зеркалом и сам перетянул кушак на место.