Страница 7 из 11
Вершиной этой пирамиды была Бет. Они переписывались почти каждый день – не обязательно флиртуя. Михаил оставлял на ее странице кофе к завтраку, сладости, которые она любила. Картинки были иногда веселые, иногда – с эротическим подтекстом, иногда – просто приятные глазу. Она по-прежнему часто присылала свои фотографии: включив комп утром и обнаружив в сообщениях ее прелести, он писал: Ну, Бет, ну мне же надо работать, как я теперь буду думать о бизнесе, ты хочешь, чтобы я все обанкротил и приехал к тебе в Бостон, буду у тебя мажордомом, приносить кофе в постель, а ты еще не одетая, но уже проснулась, и что-то там делаешь правой рукой, а я ставлю поднос на тумбочку, приподнимаю одеяло и говорю: Подвинься, Бет. Иногда она долго не отвечала, по несколько дней, хотя была в сети, репостировала на свою страницу рецепты, картинки и выкладывала свои новые фото. Его это страшно огорчало, даже приводило в отчаянье, он безумно хотел получить от нее хоть что-нибудь и писал ей, писал. И она возвращалась – сначала лайком на его подношениях, потом – ответом на комментарий, потом своими фото в сообщениях и наконец – появлялась на его странице, что нравилось ему больше всего, он сразу начинал гордиться как петух на навозной куче. Он установил приложение Гости и видел, что даже в периоды ее «отсутствия» она бывала на его странице, по несколько раз в день. Тогда он понял, что это такая кошачья игра, только за ниточку дергает Бет, а за бантиком бегает он. В любой игре главное – знать правила, Михаил понял это не сразу, но понял, почти успокоился и стал даже получать от этого удовольствие.
***
Рабочий день закончился, Михаил шел домой, было душно, собиралась гроза. На скамейке у подъезда сидела Бэла, он подошел, девушка закинула ногу на ногу и стала покачивать ею, едва удерживая туфельку на носке. Она была в белом топике на тонких бретельках. Да она без…
– Привет.
– Привет.
– Ты какая-то сегодня…
– Какая?
– Кр… красивая.
– Это я брови по-другому выщипала.
– Ты не на работу?
– И как ты догадался. Может ты немножко вуду?
– Да, Бет… эээ… я хотел сказать…
Ударила молния, за домом разорвал воздух раскат грома, пошел дождь. Топик на девушке стал растворяться, появились темные изюминки – Михаил не мог оторвать от них глаз.
– Ты куда это смотришь?
– На… на тебя.
– И что?
– Я подумал…
– И что придумал?
– Дождь…
– Да ты мыслитель, Мишка.
– Может мы…
– Споем? Станцуем?
– Нет. Может мы… спрячемся… от дождя.
– Под лавочку?
– Можно… ко мне зайти… кофе выпить…
– Долго ты думал?
– Ну не хочешь, как хо…
– А у тебя какой кофе?
– Арабика, Nadin – «Королевская корона».
– Корона, говоришь. Ну пойдем. Арабику я люблю.
The Great Love of Michael Duridomoff
Михаил поднял руки девушки вверх и прижал к краям подушки, она выгнулась, сжала его бедрами, шумно выдохнула, вырвала руки, вонзила ногти ему в плечи, потом оттолкнула его к спинке дивана, повернулась и встала – он успел шлепнуть ее по круглой попке.
– Нууу…, – Бэла в полуобороте нахмурила брови, но тут же рассмеялась, показала ему язык и пошла в ванную. Михаил вытянулся на спине, поежился от прикосновения простыни к плечам, забросил руки за голову и расслабленно стал ловить шарики мыслей, перекатывающихся у него в голове. Это сколько уже. Четыре месяца. Четыре месяца прошло с той майской грозы, что дала ему эту девушку. А ведь дождя могло не быть… и ты бы так и не увидел… ее… сквозь блузку… и у тебя бы не было сейчас… а сидел бы ты со своим факелом… и пялился в монитор…
Бэла так и дежурила по ночам в больнице, только дежурств добавилось – для домашних. У нее был свой ключ, и квартира Михаила приобрела почти обжитой вид: на кухне появились полотенца и салфетки, новые чашки и ваза для цветов синего стекла. В меню у Михаила кроме сосисок и яиц прописались супчики, котлеты и макароны по-флотски – они ели вместе, Бэла мыла посуду, посылала Михаила выносить мусор, и они укладывались на диван – посмотреть кино. Смотрели блокбастеры, разные страхи-ужасы, триллеры, и Михаил терпеливо ждал, когда Фредди Крюгер заставит Бэлу прижаться к нему, и он ощутит ребрами ее упругую грудь. Часто они пересматривали «Голубую лагуну» – это был их фильм, они смотрели его с середины, когда на острове уже была любовь и Брук Шилдс застенчиво и радостно открывала ее для себя. Тогда Бэла начинала двигать левой ногой по ногам Михаила, сгибала ее в колене и поднимала вверх. Он застывал в напряженном ожидании и неизменно вздрагивал, когда колено достигало своей цели; тогда он резко вскакивал, запрыгивал сверху и старался поймать руки девушки, она вырывалась, визжала и не давала ему свои руки – часто они скатывались с дивана и боролись на ковре, пока лошадка не выдыхалась и не застывала, тяжело дыша и покорно опустив голову. Тогда Михаил гладил ее шею, целовал между лопаток, приговаривая: «Ну все, попалась, моя дикая, моя конячка, постой тихонько, ты же знаешь, твой ковбой тебя любит, ну не брыкайся, моя хорошая, а то не туда попаду». Он трогал ее, и она вытягивала руки вперед, опускала плечи почти к самому полу и задирала пятки – они болтались в ритм их движения, пока он не ловил ее за лодыжки, отпускал, возвращал руки к бедрам, сжимал ее шею, забирал в кулак ее длинные волосы и звонко хлопал по крупу. Бэла вырывалась, падала вперед, перекатывалась на бок, сжимала ноги, выдыхала из себя прерывистое ууууу уууууух, затихала и потом внезапно брыкала – била его ногой в голень: «У, подлец, опять надругался над бедной девушкой!» Михаил ложился рядом, обнимал ее за плечи, зарывался носом в волосы и шептал на ухо всякие глупости: «Ты моя бедная девочка, несчастная Кончита, жила-была на острове, ела себе разные фрукты-персики, а тут вдруг… из-за дерева… как выпрыгнет… грозный пират… после долгого плаванья и как закричит…». «И что он, дурак, закричит – после долгого плаванья?» «Да, дурак он – кричать. Он тихонько так подберется к тебе… и хап… за…». «За что?» «За хвост, за что же еще». «А я ему как дам пяткой по его пиратскому… чтоб не выпрыгивал». «Ну не – так не честно: он работал, а ты его пяткой. Мы на тебя обиделись». «Ну ладно, раз работал, давай его сюда… а ты отвали, противный пиратище». Пиратище не возражал, отваливался на спину, закидывал руки за голову, закрывал глаза и думал, как хорошо поваляться на райском острове… после долгого плаванья… и что ж ты за Дуридом такой – еще с полгода назад ты встречал ее почти каждый день и не видел – ни ее ноги, ни губы, ни глаза… у тебя этого ничего не было, а ведь она тебе давно… знаки подавала… а ты… а сейчас… «Ах, черт, сейчас!» Бэла быстро отстранялась, но не отпускала его: «Вот тебе, пиратище, чтоб знал… как надругаться… над…». «Все, сдаюсь, все!» «Нет, ты у меня попляшешь…». «Ну все, Белка, умру щас!» «Не умрешь… я медсестра… я тебе не дам умереть… ты мне еще пригодишься… когда-нибудь… через полчаса».
Через полчаса они лежали на диване и тихонько гладили друг друга кончиками пальцев, пока машина желания не запускалась вновь.
Михаил встал с дивана и отправился на кухню – включил чайник и закурил. Бэла вышла из душа, прошла мимо него, задев бедром.
– Заваривай тут, я щас.
Они пили чай и ели батон с клубничным вареньем – утро было прекрасным. Бэла отправилась с «дежурства» домой, а Михаил – на работу, в свой Пункт. Его бывший шеф, Сан Саныч, схватил инфаркт и ушел на пенсию. Михаил теперь заправлял всем, у него был в подчинении Вовик, которого он посылал в магазин за сигаретами. Денег стало больше, работы – меньше – всегдашний парадокс этой жизни.
Такая жизнь вполне нравилась Михаилу – всяких вкусностей стало в ней больше. Но его старая страсть – страница ВК и магический обруч «Корона», пересылающий сигналы оповещения прямо в центр удовольствия, не оставила его – наслаждение было столь острым, что он не мог от него отказаться; это было похуже героина и постоянно требовало новой дозы. В мозгу его зародилась дикая идея: включить ВК, надеть обруч и оседлать свою лошадку. Он сказал об этом Бэле, был бит по морде, отлучен от тела на целую неделю, пришлось даже принести ей цветы и коробку Рафаэлло, – но идея не умерла, а спряталась и часто показывала свое кобрячее жало.