Страница 1 из 4
Евгений Брандис
Интервью с Жюлем Верном
Вот уже много лет Жюль Верн не выезжает из Амьена и все реже выходит из дому.
«Я теперь совсем не двигаюсь и стал таким же домоседом, как раньше был легок на подъем. Возраст, недомогание, заботы – все это приковывает меня к дому. Ах, дружище Поль! – жаловался он брату незадолго до своего семидесятилетнего юбилея. – Хорошее было время, когда мы вместе плавали по морям. Оно уже никогда не вернется…»
«Я вижу все хуже и хуже, моя дорогая сестра, – писал он в 1903 году. – Операции катаракты еще не было… Кроме того, я оглох на одно ухо. Итак, я в состоянии теперь слышать только половину глупостей и злопыхательств, которые ходят по свету, и это меня немало утешает!»
Ежедневно со всех концов света Жюль Верн получал десятки писем. Юные читатели желали ему долгих лет жизни и подсказывали сюжеты для следующих томов «Необыкновенных путешествий». Известные ученые, изобретатели, путешественники благодарили писателя за то, что его книги помогли им в молодые годы полюбить науку.
Все чаще и чаще в Амьен наведывались парижские репортеры и корреспонденты иностранных газет. И Жюль Верн, неохотно и скупо говоривший о себе и о своем творчестве, вынужден был давать интервью. Беседы тут же записывались и попадали в печать. Эти репортажи содержат достоверные мысли и признания великого фантаста, не оставившего после себя ни мемуаров, ни дневников.
В старых газетах и журналах удалось мне найти не менее полутора десятка таких публикаций.
Отвечая на стандартные вопросы, писатель поневоле должен был повторяться или варьировать одни и те же мысли. Наиболее подробно он останавливается на истории замысла «Необыкновенных путешествий» и своей неустанной работе над этой колоссальной серией романов. Почти в каждом интервью ему приходилось говорить о своих литературных пристрастиях, о науке и ее будущих возможностях, с которыми он связывал радужные перспективы не только технического прогресса, но и общественного развития. Не обходил он молчанием и тревожных вопросов международной политики: осуждал военные приготовления великих держав, рост вооружений и т. д. И наконец, лейтмотивом последних интервью становится навязчивая мысль о близкой смерти и оригинальном литературном завещании, которое должно было еще на несколько лет продлить для читателей его творческую жизнь.
Я попытался в этом очерке свести воедино разрозненные высказывания, подлинные ответы писателя. Вопросы тоже не придуманы. Только задавались они в разное время разными людьми, беседовавшими с Жюлем Верном.
Почти каждый журналист начинал с традиционного вопроса:
– Мосье Верн, не могли бы вы рассказать, как началась ваша литературная деятельность?
– Моим первым произведением, – отвечал Жюль Верн, – была небольшая комедия в стихах, написанная при участии Александра Дюма-сына, который был и оставался одним из лучших моих друзей до самой его смерти. Она была названа «Сломанные соломинки» и ставилась на сцене Исторического театра, владельцем которого был Дюма-отец. Пьеса имела некоторый успех и по совету Дюма-старшего я отдал ее в печать. «Не беспокойтесь, – ободрял он меня. – Даю вам полную гарантию, что найдется хотя бы один покупатель. Этим покупателем буду я!»
Работа для театра очень скудно оплачивалась. И хотя я написал еще несколько водевилей и комических опер, вскоре мне стало ясно, что драматические произведения не дадут мне ни славы, ни средств к жизни. В те годы я ютился в мансарде и был очень беден. Пора было всерьез задуматься о будущем. Моим истинным призванием, как вы знаете, оказались научные романы, или романы о науке – затрудняюсь, как лучше сказать…
– Хотелось бы знать, мосье Верн, что побудило вас писать научные романы и как напали вы на эту счастливую мысль?
– Откровенно говоря, я и сам не знаю. Меня всегда интересовали науки, в особенности география. Любовь к географическим картам, к истории великих открытий скорее всего и заставила работать мысль в этом направлении. Литературное поприще, которое я избрал, было тогда ново. В занимательной форме фантастических путешествий я старался распространять современные научные знания. На этом и основана серия географических романов, ставшая для меня делом жизни. Ведь еще до того, как появился первый роман, положивший начало «Необыкновенным путешествиям», я написал несколько рассказов на подобные сюжеты, например «Драма в воздухе» и «Зимовка во льдах».
– Расскажите, пожалуйста, о своем первом романе. Когда и при каких обстоятельствах он появился?
– Приступив к роману «Пять недель на воздушном шаре» – это было осенью 1862 года, – я решил выбрать местом действия Африку просто потому, что эта часть света была известна значительно меньше других. Мне пришло в голову, что самое интересное и наглядное исследование этого обширного континента может быть сделано с воздушного шара. Никто не преодолевал на аэростате такие огромные расстояния. Поэтому мне пришлось придумать некоторые усовершенствования, чтобы баллоном можно было управлять.
Кончив работу, я послал рукопись издателю Этцелю. Он быстро прочел ее, пригласил меня к себе и сказал: «Вашу вещь я напечатаю. Я уверен, она будет иметь успех». И опытный издатель не ошибся. Роман вскоре был переведен почти на все европейские языки и принес мне известность…
С тех пор по договору, который заключил со мной Этцель, я передаю ему ежегодно – увы, теперь уже не ему, а его сыну[1] – по два новых романа или один двухтомный. И этот договор, по-видимому, останется в силе до конца моей жизни.
– «Пять недель на воздушном шаре» – одно из самых популярных ваших произведений, мосье Верн. Чем объяснить такой успех вашего первого романа?
– Мне трудно ответить на этот вопрос. Успех моего первого романа, да и других, которые были написаны позже, обычно объясняют тем, что я в доступной форме сообщаю много научных сведений, мало кому известных. Во всяком случае, я всегда старался даже самые фантастические из моих романов делать возможно более правдоподобными и верными природе.
– Только ли это? Ведь во многих ваших романах содержатся удивительно точные предсказания научных открытий и изобретений – предсказания, которые постепенно сбываются…
– Вы преувеличиваете. Это простые совпадения, и объясняются они очень просто. Когда я говорю о каком-нибудь научном феномене, то предварительно исследую все доступные мне источники и делаю выводы, опираясь на множество фактов. Что же касается точности описаний, то в этом отношении я обязан всевозможным выпискам из книг, газет, журналов, различных рефератов и отчетов, которые у меня заготовлены впрок и исподволь пополняются. Все эти заметки тщательно классифицируются и служат материалом для моих повестей и романов. Ни одна моя книга не написана без помощи этой картотеки.
Я внимательно просматриваю двадцать с лишним газет, прилежно прочитываю все доступные мне научные сообщения, и, поверьте, меня всегда охватывает чувство восторга, когда я узнаю о каком-нибудь новом открытии…
Настойчивой журналистке Мэри Беллок захотелось во что бы то ни стало увидеть собственными глазами замечательную картотеку писателя. Жюль Верн очень неохотно допускал посторонних в свое тайное тайных, но на этот раз сделал исключение. Он предложил гостье подняться по узкой винтовой лестнице, показал ей свой более чем скромный рабочий кабинет, расположенный в круглой башне, провел по коридору, увешанному географическими картами, и отворил дверь в библиотеку – просторную светлую комнату, уставленную вдоль стен высокими книжными шкафами, с громадным столом посредине, заваленным газетами, журналами, бюллетенями научных обществ и всякими периодическими изданиями.
1
Пьер Жюль Этцель умер в 1886 году.