Страница 47 из 65
Я стоял в огромном тоннеле, освещенном призрачным светом мерцающих ламп, держа в руках плюшевого медвежонка, и, судя по размерам кисти, судорожно сжимающей мягкую игрушку, мой разум был заключен в детское тело.
– Кто ты? – по инерции повторил я, глядя в безликую пустоту уходящего в бесконечность тоннеля и все еще находясь под впечатлением видения морского побережья и странной девушки с постоянно меняющимися лицами.
– Я – Милая, – неожиданно ожил плюшевый медведь. – А кто ты, думаю, объяснять не нужно, потому что это и без того всем известно.
– А к чему весь этот непонятный кинематографический маскарад? Ты что, начиталась сказок, в которых маленький отважный мальчик с любимым плюшевым медвежонком отправляется в темную злую страну, чтобы победить могущественного колдуна? Извини, конечно, за откровенность, но такая дешевая декорация, сильно смахивающая на банальный плагиат, ставит под сомнение исход всей операции.
– Ты предпочитаешь видеть вот это?.. – На какой-то миг моему взору предстало что-то такое, о чем лучше никогда не вспоминать и даже не говорить вслух.
Лицо мое скривила непроизвольная судорога, после чего с некоторым усилием мне все же удалось выдавить из себя:
– Знаешь, давай лучше остановимся на образе этой немного мрачноватой рождественской сказки...
– Я могу трансформировать нас в кого угодно. – Стеклянные глазки-пуговки медвежонка отражали приглушенный свет ламп. – Но, с моей точки зрения, для твоего сознания этот незатейливый образ оптимален. Последнее время твоя психика находилась в постоянном, ни на минуту не ослабевающем напряжении. Поэтому я решила сменить декорации непрекращающегося кошмара, преследовавшего нас на протяжении последних шестнадцати часов. Если угодно, можешь считать эту прогулку своеобразной разрядкой, необходимой твоему разуму, чтобы отдохнуть и хотя бы частично восстановиться.
– Значит, мальчиком я стал исключительно в профилактических целях?
– Разумеется.
– Медвежонка звали Мистер Тедди, и его мне подарила бабушка на день рождения в четыре года, – задумчиво пробормотал я и рывком поднял игрушку до уровня глаз. – У него оторвалось левое ухо, и я очень долго плакал – даже после того, как мама пришила его на место...
Аккуратный шов, соединяющий левое ухо и голову медвежонка, которого я сейчас сжимал в по-детски хрупкой руке, подтвердил подозрения.
– Милая... Какая же ты все-таки сука, – устало и безнадежно процедил я, почти не открывая рта... – Бессовестно копаешься в моем сознании, словно вор в чужом платяном шкафу, и после этого еще смеешь говорить о каком-то доверии между партнерами...
– Быть может, когда-нибудь ты мне скажешь «спасибо» и за этого медвежонка, и за то, что я провела поверхностное зондирование твоей памяти, а сейчас у меня нет ни времени, ни желания оправдываться, потому что нас ждут более важные дела.
Плечи худого мальчика страдальчески сгорбились, а голова горестно понурилась; казалось, еще немного, и ребенок во весь голос разрыдается – пьяными бессмысленными слезами взрослого усталого человека, на мгновение прикоснувшегося к забытым детским воспоминаниям, которые при ближайшем рассмотрении оказались не волшебной удивительной сказкой, а бездушным фантомом.
Но минута слабости миновала, и, распрямившись, я безжалостно и зло отшвырнул в сторону механического монстра, нацепившего на себя личину милой детской игрушки, после чего, не оглядываясь более, зашагал вперед – туда, где находился бастион еще одного монстровидного разума, который предстояло взломать или преодолеть, чтобы докопаться до очередной глупой и по большому счету никому не интересной тайны.
Долго идти не пришлось, что, впрочем, было и неудивительно – насколько я понял, лимит времени, которым мы располагали, был жестко ограничен. Менее чем через минуту неожиданно, буквально из ниоткуда, перед моим взором выросла жалкая пародия на любительское театрализованное представление. Тоннель перегораживало картонное заграждение в виде замка. Причем я мог поклясться, что всего лишь несколько секунд назад видел холодную гладкую пустоту огромной металлической трубы, протянувшейся насколько хватало глаз, и вдруг – раз! – откуда ни возьмись появилась преграда.
Рядом с декорацией валялась груда исковерканных манекенов, и, только присмотревшись повнимательнее, я заметил, что это расщепленные останки деревянных солдатиков в человеческий рост.
– Первое Ватерлоо несчастного, в чьих мозгах мы пытаемся основательно покопаться?
Вопрос не требовал ответа, но Милая решила дать необходимые пояснения:
– Первая из двух защит, которые не выдержали моего напора.
Плюшевый медвежонок, ловко подтянувшись, пролез во внушительных размеров дыру, пробитую сбоку от крепостных ворот.
Я все еще не понимал, какая, собственно, роль отводится мне во всем этом нелепом фарсе, поэтому, последовав за своим игрушечным провожатым, спросил:
– Если ты так прекрасно справляешься со всеми этими преградами, то какого черта нужно было тащить сюда еще и меня?
Проникнув через сквозное отверстие внутрь, я увидел внутренний двор замка. Как и крепостные стены, он был сделан из наскоро размалеванных кривых картонных щитов и усеян все теми же разбитыми деревянными солдатиками.
– Терпение, мой друг. Еще немного – и ты все узнаешь.
Мне показалось, что плюшевый медвежонок натужно пыхтит, поднимаясь по кривой лестнице, ведущей к внутренним покоям замка, но, немного подумав, я пришел к выводу, что Милая не может пыхтеть в принципе, потому что это было бы еще большим абсурдом, чем весь фальшивый замок.
Проникнувшись ролью нетерпеливого ребенка, я хотел было спросить, сколько еще можно морочить мне голову всякими дешевыми фокусами, но в этот момент мы наконец достигли цели своего путешествия, упершись в совершенно обычную деревянную дверь с вставкой из непрозрачного матового стекла. Было видно, что в помещении, куда мы пытаемся проникнуть, находится источник яркого света, но определить, что это за сияние, не было возможности.
– И? – удивленно вскинул вверх брови маленький мальчик, обращаясь к своей игрушке. – В чем, собственно говоря, заключается изюминка этой не по-детски вычурной сказки?
Медвежонок совершенно натурально обиженно засопел, после чего показал маленькой лапкой на дверь:
– Попробуй открыть...
– Милая, ты что, с некоторых пор начала принимать себя за гениальную актрису? – пораженно спросил я. – Или настолько плотно вжилась в сценический образ, что даже сопеть начала – прямо как настоящий игрушечный медвежонок?..
– В этом месте, – стеклянные глаза-пуговки излучали какую-то неведомую, но мощную силу, – мы можем быть кем угодно, начиная от плюшевых игрушек и заканчивая вымершими миллионы лет назад динозаврами, потому что это не играет особой роли. А вот что по-настоящему важно, так это полностью соответствовать однажды принятому образу. Слишком долго объяснять, но в данной псевдореальности все слишком зыбко и призрачно, чтобы позволить себе какие-либо отклонения от заранее выбранного образа.
Откровенно говоря, ее объяснение не слишком меня удовлетворило. Точнее, я практически ничего не понял, но, по крайней мере, мне стало немного спокойнее от осознания того факта, что холодно-бесчувственный самообучающийся интеллект еще не сошел с ума.
– Так значит, если бы ты была не игрушкой, а каким-нибудь динозавром-хищником, то вокруг валялись бы не исковерканные деревянные солдатики, а окровавленные ошметки огромных животных?
– Ну, что-то в этом роде, – легко согласилась Милая.
– Забавно, – задумчиво протянул я и без всякого перехода продолжил: – Итак, все, что от меня требуется, – войти в эту дверь, чтобы потом...
– Потом мы посмотрим, что можно будет сделать. А сейчас нам нужно просто открыть дверь.
– Именно для этого ты и взяла меня сюда?
– Да, – совершенно серьезно кивнул плюшевый медвежонок.
– Думаешь, раз это существо так самоотверженно защищало меня, то у него есть определенные установки насчет моей личности?