Страница 15 из 131
Умерщвление первых 15-ти заложников длилось больше часу. Покончив с этой партией, красноармейцы позвали Обрезова и Васильева и спросили у них, имеется ли еще вырытая яма.
Обрезов и Васильев отправились на поиски, а в это время были зарублены остальные 10 человек.
Уходя, красноармейцы сказали Обрезову и Васильеву: "Вы, деды, не ложитесь спать. Мы часа через полтора приведем еще человек тридцать".
Действительно, через некоторое время красноармейцы вновь привели 37 человек. Опять Обрезов и Васильев пошли вперед; за ними шли заложники и конвой. Шли медленно и молча.
Когда приблизились к деревянным воротам госпитального кладбища, то шествие остановилось, и опять был отдан приказ отсчитать 15 человек. Их повели по госпитальному кладбищу к холерному. Не доходя до ямы, против калитки на городское кладбище их остановили и приказали раздеваться. Когда все разделись, началась рубка.
Обрезов спрятался за памятник, а Васильев за ограду. Ни разговоров, ни стонов слышно не было. До слуха Обрезова доносился лишь хруст костей.
Во время этой рубки Обрезова за чем-то позвали. Подходя к месту казни, он услыхал, что один из казнимых, которого как раз рубили в то время, заругался и стал требовать, чтобы его лучше рубили. "Раз рубишь -- так руби", -- воскликнул он. Палач, по-видимому, неопытный, остервенился и, приговаривая: "Мало тебе, так на же!" -- стал наносить несчастному удар за ударом. Во всяком случае, этот заложник получил не менее десяти ударов. Палач добил его уже лежачего. Только один матрос рубил умело, и обреченные просили его, чтобы он, а не кто-нибудь иной, нанес им смертельный удар.
Когда кончили рубить первых 15 человек, то трое красноармейцев отправились вместе с Обрезовым к воротам. Там отсчитали еще 10 человек, которых красноармейцы отвели к яме и тоже стали рубить. Тут кто-то из палачей крикнул: "Эй, Кирюшка, подавай людей". Привели последних заложников, и их тоже зарубили.
Всю эту партию красноармейцы свалили в яму. Приказав затем засыпать могилу землей, красноармейцы сейчас же ушли с кладбища. Но едва ли они пошли домой пешком. Эти красноармейцы, утомленные ночной работой на пользу советской власти, не могли не возбудить по отношению к себе внимания и участия со стороны своих товарищей. Поэтому товарищ Гущин, которому "ребята жаловались на то, что им далеко ходить" на кладбище, позаботился выслать за ними грузовой автомобиль.
Когда Обрезов возвратился к себе в сторожку, на Нахаловской церкви ударило три часа ночи.
Таким образом, большевики, согласно установившейся у них к тому времени практике, закончили свое дело до рассвета. Пятигорскими жителями было замечено, что советская власть по каким-то соображениям стала предпочитать расправляться со своими жертвами под покровом ночи, старательно избегая производить казни, особенно массовые, при дневном свете.
Расследованием установлено, что когда палачи-красноармейцы, совершив в ночь на 19 октября 1918 года свое кровавое дело, вернулись в "Чрезвычайку", то перед сном они сказали одному из представителей советской власти: "Довольно мы вас поубивали, теперь можно и отдохнуть".
Но советская власть не согласилась с мнением исполнителей ее предначертаний, и на следующую же ночь, т[о] е[сть] на 20 октября, на так называемом холерном кладбище разыгралась такая же трагедия, как и накануне. Среди многочисленной партии погибших в этот раз людей были священник и одна женщина. Обрезов и Васильев и в этом случае присутствовали при казни.
На утро могильщики засыпали могилы. Тонкий слой земли покрыл изуродованные тела мучеников и скрыл их на время от людских взоров. Но вид местности, прилегающей к обеим могилам, в утро 20 октября не переставал еще красноречиво свидетельствовать о злодеяниях минувших ночей.
Вокруг могил стояли лужи крови. Кое-где лежали осколки человеческих костей. Ближайшие к месту казни кресты и надгробные памятники были обагрены кровью и обрызганы мозгом. Земля на значительном протяжении была настолько пропитана кровью, что, когда один из красноармейцев, вероятно пришедший проконтролировать, как это полагалось у большевиков, работу своих товарищей, ступил на дорогу, прилегающую около одной из могил, то из-под ног его брызнула кровь, и он по щиколотку погряз в кровавой гуще.
На окровавленной земле валялись ботинки и галоши, брошенные заложниками.
Палачи-красноармейцы получали 10 рублей "с головы" каждого казненного. Возможно, что как раз в то время, когда они протягивали свои руки за этим позорным заработком, из свежей, едва присыпанной землей могилы слышались тихие стоны заживо погребенных людей. Эти стоны донеслись до слуха Обрезова и могильщиков, пришедших ранним утром 20 октября 1918 года насыпать могильный холм. Как бы не сознавая ужаса своего повествования, Обрезов рассказывал об этом свидетельнице А. А. Колесниковой и добавил, что из могильной ямы даже выглядывал, облокотившись на руки, один недобитый заложник, умолял вытащить его из-под груды наваленных на него мертвых тел и просил дать воды. По-видимому, у Обрезова и у сопровождавших его могильщиков страх перед красноармейцами был настолько велик, что в душах их не оставалось более места для других чувств -- и они просто забросали могилу землей.
Стоны стихли.
Сопоставляя подробности рассказа Обрезова сданными, добытыми при раскопке могилы 24 января 1919 года, А. А. Колесникова пришла к убеждению, что раненый, просивший воды, был о[тец] Иоанн Рябухин. Его труп был обнаружен лежащим с поднятыми руками, как будто он желал выкарабкаться из могилы. Обрезов почему-то прикрыл голову священника епитрахилью.
Весть об описанном злодеянии большевиков быстро распространилась по Пятигорску. В других городах Минеральных групп о гибели заложников узнали из газет. Впечатление было самое тягостное, и казнь стольких неповинных людей казалась из-за своей чудовищности прямо невероятной. На этой почве, быть может для смягчения ужасного впечатления, самими большевиками, как утверждает свидетельница баронесса де Форжет, стали распускаться слухи о том, что заложники не казнены, а увезены в Святой Крест. И действительно, такие приметные большевики, как Ге и Кравец, которые не могли не знать правды, успокаивали обращавшихся к ним вдов казненных заложников уверениями в том, что они, большевики, не так глупы, чтобы убивать заложников, и утверждали, что заложники спрятаны в надежное место.