Страница 36 из 38
С чего тогда Босс приревновал к прошлому - бог весть. Жизнь в год с ним вообще не заладилась - в своей дали долго болела мама, упала с балкона и насмерть разбилась Нюська, желанная беременность сорвалась, уплыла работа... а когда в попытке развеяться перебирала Лёка студенческих лет побрякушки и колечко старое нацепила, в комнату вошёл Босс. С какого-то перепугу решил, что застукал за ностальгией по Димычу - и понеслось...
Да и с Димычем, признаться, кособоко вышло. Общались-общались, ездила Лёка к нему, ездила - но, видать, права мама: сердечный союз тогда счастливый и долгий, когда духовно близки люди, интересы если у них схожие, уважение друг к другу не увядает... Нет, они с Димычем фантастику обожали-собирали, и концерты "ДДТ" с "Алисой" без них не обходились, но торговля что-то изменила в нём. Упустила Лёка...
Сесть бы и поговорить по душам, однако, как всегда, то каждый в своих бегах, то устали, то Димычу всё ништяк... и чего, навязываться ему со своими тревогами?
По соседству же с магазином аудио- и видеотехники, где Димыч торговал, открылся магазинчик "Саламандры". И такая симпатичная там саламандра туфлями да сапогами торговала... в общем, с Димычем они поладили быстро и качественно.
Внешне Лёка перенесла возвращение к дружбе спокойно. Во всяком случае, её многолетний маршрут дом - работа - институт не изменился, на телефонные звонки отвечала исправно. Но в дневнике записала: "Что за дрянь, наверное, была я в прошлой жизни, что в этой всё - так... одиночьество. Ай... чего ныть? Не стала любимой - стану любящей!" - и замелькали имена согретых ею ночей, менялись квартиры... лишь рассветы походили один на другой: утро Лёка всегда, из принципа встречала в родных стенах, в своей постели.
За ценой не стояла - и частенько выручало это семьи кормившихся ночным извозом научных работников, инженеров погибших НИИ и прочих фартовых владельцев разномастных "четвёрок" и "шестёрок".
Одна из таких поездок до дому закончилась плачевно.
Села, как обычно, в услужливо подрулившую "Ладу", назвала район, цену раза в полтора выше обычной - надбавка за ночь, даль, безотказность.
Водитель кивнул, поехали.
В пути разговорились - опять-таки как обычно: по душам побеседовать русские люди и всегда-то горазды, а в те жуткие годы разрухи и подавно имелось, что излить тому, кого никогда, быть может, больше не увидишь.
Хорошо говорили - оба курильщики, с курева и начали, затем плавно перешли на музыку и стихи: оказалось - типичные интеллигенты, меломаны и заядлые читатели, но каждый в своей епархии.
- Русский рок - не рок-н-ролл, - убеждал поклонник Планта и Пейджа фанатку Кинчева, Шевчука и Гребенщикова.
- Это рок! - горячилась в её лице вся молодёжь девяностых, - не рок-н-ролл! Это стихи!
- По большей части это лозунги, звонкие фразы, не стихи, - отвечал шестидесятник. - У них даже музыки особой нет. В отличие от западного рока.
Ух, как это Лёку зажгло! От удовольствия она азартно подпрыгнула на сиденье: "Вот я ему сейчас докажу!"
- Разницу между сексом и любовью знаете? - пылко обрушила она на незнакомого и весьма взрослого человека весь немудрёный запас своего жизненного опыта.
Он помолчал.
Ощутимо прибавил ходу.
Повернул к ней лицо, посмотрел. Недолго, но такая померещилась в лице том безысходная печаль, что заныло и дрогнуло под сердцем, по-женски дрогнуло: пригреть, утешить, отдать...
Но видение уже пропало, пропал и интеллигент. На Лёку глядел Терминатор, знающий, куда бить.
И он ударил - деловито, без эмоций.
- Не боитесь изнасилования?
Волна паники ожгла ледяным предощущением смерти. Именно - это - сейчас - случится!
Из дальнейшего только и запомнилось, что не стала вцепляться водителю в глаза, не стала рвать из рук его руль, только приказала: "Машину остановите!", а сама уже начала открывать дверь, чтобы на ходу...
От резких тормозов чуть не ударилась.
Выпрыгнув из салона, Лёка словно косой махнула - шарахнула дверью, наподдала в горячке по корпусу - и увидела вдруг в молочно-резком свете фонаря худое до измождённости лицо своего извозчика. Это лицо ещё долго стояло у Лёки перед глазами...
К рассвету блудная дочь всё-таки дома оказалась - благо, произошла дикая сцена не так уж и далеко, минут пятнадцать бегом.
Бежала, себя не помня, кляня всё и вся, зарекаясь доверяться людям - и не слышала, конечно, и не видела, как за нею чуть поодаль следовал Олег: убедиться, что она добралась нормально. Ничего этого не знала она и знать, разумеется, не могла. Всё внимание поглощал ужас - и гадко было на душе. Гадко и грязно.
Однако с того дня Лёка снова стала возвращаться после института домой - и прошло ещё несколько лет, прежде чем рискнула сердцем снова. И опять - не срослось.
Она и расставшись с Боссом не плакала - слёзы все закончились на Вадиме. Просто, в очередной раз записала в дневнике: "Нескладная у меня жизнь, хоть вроде не дура. Что я сделала где-то не так - что? Господи, дай мне знак, скажи, зачем я - капелька крови на Земле?"
Ну вот, готова... А что скажет зеркало?
- Дэзинька, ты только посмотри, какое прэлэстное дитя, - старательно подражая выговору несравненной Фаины Георгиевны, сообщила Лёка подружке. Кошка на миг перестала полировать ладошку задней лапки, глянула добродушно - семейную историю о том, как за какой-то надобностью оказались родители с годовалой Лёкой в центре Москвы и встретили Раневскую, она слышала не раз. Равно и то, какими именно словами Сама почтила улыбавшуюся ей малышку.