Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 4



Соединенные Штаты были вынуждены вывести войска из Персидского залива после того, как авианосец «Форрестол» был потоплен иракскими камикадзе. Общественное мнение США было категорически против гибели американских ребят…

Срочно созванный и непрерывно заседающий Совет безопасности ООН хотел было вернуть Макса Симоняна на покинутый им пост, но тот отказался, заявив, что он — не пожарник. Впрочем, предложил кандидатуру своего однофамильца, известного под кличкой «Горный волк». Но, прежде чем хотя бы заговорить о нем как о возм командующем войсками ООН, нужно было сначала признать Карабах неотъемлемой частью Армении… Такие вот пироги.

Впрочем, это все дела дипломатические, международные. О мировой войне речи не шло и не могло идти. И большинство населения земного шара (за исключением тех, на чьи непосредственно головы сыпались бомбы) не слишком переживало по поводу локальных конфликтов. Чего там, договорились о ядерном разоружении — договорятся и об остальном!

Во всяком случае, именно этот аргумент приводил Габриель Охара на вечеринке в лучшей кантине Матухары, когда его приятели, такие же физики, пытались перевести разговор на международные события. Габриэль руководил сменой, работал, как и все, практически без выходных, но по должности — вдвое больше других, не понимал смысла работы, оторвавшей его от докторской диссертации, был зол на шефа, на бестолковых подчиненных, на жару и желал лишь одного: развеяться. (Эльзу шеф неожиданно отправил в отпуск, и она укатила в Майами, оставив безутешного Габриэля размышлять об их отношениях, чему никак не способствовал режим его работы.) А тут болтовня о политике… Ну, что вы смыслите в политике, жеребятки? Вы и в физике-то — ни уха, ни рыла! Вот ты, Симон, я же рецензировал твой дипломный проект. Ведь переписывать пришлось! А ты, Фицстивен? Теперь-то мне понятно, почему выпускник Массачусетского технологического поехал искать работу в Центральную Америку! Дома тебя к ускорителю на пушечный выстрел не подпустили бы!

Закончилось, естественно, дракой. А драться Охара, несмотря на не слишком геркулесовское телосложение, умел. Так что развеяться все же получилось, хоть и иным, чем желалось, образом…

Утром в дверь коттеджа Охары позвонили. Габриэль в это время тщательно намазывал разведенной в оливковом масле бодягой фонарь под правым глазом (это Фицстивен, конечно, он, сволочь, левша…) и появился перед посыльным не в лучшем виде. То, что он услышал, чуть не повергло его в шок:

— Синьор Габриэль, вас директор вызывает…

Бензин в трицикле кончается, когда до гор вроде бы рукой подать. На самом деле — еще километров пятнадцать.

Человек с сожалением пинает машину в колесо, присаживается боком на подножку, достает из рюкзака еду и свернутый лист толстой бумаги. Перекусывая, что называется, «на ходу», разворачивает его. Это карта. На правой руке человека — компас. Видно, что обращаться с этим нехитрым оборудованием человек умеет. Смотрит на карту, прикидывает… В это время из-за гор появляется самолет. Штурмовик, винтовой, устаревшей модели, но вполне работоспособный. Человек, заслышав звук двигателя, прикидывает расстояние, отбегает на полсотни метров от своего экипажа, падает на землю.

Штурмовик пролетает мимо. Человек лежит неподвижно несколько минут. Потом встает, еще раз смотрит на карту, снимает с багажника рюкзак и чехол с винтовкой… Снова прислушивается, снова падает. Самолет пролетает в обратном направлении.

Разведка.

Скоро надо ждать армию.

Человек встает и идет к горам. Медленно. Устал. Очень устал, но идти надо…

5

Директора Габриэль любил и уважал. Уже хотя бы за то, что тот взял его на работу после окончания столичного университета без всякой протекции — с улицы, что называется. И продвигал по службе — впрочем, вполне заслуженно.

— Ну, сынок, пора… — раздумчиво сказал дон Гонсало вместо ответа на приветствие.

— Что… пора? — недоумевающе спросил «сынок» (никогда его так директор не называл. И вообще: Габриэль не знал причины вызова, но добиться от шефа объяснений, почему свернуты все другие работы и зачем вообще понадобился калифорний-251 — решил твердо. Так что разговор повернулся не в том направлении с самого начала).

— Ты ведь охотник? И в армии служил? Ну, отлично. Глянь-ка, как тебе?

Директор достал из сейфа коробочку вроде тех, в которых ювелиры продают кольца и запонки. Габриэль открыл ее… Пуля. Ну да, пуля. Вопросительно посмотрел на шефа — тот не менее вопросительно смотрел на него. Что такое… Пуля от снятой лет двадцать назад с вооружения, но до сих пор высоко ценимой охотниками винтовки системы «маузер» — у Габриэля, кстати, тоже была такая. Вес — известно — девять граммов, цвет… ну, пуля-то, видать, старая, вот и покрылась патиной. Что за черт?! Возмущенный Габриэль чуть не сказал последнюю фразу вслух, но тут директор спросил:

— Ты вообще-то газеты читаешь? Радио слушаешь? Ну, хотя бы телевизор смотришь? Ах, нет… Что в мире творится — знаешь?



— Какое нам дело до Ближнего, Среднего и Дальнего Востока? — возразил Охара.

— Дело не в Востоке, дело в Западе… — ответил директор. — Две недели в мире заварушка, а ООН не реагирует, да и США тоже… вон — войска домой вернули…

— Ну, и что?

— А то, что ты, хоть и невинный младенец в политике, должен все-таки понимать, как отреагируют Соединенные Штаты, если на Аврелию нападет Бальтазар. Ну, как?

У прекрасной Аврелии и в лучшие (худшие то есть) времена армия была куда меньше, чем у маленького Бальтазара, заслужившего прозвище «Латиноамериканской Спарты». А территория — куда как больше. В прошлом веке это послужило причиной четырех войн, причем третья из них пришлась аккурат на Вторую мировую, когда США завязли на Тихом океане и ничем не могли помочь Аврелии. В результате Бальтазар отхватил земли по самое Кордуйское ущелье, а аврелианцы отступили за горы. Так оно потом по мирному договору и осталось. Правда, сейчас в Бальтазаре — вялотекущая гражданская война, но случай-то какой! В самый раз помириться и вцепиться в соседа. Охара вовсе не был таким невинным младенцем в политике, каким хотел казаться. Он твердо помнил чью-то максиму: «Если ты не занимаешься политикой, это еще не гарантирует от того, что политика не займется тобой».

Неужто займется?

Нет, не может быть… Но аргументы, примененные Габриэлем во вчерашнем споре, здесь были явно не к месту. Поэтому он спросил:

— А что, есть поползновения?

— Еще какие, — скривился директор. — Ночью по радио передали: противоборствующие силы Бальтазара заключили мир и организовали коалиционное правительство. Жди войны! Ущелье защищают две пограничные роты, так что ясно, чем все кончится…

Молодой физик прекрасно представлял, чем все кончится. В прошлую войну он был ребенком, но за два дня, пока не вмешались США, у него успели погибнуть почти все родственники, хотя ни одного военного среди них не было: кто под бомбежкой, кто под напалмом… В деле освобождения исконно бальтазарских территорий, нагло захваченных соседями под прикрытием неравноправного договора, не имеющего ныне силы, «спартанцы» сил не жалели и средств не выбирали… Ох, много кровушки прольется…

— Значит, надо записываться в армию… — раздумчиво произнес докторант.

— Много ты в армии навоюешь, — пренебрежительно заявил директор. — Слушай меня! Вон до дворе — видишь? — лендровер. Багаж уже там. В рюкзаке — самое необходимое, это если вездеход не доедет. И — жмите к ущелью. Боюсь, что времени осталось мало.

Габриэль ничего не понимал.

— Зачем?! Зачем — к ущелью?!

Директор опустил взгляд к столу. Габриэль проследил за взглядом… и все понял.

— Двести пятьдесят девятый?!

— Двести пятьдесят девятый.

Еще три самолета появляются из-за гор. Но человек уже на месте. В складках местности его не видно. Да и темнеет уже. Он не обращает внимания на авиаразведку. Распаковывает рюкзак. Переодевается в сухое, а мокрую одежду бросает на землю. Сует под комбинезон химические грелки, еще на одной разогревает консервы. Ест и залезает в спальный мешок. Засыпает. Видно, час «Ч» еще не наступил…