Страница 37 из 55
— И я не буду преднамеренно поднимать свой меч против того, кто спас мне жизнь… Спас при самозащите, — ответил его же словами Джабал. — Таким образом, кажется, мы не будем драться друг с другом. И, все же, кажется, вы имеете зуб против меня. Могу я спросить, в чем дело?
— Такой зуб я имею против любого человека, который извлекает выгоду за счет граждан Рэнкана, не неся при этом никакой ответственности, — насмешливо произнес цербер. — Вы не только не служите Империи, которая предоставила вам убежище; вы подрываете ее мощь, открыто рисуясь своим пренебрежением к ее законам, когда проворачиваете свои сделки.
— Что вы знаете о моих сделках и бизнесе, что позволяет вам высказывать такие скоропалительные суждения? — с вызовом спросил Джабал.
— Я знаю, что вы делаете ваши деньги способами, каких приличные люди избегают, — колко ответил Зэлбар. — Вы завязаны на рабах и наркотиках и других, высокоприбыльных, но подразумевающих низкий моральный уровень, товарах… Но хуже всего, вы завязаны на сделках, несущих смерть.
— Профессиональный солдат клеймит меня за смертельные сделки? — улыбнулся Джабал.
Цербер покраснел от такой колкости.
— Да. Я тоже связан со смертью. Но такой солдат, как я, сражается ради блага Империи, а не ради собственных эгоистических целей. Я потерял брата и некоторых из своих друзей во время горных кампаний, сражаясь за Империю… За свободу, которую вы и подобные вам подрывало.
— Подумать только, — задумчиво произнес Джабал. — Целая армия Рэнкана защищала нас от нескольких, разбросанных в горах племен. Да, если бы не вы и ваши друзья, горцы, конечно же, спустились бы с вершин, которые они не покидали в течение нескольких поколений, и перебили бы нас всех спящими. Как глупо было, с моей стороны, думать, что Империя пыталась расширить свое влияние еще в одном месте, где его не желали. Я должен был понять, что это была всего лишь попытка с ее стороны защитить себя от грозного врага.
Зэлбар наклонился вперед, рука его потянулась к эфесу. Затем самообладание вернулось, черты лица ожесточились.
— С меня хватит разговоров. Вы не понимаете мысли приличных людей, еще меньше их слова.
Он повернулся, чтобы уйти, но каким-то образом Джабал оказался на его пути — он уже стоял на ногах, хотя и покачивался от слабости. Хотя цербер был выше его на голову, гнев Джабала как бы возвысил его до уровня Зэлбара, который невольно отступил.
— Если с тебя довольно разговоров, цербер, то пришло время сказать слово и для меня, — прошипел он. — Это правда, что я делаю деньги на отвратительных сделках. Я бы не смог заниматься этим, если бы твои «приличные люди» не хотели платить мне изрядные суммы за это. Я не торгую товаром на острие меча. Они сами приходят ко мне — их так много, что я не могу удовлетворить спрос через обычные каналы.
Он повернулся, сделав жест в сторону усыпанного трупами двора.
— Также правда и то, что я связан со смертью, — злобно произнес он. — Твои великодушные рэнканские хозяева обучили меня правилам торговли на столичных гладиаторских аренах. Я имел тогда дело со смертью ради одобрительных возгласов тех самых «приличных людей», которыми ты так восхищаешься.
И те «приличные люди» не оставили для меня места в их «приличном» обществе после того, как я добился своей свободы, поэтому я прибыл в Санктуарий. Сейчас я все еще имею дело со смертью, так как это цена бизнеса здесь — цена, которую я чуть было не заплатил сегодня.
На какую-то долю секунды что-то близкое к сочувствию промелькнуло в выражении глаз цербера, пока он качал головой.
— Ты не прав, Джабал, — сказал он спокойно. — Ты уже заплатил за то, чтобы заниматься бизнесом в Санктуарии. Это не твоя жизнь, это твоя душа… Твоя гуманность. Ты променял ее на золото, и, на мой взгляд, это самая неудачная сделка.
Их глаза встретились, и Джабал первым не выдержал взгляда, обеспокоенный словами цербера. Он отвел глаза, и его взгляд упал на тело Манго — мальчика, которым он восхищался и думал усыновить — мальчика, чью жизнь он хотел изменить.
Когда он вновь повернулся, цербер уже исчез.
Джо ХОЛДЕМАН
БРАТЬЯ ПО КРОВИ
Гости улыбаются, кланяются при прощании. Хороший обед, много одобрительных разговоров среди собравшихся: экономика Санктуария фундаментально прочна. «Спасибо тебе, мой новый повар… Он из Тванда, разве он не чудо?» Хозяину, по всей видимости, требуется новая диета, а не новый повар, впрочем, тяжелые парчовые одежды, которые он носит, делают его несколько полнее, чем он есть на самом деле. «Счастливого пути… Разумеется, завтра. Предайте вашей тетушке, что я думаю о ней».
«Ты, конечно, останешься, Амар». Один из уходящих гостей слегка приподнял бровь, наш хозяин любит мальчиков? «У нас действительно дела».
«Энуар, ты можешь отпустить слуг до рассвета. Ты также свободен вечером. Мы будем ужинать в городе. И благодарю тебя за отличное обслуживание. Пока».
Он смеется. «Не благодарите меня. Не тратьте всю вашу благодарность на одну женщину». Как только надсмотрщик за слугами уходит, грубовато-простодушное выражение исчезает с лица хозяина и становится абсолютно нейтральным. Он прислушивается к шагам надсмотрщика, спускающегося по каменной лестнице, слышит, как тот распускает слуг. Поворачивается и указывает жестом на гору подушек рядом с огромным камином. Запах пепла забивает аромат фимиама.
«У меня есть хорошее вино, Амар. Посиди, пока я схожу за ним».
«Тебе понравились наши гости?»
«Купцы, только и всего. Но человек учится у других сословий, ты не согласен?»
Он возвращается с двумя кубками вина, такого пурпурного цвета, что кажется почти черным. Он ставит оба кубка перед Амаром: выбирай. Даже самые близкие друзья следуют этому ритуалу в Санктуарии, где отравление является искусством, спортом, профессией. «Да, меня заинтриговал именно цвет. Большая удача».
«Нет, оно из рощи в горах, восток Сира. Калос, или что-то в этом роде; не могу тебе даже передать, насколько у них варварские… — Да. Хорошее десертное вино. Ты не хочешь покурить трубку?»
Энуар возвращается, звеня своим колокольчиком по мере того, как он поднимается по лестнице.
«На сегодня все, спасибо…»
«Нет, я не хочу, чтобы гончих кормили. Лучше будут гнать зверя во время охоты, если останутся голодными. Как-нибудь проживем с их скулежом».
Тяжелая входная дверь скрипнула, захлопнувшись за надсмотрщиком. «Ты нет? Ты не будешь единственным аристократом в свите. Отрасти немного бороду, день или два, займи у слуги его лохмотья…»
«Ну, существует две школы воспитания. Голодные собаки слабее, но дерутся отчаянно. А если твоих собак не кормить неделю, то всю следующую их не способна будет победить другая свора».
«О, такое случается — я думаю, это случилось и со мной однажды. Не убивающий яд, а что-то, что сделало их безжизненными, неконкурентоспособными. Возможно, магия. Хотя яд дешевле».
Он делает глубокий глоток, затем осторожно ставит кубок на пол. Пересекает комнату, поднимается на ступеньку и выглядывает в узкое окно, прорезанное в толстой стене.
«Я уверен, что мы сейчас одни. Выпей; я принесу пока кррф». Он исчезает менее чем на минуту и возвращается с тяжелым бруском, завернутым в мягкую кожу.
«Лучший сорт из Каронны, чистый, черный, без примесей». Он разворачивает сверток: черный, как смоль, брусок, тисненый по всей своей поверхности иностранной печатью. Попробуешь немного?
Он качает головой. «Мудрый виноторговец, избегающий употреблять собственные изделия. Золото с тобой?»
Он взвешивает мешок в своей руке. «Этого недостаточно. Нет и половины». Он выслушивает и забирает назад золото. «Будь разумным. Если ты чувствуешь, что не можешь доверять моей пробе, возьми с собой небольшое количество назад в Рэнке; пусть кто-нибудь попробует его. Затем привезешь мне сумму, о которой мы договорились».
Другой мужчина неожиданно встает и судорожно хватается за свою короткую кривую саблю, но она едва успевает выйти из ножен, как сразу же гулко падает на мраморный пол. Он падает на четвереньки, весь дрожит, бормочет что-то и валится, ослабев.