Другой отличный миф

РОБЕРТ АСПРИН

ДРУГОЙ ОТЛИЧНЫЙ МИФ

Эта книга посвящается Борку Неуничтожимому (известному меньшим смертным как Джордж Хант), чья грубоватая, но верная дружба помогла мне преодолеть много кризисов в прошлом... и, вероятно, в будущем!

ГЛАВА 1

"Есть многое на свете, Есть многое на свете, друг Горацио, что чело- друг Горацио, веку знать не положено" что и не снилось

нашим мудрецам.

Гамлет.

Одно из немногих все искупляющих качеств наставников, думаю я, заключается в том, что их при случае можно одурачить. Это было верно, когда мать учила меня читать, это было верно, когда отец пытался научить меня быть фермером, и верно теперь, когда я обучаюсь магии.

- Ты не практиковался! - прервал мои размышления резкий упрек Гаркина.

- А вот и нет! - возразил я.- Это просто трудное упражнение.

Словно в ответ левитируемое мною перо начало дрожать и колебаться в воздухе.

- Ты не сосредотачиваешься! - обвинил он меня.

- Это все ветер, - не согласился я. Мне хотелось добавить: "От твоего умного языка", но я не посмел. Гаркин в самом начале наших уроков продемонстрировал свое неумение ценить дерзких учеников.

- Ветер! - презрительно фыркнул он, передразнивая меня. - Вот так надо, болван!

Мой мысленный контакт с предметом моей сосредоточенности прервался и остановился, когда перо дернулось и взмыло к потолку. Оно дернулось и остановилось, словно вонзившись во что-то, хотя все еще находилось в футе от деревянных стропил, а потом стало медленно вращаться в горизонтальной плоскости. Потом, оно также медленно стало вращаться вокруг своей оси, а затем поменяло концы и начало скользить по невидимому кругу, словно подхваченный смерчем лист.

Я рискнул взглянуть на Гаркина. Тот развалился в кресле, болтал ногами, явно посвятив свое внимание пожиранию жареной ножки ящероптицы, пойманной, могу добавить, мной. Ничего себе сосредоточенность!

Он вдруг поднял глаза и наши взгляды встретились. Отворачиваться было слишком поздно и я поэтому просто поглядел на него в ответ.

- Проголодался? - его измазанная жиром борода с проседью сделалась вдруг обрамленной волчьей усмешкой. - Тогда покажи мне, много ли ты практиковался?

Мне потребовалось всего мгновение, чтобы понять, что он имел ввиду, а затем я с отчаяньем поднял глаза. Перо кувыркалось к полу едва на высоте плеч от приземления. Заставив внезапное напряжение покинуть мое тело, я мысленно протянул руку... мягко... образуя подушку... не сшибая его...

Перо остановилось в двух ладонях от пола. Я услышал тихий смешок Гаркина, но не позволил этому нарушать мою сосредоточенность. Я три года не давал перу коснуться пола, оно не коснется его и сейчас.

Я медленно поднял его, пока оно не воспарило на уровне глаз. Обернув его своей мыслью, я стал вращать его вокруг своей оси, а затем заставил поменять концы. Покуда я проделывал с ним эти упражнения, его движения не были такими гладкими и уверенными, как тогда, когда этой задаче уделял внимание Гаркин, но оно безошибочно двигалось по заданному ему пути.

Хотя я не практиковался с пером, я все-таки практиковался. Когда Гаркина не бывало поблизости или он был занят своими собственными исследованиями, я посвящал большую часть своего времени левитированию металлических предметов, а если точнее ключей. Каждому виду левитации присущи свои собственным проблемы. С металлом трудно работать, это материал инертный. Перо, бывшее когда-то частью живого существа, откликалось легче... намного легче. Для поднятия металла требовалось усилие, для маневрирования пером требовалась легкость. Я предпочитал работать с металлом. Мне виделось более прямое применение этого умения в избранной мной профессии.

- Достаточно хорошо, мальчуган! А теперь положи его обратно в книгу.

Я улыбнулся про себя. По этой части я напрактиковался не из-за ее потенциального применения, а потому, что это меня забавляло.

Книга лежала в раскрытом виде в конце рабочего стола. Я опустил перо по длинной ленивой спирали, давая ему слегка пройтись по страницам книги, поднял вверх по крутой дуге, остановил и повел обратно. А когда оно во второй раз приблизилось к книге, я освободил часть своего для броска к книге. Когда перо чиркнуло по страницам, книга захлопнулась, словно челюсти голодного хищника на метательном снаряде в пределах их досягаемости.

- Хммм... - протянул Гаркин. - Чуточку напоказ, но эффектно.

- Всего лишь малость того, что я разработал, пока практиковался, небрежно бросил я, мысленно протянув руку к другой ножке ящероптицы. Однако вместо того, чтобы грациозно проплыть к моей руке, она осталась на деревянной тарелке, словно пустила туда корни.

- Не так быстро, мой маленький воришка. Значит, ты практиковался, да? - он задумчиво огладил бороду, не выпуская из рук полуобгрызенную кость.

- Разумеется. Разве не заметно? - мне пришло в голову, что Гаркина не так легко одурачить, как иногда кажется.

- В таком случае я хотел бы посмотреть, как ты зажжешь свечу. Если ты практиковался так много, как утверждаешь, это должно быть легко.

- Я не возражаю против попытки, но как вы сами говорили, одни уроки даются легче, чем другие.

Хотя я напускал на себя уверенный вид я все-таки пал духом, когда в ответ на вызов Гаркина большая свеча поплыла к рабочему столу. За четыре года обучения я еще не имел успеха в этом особом упражнении. Если Гаркин не собирался подпускать меня к еде, пока я не преуспею, то видимо мне, долгое время придется ходить голодным.

- Послушай, э-э, Гаркин, мне пришло в голову, что я, вероятно, лучше могу сосредоточится на полный желудок.

- А мне пришло в голову, что ты обманываешь.

- Разве мне нельзя...

- Приступай, Скив.

Коль скоро он употребил мое надлежащее имя, его было уже не поколебать. Уж это-то я за эти годы усвоил хорошо. Мальчуган, вор, идиот, репоголовый - все эти имена хотя и унизительны, но пока он применял их, на него еще можно было повлиять, но как только он употреблял мое надлежащее имя, это становилось безнадежным. И впрямь огорчительное положение, когда звук твоего собственного имени становится дурным предзнаменованием.