Страница 109 из 122
- Джон Лахли, вы говорите? Нет, боюсь, я ничего о нем не слышал. Разумеется, - Малькольм почти виновато улыбнулся молодому ирландцу, - я столько путешествую. Мне очень часто приходится не подпевать за теми научными и общественными изменениями, что происходят за месяцы моего отсутствия. Я обязательно запомню это имя. Спасибо, что привлекли мое внимание к его работе.
- Что ж, замечательно, - улыбнулся Бивин О'Доунетт, явно довольный тому, что познакомил Малькольма со своим ученым молодым другом. - Кстати, Мур, вы собирались наверх, когда я отвлек вас. Надеюсь, я не сорвал никаких планов?
Малькольм улыбнулся.
- Мы, собственно, услышали, что сегодня вечером здесь состоится собрание Теософического общества, и хотели узнать об этом побольше.
Йетс просветлел.
- Замечательно! Что ж, джентльмены, в таком случае встретимся наверху через четверть часа.
Малькольм покосился на Конроя Мелвина. Тот чуть заметно кивнул.
- Прекрасно! Пожалуй, схожу и попрошу моего кучера вернуться позже, чем я просил. Надеюсь, мы вас нагоним.
Двое ирландских поэтов откланялись и поднялись наверх. Малькольм повернулся к дверям, намереваясь известить кучера, что они задержатся дольше, чем на час, - и застыл. Одного члена их отряда не хватало.
- Черт подери, где мистер Пендергаст?
Конрой Мелвин, тоже смотревший вслед поэтам, вздрогнул и с беспомощным видом огляделся по сторонам.
- А?
- Пендергаст, - повторил Малькольм. - Куда, черт возьми, он делся?
Павел Костенко нервно сглотнул.
- Представления не имею, - прошептал он как можно тише. - Он был здесь всего минуту назад.
- Да, - раздраженно кивнул Малькольм. - Был. А сейчас его нет. Чертов репортер! Нам лучше найти его, и поскорее.
Через десять минут стало ясно, что Гая Пендергаста в "Карлтоне" больше нет, ибо его видели забирающим из гардероба свои шляпу, трость и перчатки.
- Ну да, мистер Мур, - сообщил швейцар. - Он уходил в большой спешке. Взял кеб.
- Вы не слышали, какой адрес он назвал кебмену?
- Нет, сэр, боюсь, что не слышал. Малькольм выругался про себя.
- Будь он проклят, этот идиот! Джентльмены, боюсь, наша экскурсия по вашей просьбе переносится на другой вечер. Доктор Костенко, доктор Мёлвин, нам нужно немедленно вернуться в Сполдергейт. Это очень серьезно. Чертовски серьезно. Репортер, разгуливающий по Лондону сам по себе, без сопровождающего, и задающий вопросы в такое время... Его необходимо немедленно найти и вернуть обратно, пока он не оказался в какой-нибудь фатальной переделке.
Оба ученых были вне себя от ярости, узнав, что их программа на вечер отменяется, особенно в свете собрания, происходившего всего этажом выше. Однако даже они осознали кризис, которым угрожала пропажа еще одного человека из Верхнего Времени. По крайней мере у инспектора Скотланд-Ярда хватило самокритики признать, что это он позволил репортеру улизнуть так легко. Кучер принадлежавшей "Путешествиям" кареты, которая привезла их в "Карлтон", тоже не заметил ухода Пендергаста и всю дорогу до Сполдергейта корил себя за собственную беззаботность.
- Мог бы проследить за этим чертовым дуралеем, - бормотал он каждые несколько минут. - Черт, ну почему этот кретин взял кеб? Я бы отвез его, куда бы он ни попросил!
У Малькольма были собственные подозрения на этот счет, которые подтвердились менее чем через полчаса, когда они вернулись в особняк "Путешествий во времени". Гай Пендергаст вернулся в Сполдергейт, но совсем ненадолго. Затем они с Доминикой Нозетт ушли снова, забрав с собой весь свой багаж и одну из сполдергейтских карет - не спросив при этом разрешения Гилбертов.
Новое несчастье замаячило перед ними.
Они не только потеряли туриста Бенни Катлина, они потеряли еще и двух членов группы наблюдателей, явно решивших расследовать дело самостоятельно. Малькольм, уже несколько недель спавший не больше трех часов в сутки, пытался понять, что такого увидел или услышал Гай Пендергаст, если это подтолкнуло его на собственные поиски в нарушение всех правил, установленных для группы наблюдателей. Малькольм был настолько занят Йетсом, что забыл о работе. И это было непростительно. До сих пор Малькольму только раз приходилось терять туриста: Марго, в тот жуткий день в Риме, в разгар сатурналий. Настроение его отнюдь не улучшилось, когда он напомнил себе, что оба раза он был занят не профессиональными обязанностями, а собственными эмоциями.
Поскольку ни малейшего представления, откуда начинать поиски пропавших репортеров, у Малькольма не было, он сделал единственное, что мог сделать, оставаясь спокойным. Он спустился в гостиную, налил себе хорошую порцию скотча и начал обдумывать новую профессию.
* * *
Ночлежный дом Кроссингем пропах плесенью, несвежей одеждой, потом, протухшей едой и отчаянием. Когда Марго и Шахди Фероз переступили порог кухни, на улице уже давно стемнело и стоял собачий холод. В печи вяло дымил уголь, и вокруг него сбились тесной кучкой человек двадцать, по большей части женщины. Свободных стульев не было. Те несколько стульев, что имелись, давно уже были подвинуты к самому огню пришедшими раньше других счастливчиками. Остальные изможденные, грязные обитатели кухни Кроссингема сидели на полу так близко к очагу, как сумели протолкаться. Хорошо еще, пол был чисто вымыт, несмотря на то что некрашеные доски его были истерты тысячами ходивших по нему башмаков.
Марго заплатила домохозяину, Тимоти Доновану, за чашку чая и протянула ее Шахди, потом подумала и заплатила еще за одну - для себя.
- Вот, милочка, - негромко сказала она ученой на лучшем своем кокни. - Вот вам чашечка чая для сугреву.
Чай оказался жидким и горьким, разумеется, без сахара или молока, способных исправить его противный вкус. Марго поморщилась и сделала еще глоток. Спитые чайные листья, конечно - если в этой гадости вообще присутствовало хоть немного настоящего чая. Так высок был спрос на чай и так дорог свежий продукт, что возник огромный рынок спитого чая. Использованная заварка собиралась слугами и домохозяйками, а затем продавалась мелким чаеторговцам, которые скупали гущу на дому, на вес. Затем гуща просушивалась, коптилась, спрессовывалась в "новые" брикеты и продавалась в дешевых москательных лавках, которыми изобиловал Ист-Энд. Существовал даже черный рынок поддельного чая, на котором под видом чайных брикетов листья бог знает чего и даже резаная бумага продавались тем, кто не мог позволить себе настоящий чай или - что не редкость - просто не знал вкуса настоящего напитка.