Страница 75 из 123
Обед в "Радости" будет приятным разнообразием после мороженых соевых биточков с бутафорскими полосками якобы от гриля, чтобы они выглядели как мясо. После той диеты, на которой он вырос, они вызывали у него чувство тошноты, но они хорошо поддерживали силы, и потом на время этого пари он не мог позволить себе такую роскошь, как настоящая говядина в морозилке.
Коридор за "Радостью" был длинный и совершенно пустой Собственно, в этот коридор выходили только служебные двери ресторанной кухни. Вдоль стен выстроились мусорные контейнеры. Скитер уперся в стену спиной и одной подошвой и принялся ждать, насвистывая. Какой-то звук слева привлек его внимание. Он посмотрел в ту сторону...
Острая боль пронзила его затылок. Он упал, понимая, что его ударили, и почувствовал, как лицо его чувствительно соприкоснулось с неожиданно твердой мостовой. Потом какая-то тряпка, смоченная дурно пахнущей жидкостью, накрыла ему нос и рот. Он забился, проклиная свою глупость и неосторожность, но провалился в черный туман. Он успел еще ощутить, как чья-то рука бесцеремонно обшарила его карманы.
Потом его окутала чернота, и тело его осталось лежать распластанным на мостовой.
Когда он пришел в себя - медленно, с дурным привкусом Гоби во рту и бушующим в голове бураном, - он застонал и тут же пожалел об этом. Его усыпили... Он попробовал сесть и чуть было не выключился снова, но все же смог принять более-менее сидячее положение, привалившись спиной к стене. Трясущимися, непослушными руками обшарил он карманы, но билеты и все его деньги исчезли. Кто обвел его вокруг пальца? Фарли? Или какой-нибудь конкурент, недавно появившийся на вокзале? Или - что скорее всего кто-нибудь из агентов Голди?
Он выругался про себя, зажмурился и осторожно ощупал раскалывающуюся от боли голову. Он ведь не может пожаловаться на это нападение Буллу Моргану, верно? "Эй, я только собирался надуть этого типа, и тут кто-то огрел меня и усыпил хлороформом..."
Нет, об этом он не скажет ни управляющему, ни кому угодно другому. Он с трудом поднялся на ноги, потом сполз по стене обратно и несколько мучительных минут избавлялся от содержимого желудка. Он все еще кашлял, отчаянно мечтая хотя бы о стакане воды прополоскать рот, когда услышал приближающиеся легкие шаги.
- Скитер? - тревожно спросил женский голос. Он с трудом заставил себя посмотреть, кто это. Он никогда раньше не видел этой женщины.
- Ох, Скитер, тебе совсем плохо! Йанира так расстроится! Ладно, давай я помогу тебе.
Произношение выдавало в ней уроженку Нижнего Времени, возможно, гречанку. Ноги у Скитера так ослабли, что он вряд ли удержался бы на них без посторонней помощи, так что он позволил ей отвести себя к нему домой, где она умело раздела его и сунула его под душ. Охая, прислонился он к кафельным плиткам ванной - холодное прикосновение чуть снимало боль в затылке.
Женщина - кто бы она ни была - вернулась с полотенцем и помогла ему выбраться из ванны, умело вытерла, одела в халат и помогла добраться до постели - сам он одолеть эти несколько шагов уже не смог бы. Потом снова вышла, вернувшись со стаканом в руке.
- Вот. Выпей это. Это успокоит твой желудок и облегчит головную боль.
Он послушно выпил. Питье оказалось не такой гадостью, как он ожидал. Вернув ей пустой стакан, он тихо застонал и откинулся на подушки. Она накрыла его одеялом, погасила свет и уселась в кресло у изголовья
- Эй, - пробормотал Скитер, - спасибо.
- Спи, - сказала она. - Тебе досталось. Сон вернет тебе силы.
Не в силах противиться ни ее логике, ни наваливающейся на него черноте, Скитер закрыл глаза и уснул.
* * *
Маркус нашел Люпуса Мортиферуса в Римском городе - тот слонялся у входа в "Радость эпикурейца". Глаза гладиатора удивленно расширились, когда Маркус решительно направился к месту его засады. Он подошел к Люпусу, сунул руку в коробку с деньгами, что он копил так долго, и вытащил оттуда пригоршню монет - примерно столько же, сколько дал ему Скитер.
- Вот. Возьми, это твои.
Люпус безропотно взял деньги, переводя взгляд с них на Маркуса.
- Что случилось?
Маркус рассмеялся так горько, что глаза Люпуса расширились еще сильнее.
- Я узнал правду, друг мой, и она оказалась неприглядной Я просто дурак Эти деньги отдал мне тот человек, который украл их у тебя. Я думал, он выиграл их честно, поставив на Играх в Цирке. Как я мог так подумать, когда он за всю свою жизнь не проработал честно ни дня...
Люпус ухватил его за шиворот.
- Кто он? Где он?
Маркус чуть было не ответил. Потом рывком освободился.
- Где? - Он рассмеялся еще более горько. - Я не знаю. И не хочу знать Может, пытается обокрасть еще кого-то достаточно доверчивого, чтобы считать его своим другом. А что до того, кто он... Я дал тебе кров. Моя жена и дети скрываются, и у меня нет теперь денег, чтобы вернуть человеку, который привел меня сюда, ту цену, которая была за меня заплачена. И каким бы он ни был вором и мошенником, я называл его другом. Ты хочешь убить его. Тебе придется искать его самому, Волк.
* * *
Сеть агентов Голди окупала себя сполна. В особенности гениальный по наглости пятнадцатилетний подросток из Нижнего Времени, известный всем в Ла-ла-ландии просто как Юлий. Голди сидела на скамеечке "Вокзала Виктория" в ожидании скорого открытия Британских Врат - доверив все дело Юлию, ей нечего было больше делать, только ждать. Народу по улицам разгуливало вдвое или даже втрое против обычного: пышно украшенная к Рождеству Ла-ла-ландия всегда привлекала к себе внимание, а "Вокзал Виктория" и вовсе превзошел в этом году самого себя, стараясь реабилитироваться после прошлогодней оказии, когда вывалившийся из нестабильных Врат гад-звероящер пролетел пять этажей и размазался по мостовой Общего, разгромив при этом несколько чугунных скамеек, мусорных урн и даже один фонарный столб. Голди надеялась, что в этом году приз достанется этому кварталу с отрывом в тысячу очков от ближайшего соперника.
Голди тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и принялась наблюдать за туристами, столпившимися у местной достопримечательности - маленькой, но настоящей железной дороги. Крошечный поезд только что отошел от перрона "Виктории" и набирал ход по Общему залу. Родители торопливо жужжали видеокамерами, стараясь запечатлеть своих отпрысков или их юных подружек в открытых вагончиках. Глаза горели, веселый смех сливался с перезвоном рождественских колоколов.