Новая кровь

— Одним богам ведомо, скольким пациентам я говорил то же самое, — я никогда не верил, что это возможно!

Стрик с легкой улыбкой принял предложенную монету и положил ладони на обтянутые желтой туникой костлявые плечи несчастного. Маг из Фираки спокойно и сосредоточенно вглядывался в пространство перед собой.

Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы установить причину постигшего Надиша несчастья.

— Ваш друг был совершенно прав, господин лекарь. Кто-то наложил на вас черное заклятие. Надиш застонал.

— Гм. И даже поставил барьер. Попытайтесь думать об открытых воротах, открытой двери, о пещере с широким входом… нет-нет, пожалуйста, не нужно так сопеть… гм.

Более глубокое сканирование показало невозможное: заклинание исходило от человека, которого считали мертвым. От некоего Марипа, сына колдуна по имени Мизраит и ученика темного мага Маркмора. Проблема заключалась в том, что ходили упорные слухи о смерти Марипа!

«Но заклинание наложено совсем недавно. Получается, что Марип жив-здоров! И более того, перерос ступень подмастерья — и даже младшего подручного, клянусь Пламенем!»

Стрик сосредоточился — его даже бросило в пот — и вскоре понял, что несчастье поразило Надиша так беспрепятственно потому, что Марип завладел чем-то, ранее принадлежавшим врачу.

— Ну конечно! Серьга, а с ней и капли крови!

— Ч-что? — послышался дрожащий голос лекаря.

Стрик выпустил пугающе худые плечи и сел рядом с человеком, выглядевшим дряхлым стариком. Волшебник мог бы поклясться, что до того, как с лекарем случилось это несчастье, он выглядел лет на пятнадцать моложе.

— Как вы потеряли вашу серьгу?

— Месяца два назад, когда я поздно вечером возвращался домой, на меня — о боги! — напали разбойники. После этого все и началось! За эти два месяца я жутко похудел, Стрик, и, само собой, потерял много сил.

— Гм. Это были не разбойники, Надиш, а специально нанятые люди. Ненавидящий вас черный маг использовал этих людей, чтобы завладеть не только вашей серьгой, но и, поскольку серьгу вырвали прямо из уха, частичкой вашей крови. Кровь дала ему возможность сотворить действительно мощное заклинание.

— Откуда вы это узнали?

— А вы отвечаете своим пациентам, когда они задают подобные вопросы?

— Нет. Но обычно я не могу не ответить на вопрос: «Что со мной случилось?»

— Это вам уже известно. Вы чахнете и теряете силы; это результат вредоносного заклинания. Полагаю, этот колдун вознамерился вас убить.

Надиш изрядно удивил своего гостя, разразившись потоком слов, которые касались личности непоименованного мага, его сексуальных пристрастий и происхождения. Потом он спросил:

— Кто это? Кто это сделал, господин волшебник?

— Этого я не могу сказать, — ответил Стрик. Ему трудно было солгать человеку, которого, как и любого другого врача, он считал человеком мудрым. — Кто из магов настолько сильно вас ненавидит?

— Никто! То есть я хотел сказать, понятия не имею.

— Вы никогда не лечили какого-нибудь мага?

— Разве что, не зная, что это маг.

— Гм. В таком случае, не было ли случая, когда бы вы отказались лечить мага?

— Разве что, не зная, что это маг, — повторил Надиш. Несколько секунд спустя он добавил:

— Но теперь один из них намеревается убить меня.

— Он уже убивает вас, — сказал Стрик, глядя перед собой невидящим взглядом. — Если только мы не сможем что-нибудь с этим сделать.

Надиш наклонился вперед, задохнувшись от этого усилия.

— Вы думаете, что сможете этому помешать?

— Попытка не пытка. А в данном случае я просто обязан попытаться.

— Я вас не понимаю.

— Это неважно. Вы слишком хороший человек, чтобы позволить убить вас таким образом и даже не попытаться предотвратить убийство.

Чудовищно исхудавший человек глубоко вздохнул, и Стрик услышал, как у лекаря в горле что-то заклокотало.

— Поскольку я волшебник, а не врач, давайте о плате договоримся сразу.

Улыбка Надиша выглядела кошмарно, но она была искренней.

— Я в вашей власти, сударь. Назовите цену, и я с ней соглашусь. Впрочем, понятно, что если пациент умрет, то и заплатить он не сможет.

Несмотря на всю серьезность положения своего «пациента», Стрик от души расхохотался.

И они обсудили вопрос оплаты.

По дороге к овдовевшему отцу Мигнариал Ганс опять заметил множество строящихся или перестраиваемых домов. Гансу не очень-то хотелось туда идти. Он любил Лунный Цветок, мать Мигни, грузную гадалку; теперь он мог признаться в этом хотя бы самому себе. Ахдио и еще пара завсегдатаев «Кабака Хитреца» прошлой ночью уже заметили, что темноволосый молодой парень по прозвищу Шедоуспан стал «каким-то другим». Они были правы. События в пустыне и в Мейденхедском лесу немного изменили его; потом последовали переживания, связанные с Мигнариал, и возложенная на него ответственность; потом на Ганса повлияла постоянно витавшая темная тень чародейства и заставили повзрослеть ужасные события в Фираке; и еще большее воздействие на парня оказал недавний опыт, полученный в Суме.

Присутствие здоровенного рыжего кота, который вышагивал рядом с Гансом, задрав хвост, привлекало к парню внимание окружающих. Но взгляд Ганса и его многочисленные ножи, которые он не считал нужным прятать, заставляли людей держать свои комментарии при себе или высказывать их тихо-тихо. Однажды он все же услышал позади презрительный смешок и понял, что это была намеренная провокация. Ганс даже не обернулся. Да, Шедоуспан стал «каким-то другим».

У лавчонки, где Теретафф, отец Мигнариал, торговал всякой всячиной, Ганса узнала одна из темноволосых и темноглазых младших сестер Мигнариал. Поскольку их было несколько, а Ганса никогда не интересовали дети, он не мог точно припомнить, как зовут девочку. Странно, однако, как она расцвела за такое короткое время. С девчонками вообще такое бывает, а С'данзо, похоже, и вовсе расцветают раньше других.

Ганс вошел в теплое помещение, душное от запахов продуктов, выделанной кожи, пряностей, духов и всяческих трав. В лавочке всегда царил некоторый бардак, а теперь, после смерти Лунного Цветка, он еще усилился.

— А у твоего отца нет… э-э… подруги? — спросил Ганс, чувствуя себя подлецом. Нельзя сказать, что ему было неприятно, когда большеглазое личико отрицательно качнулось. Сколько же лет этой девочке — тринадцать? Если так, то следующему ребенку — парнишке Корментаффу, — сейчас четырнадцать. А следующему по старшинству члену семьи должно быть около шестнадцати, насколько помнилось Гансу. Девчонке с рыжими волосами, или почти рыжими. Как же ее зовут-то?

Эта рыженькая как раз принялась подманивать Нотабля, а тот уворачивался от попыток приласкать его. Вконец возмущенный, кот исчез за утлом.

— Он — э-э… — кот одного хозяина, — пояснил Ганс. — Нотабль, если ты что-нибудь расколотишь или куда-нибудь влезешь, я тебе такую трепку задам!

— Мрау.

Ганс был не особенно счастлив обнаружить, что у Теретаффа уже сидит другой посетитель. Пожилая С'данзо с неумолимым взглядом и поджатыми губами, в обычной для этого народа разноцветной, но простого покроя одежде едва заметила присутствие Ганса. Он сразу понял, что Мегера пришла не к Теретаффу: ее интересовала шестнадцатилетняя девушка. У Джилиль были огромные круглые глаза цвета орехового дерева и необычайно пышные русые волосы медового оттенка. На девушке была пышная полосатая желто-зеленая блузка; пестрая юбка, поверх которой был надет фартук из пестрой же набивной ткани.

— Ты говорила здесь с моей дочерью, — заявил Теретафф, но это был скорее вопрос, чем обвинение.

— Это было опрометчиво с моей стороны, — сказала Мегера, поджав губы. Взгляд ее оставался спокойным.

В разговор вдруг вмешался Ганс, неожиданно для себя и совершенно невпопад:

— Да. Когда я нашел Лунный Цветок, я словно обезумел. Я бросился куда-то бежать, наткнулся на рыбоглазую — ну, на бейсибку, и убил ее. Я думал, что это была одна из тех, которые уби… которые…