Страница 42 из 47
Не в силах вынести позора, повесилась Иокаста. Эдип остается один наедине с собственной совестью. Ему пришлось всю жизнь решать загадки. Он сделал абсолютно все, чтобы избежать того, что предопределено свыше. Он посмел противостоять всесильному року и избрать самостоятельный путь. В начале трагедии Эдип признается:
И теперь он делает последний шаг — шаг побежденного, но несломленного и все еще независимого человека. Он сам выносит себе приговор, сам ослепляет себя и обрекает на изгнание из Фив. Своим обдуманным, сознательным и самостоятельным решением он как бы преодолевает тяготеющее над ним проклятье, освобождается от неумолимо преследующего его жестокого и бессмысленного рока. Последний раз он появляется перед зрителями на вершине той самой дворцовой лестницы, где он еще совсем недавно, исполненный величия, обещал народу избавить его от несчастий. Теперь это униженный, повергнутый страдалец, обращающий невидящий взор к миру, который он пытается понять. Он по-прежнему велик, но не случайным, внешним величием человека, вознесенного к вершинам власти, а внутренней свободой, сознанием собственной ответственности, которую он противопоставляет стоящей над ним силе судьбы.
Софокл был глубоко религиозным человеком. И не следует думать, будто он стремился опорочить эту силу судьбы. Как и многие его современники, он был убежден, что в мире царит непреложный закон высшее справедливости, недоступный пониманию людей. «Совершивший-терпит» — таков божественный принцип. И совершенно неважно, сознательно ли действует человек, знает ли он последствия своих поступков или нет Этой космической силе нет никакого дела до его добрых или злых намерений — она лишь охраняет раз и навсегда установленный порядок мироздания, в который включается и человеческая жизнь.
На Эдипе лежит печать родового проклятья. Он отвечает за грехи Лайя, он обречен совершать поступки, которые требуют отмщения. Все в мире оказывается взаимосвязанным, в том числе и прошлое с настоящим и будущим. Слепота Эдипа приобретает символическое значение. Зрячий, он видит и понимает меньше, чем слепой прорицатель. Выколов себе глаза, он словно лишний раз напоминает о ничтожности обычного человеческого знания.
Люди отвечают за каждое свое действие, хотя им и не дано предусмотреть все его последствия. В сущности, любой шаг может оказаться нарушением каких-либо неведомых им законов. А между тем могущественный и неусыпный рок преследует их так, как если бы они были всезнающими и их разум мог охватить всю совокупность обстоятельств и сил, приходящих в движение и нарушающих равновесие мира. Стало быть, самые лучшие побуждения, самая добрая воля не в состоянии предохранить человека от несчастья.
Вывод?
Перед нами проблема древняя, как мир. Как писал Пушкин: «Вот загадка моя, хитрый Эдип, разреши!» С одной стороны — подавляющая, непостижимая, противостоящая людям высшая сила. Она требует безусловной покорности и безжалостно карает всякого, кто пытается действовать по своему разумению. С другой — человек, который не в состоянии изменить мир, но остается верен своим внутренним требованиям добра и справедливости. Как должен он поступать? Смириться или остаться самим собой?
Миф не давал на это определенного ответа. У Софокла решение вполне определенное: человек всегда отвечает за свои поступки, он обязан действовать по законам своей совести. В этом величие Эдипа и его трагедия. Откажись он от поисков убийцы Лайя, от попыток проникнуть в тайны своего рождения, брось он город на произвол судьбы — кто знает, как сложилась бы его жизнь? Но тогда Эдип не был бы Эдипом. Тогда и не было бы трагедии!
«ПИРРОВА ПОБЕДА»
В 279 году до нашей эры эпирский царь Пирр, воевавший с римлянами, нанес им жестокое поражение. И все же это событие не вызвало у него восторга. Подсчитав потери собственного войска, он уныло признался: «Еще одна такая победа над римлянами — и мы окончательно погибнем».
Подобной «самокритичности» явно не хватало Зевсу. Одолевая своих противников, он никогда не задумывался над тем, какой ценой достаются ему победы. Утверждая свой авторитет, он и мысли не допускал о возможности хотя бы малейшего морального ущерба для себя. Между тем века незаметно подтачивали его власть, а репутация безгрешного верховного владыки становилась все более и более запятнанной.
Когда-то олимпийские боги победили титанов. В сущности, в мифах нашли свое отражение древнейшие войны между племенами и крушение старых божеств, олицетворявших дикие силы природы. С появлением государства боги сделались в глазах людей покровителями мира, защитниками общества. Они стали воплощать в себе высшую силу и мудрость. И на первый план выдвинулись их моральные свойства. Олимпийцев считали носителями справедливости и законности. И, конечно, творцом высшей Правды являлся царь богов и людей. Его действия не подлежали обсуждению сомневаться в правильности его решений не приходилось. Если Зевс карал людей и богов — значит, ему виднее и понятней их поступки. Допустить, что высший судья может ошибиться, древние греки не могли — иначе были бы потрясены основы всего мироздания.
Правда, немало мифов наводили на иные размышления: слишком уж часто Зевс выступал не в роли добродушного патриарха, снисходительно поглядывавшего на проделки богов и милосердного к людским заблуждениям, а действовал сурово, беспощадно и, главное, далеко не всегда справедливо. Приходилось как-то это объяснять. И древние придумали совершенно неотразимый довод: Зевс просто сам не всегда знает о том, что происходит среди смертных: события разворачиваются помимо его воли и решаются без его участия. Он не виноват в их трагическом исходе, а лишь подчиняется стоящей над ним силе — року. Стало быть, нечего на него и ответственность возлагать. Ведь был же однажды случай, когда на весах решалась судьба двух героев, сражавшихся под Троей, — Ахилла и Гектора. Зевс не мог повлиять на исход этого соревнования и лишь молча смотрел, ожидая, чья чаша перетянет. А дальше — он лишь выполнял веления рока.
Если же рок кажется кому-то слепым и беспощадным, то это потому, что людям не дано знать, какие законы движут миром. Им остается лишь верить и подчиняться.
Действительно, в течение всей античности рок оставался безликим, таинственным. Он внушал ужас и отчаяние, его боялись и проклинали, но… верили в него.
К Зевсу же постепенно стали относиться иначе: он был понятен в гневе и радости, его действия можно было объяснить, его слабости были известны всем. И страх перед ним со временем исчезал. Даже его победы нередко становились «пирровыми победами» — настолько ронял он себя в глазах своих почитателей.
Недовольство верховным владыкой обнаруживали и его олимпийские спутники. Обычно Зевс расправлялся с ними довольно быстро и убедительно. Однажды он не пощадил даже собственную жену, которая преследовала его внебрачного сына Геракла. Разгневанный царь богов проучил ее весьма убедительно: он подвесил Геру между небом и землей, приковав к ее ногам две огромные наковальни.
Но это наказание — пустяк по сравнению с тем, которое он придумал для другого божества, дерзнувшего выступить против него.
Зевс отлично понимал, что здесь уже одними цепями не обойтись. Он приказал приковать преступника к скале, находящейся на краю света, и пробить ему грудь копьем. И каждое утро его должен был навещать орел, который выклевывал печень страдальца, обладавшую зловещим свойством за ночь отрастать вновь.
Этим преступником был титан Прометей, восставший против тирании громовержца.
В мифах рассказывалось: когда боги сражались с титанами, Прометей поддержал олимпийцев. Но затем, увидев, что они не заботятся о людях, выступил в защиту смертных. Шел спор о жертвоприношениях, о том, что обязаны делать люди, чтобы удовлетворить богов. Прометей заколол быка и разделил тушу на две части. В одну кучу, он положил кости, прикрыв их сверху блестящим жиром, в другую же — собрал все мясо и обернул его шкурой. «Выбирай свою долю», предложил он Зевсу. И мудрому царю Олимпа не хватило проницательности: блестящий внешний вид ослепил его, и он остановил свой жадный взор на куче с костями. Вот почему с тех пор, как полагали греки, в жертву богам приносятся именно кости, то есть худшие части животного.