Ступени из пепла

Однако студентов и постояльцев никто никуда не гнал. Кто хотел — приходил в пустующие Праздничные Залы, где никто не толпился у ломящихся витрин, где ряды бутылок тщетно ждали жаждущих, а скучающие бармены казались изваяниями самим себе.

— Может, мне выйти? — поинтересовался Хеваин.

— Какие глупости, — махнула рукой Реа. — Вы теперь с нами, Хеваин. Обратного пути нет.

Хеваин серьёзно кивнул. Светлая попросила его остаться, помочь — ещё там, в Зале Заседаний. Посмотрела ему в глаза и попросила остаться. Он хотел уехать. Сразу же. Чтобы никогда больше не испытывать такого взгляда. Но — остался.

И Главный, которому он позвонил, едва не умер от счастья, когда узнал, что у его газетёнки будет свой человек в самом сердце Тегарона.

— Я знаю одно, — продолжала Реа. — Никаких официальных объявлений, Ани… или лучше «Хлыст»? — ты больше не делаешь.

— Что я такого сказал? — Саванти проглотил тонизирующую таблетку и запил стаканом воды.

— Уже забыл?

— Меня спросили, как здоровье Светлой. Я сказал, что этой ночью она встречает тёмную луну. Я что, виноват, что в этой стране никому не положено говорить о состоянии здоровья прямыми и простыми словами?

— Да-да. Ты знаешь, что означает «встречать тёмную луну»? Применительно к Светлой?

— Просто луну — знаю. «Тёмную» — не вполне, но состояние Май… здесь же все ждут красивых иносказаний.

— Я так и думала, — Реа допила воду и неуловимым движением отобрала у Саванти флакончик с тонизирующими таблетками. — Хватит. В общем, я тебе не завидую, Ани.

— Подождём ещё часа четыре, — Саванти неожиданно подмигнул собеседникам, сохраняя совершенно серьёзное выражение лица. — Слушайте, идёмте ко мне. Посетителей денька два не будет, а сидеть в этом склепе я не могу. Всё равно здесь никто ничего не тронет.

Остальные молчали, оставались невесёлыми.

— Чаю выпьем… — предложил Саванти, уже теряя надежду.

— Чай — это идея, — оживилась Реа. — Не возражаете, Хеваин? Как рука?

— Болит. Но меньше, чем вчера, — Хеваин осторожно пошевелил простреленной конечностью. — Давно я не пил чая. У нас он столько стоит…

— Наш Великий Теоретик угощает, — Реа, ненадолго превратившись в прежнюю Тигрицу, оскалилась… и бесшумным прыжком переместилась к двери. Стул, на котором она только что сидела, не шелохнулся.

— Теоретик! — фыркнул Саванти. — Через две недели у меня защита. Так-то. А потом — стану Великим Практиком…

Оплеуха от Реа была почти дружеской.

— Может, мне её сменить? — предложил Хеваин, имея в виду Лас. Ставшая замкнутой и молчаливой Лас-Таэнин не отходила от Май уже вторые сутки. Днём дремала — и тогда дежурил кто-то ещё — да изредка отлучалась — поесть, например.

— Если потребуется, сама попросит, — возразила Реа. — Хотя она не попросит. Не знаю, как объяснить — для неё это важно.

Хеваин кивнул.

Аромат чая был просто одуряющим. В гостинице чашечка такого стоила полтора тагари. С учётом того, что номер стоил пять тагари в неделю, а на расходы было положено шестьдесят в месяц. Совесть мучила Хеваина нестерпимо. Очень странное ощущение, давно его не испытывал.

Саванти заваривал чай прямо в лаборатории. Хеваин оценил, что аппаратура, которой забита просторная комната, может стоить примерно столько же, сколько весь остальной Университет. Откуда такие сокровища?

— Да, — кивнул Саванти. — Я тоже ощущаю нереальность. Девяносто часов назад я думал, сколько ещё протяну в этом забытом всеми уголке мира. Восемьдесят часов назад я пытался найти удовлетворительное объяснение тому, что делает Май. Семьдесят пять часов назад я понял, что всем нам крышка. Семьдесят часов назад тюремщики ещё спорили, что у меня отъедят в первую очередь. Шестьдесят часов назад я понял, что с окраины мира попал в центр мироздания.

— Вы правы, — сознался Хеваин. — Я уже восемь лет не мог отыскать приличного сюжета. В конце концов меня «сослали» сюда… без обид, прошу. Думал, надо уходить на пенсию, как и собирался. Водить туристов к озёрам, продавать помаленьку архивы… Фронтовые записи до сих пор стоят очень много.

— Фронтовые? — удивилась Реа.

— Я попал в Тегарон ещё во время Гражданской. Сорок семь лет назад. До сих пор не понимаю, почему меня не расстреляли ни те, ни другие, ни третьи.

Саванти покачал головой.

— Впервые вижу живого участника Гражданской. Я тоже нездешний, но, каюсь, об этой части истории знаю мало…

— Если вас не затруднит, — сухо заметила Реа, — поговорите о войне в другой раз. Или без меня.

Хеваин встал, держа чашку в руке.

— Слушаюсь, — кивнул он. — Таха Маэр… Саванти… разрешите осмотреться? Ничего трогать не буду, обещаю.

— Да, конечно, — согласился Саванти. — Мне как раз есть, чем заняться. Обход ещё нескоро. Тигра… ты бы отдохнула.

— Ты предлагал подождать часа четыре… уже три с половиной, — заметила Реа. — Я подожду.

Когда удалось открыть глаза в очередной раз, секундная стрелка… двигалась вспять.

Это нечестно!

Я повернула голову почти без усилий. Ничего не болит! Если бы часы не сошли с ума, можно было бы подумать, что я выздоровела. Лас… Лас!

Сидящая у изголовья подняла голову.

Я встретилась взглядом… сама с собой. Вторая Май долго смотрела мне в глаза, затем встала, взяла со столика диадему, вручила мне — надень.

Я надела. Двойник предложил руку, я осторожно взялась за неё — тёплая — и уселась. Затем встала на ноги. И… поплыла. Пыталась идти, а взамен — скользила в воздухе, с такой же скоростью. Подплыла к окну…

Угольно-чёрное небо украшала луна. Огромная. Неправильная. Я не сразу поняла, что в ней неправильного — в центре ослепительно белого диска горел жёлтый глаз. Чувствовалось, что он меня прекрасно видит.

Май-вторая настойчиво потянула меня в сторону двери.

Мы пошли. Она шла, я — плыла. Дверь открылась вовсе не в больничный коридор. В какое-то совсем иное место — сводчатый потолок метрах в десяти над головой, призрачное, неприятное освещение, сильный запах плесени.

Позади с отвратительным лязгом захлопнулась дверь. Я оглянулась — двойник указывал налево. Оттуда тянуло едва ощутимым ветерком, несущим слабый привкус моря. Море…

Двойник остался стоять. Я оглянулась — Май-вторая сделала нетерпеливый жест — давай же, не медли. Хорошо. Всё равно это сон. Ничего не было слышно — только стук сердца.

Шагов через сто коридор — огромный, но коридор — повернул налево.

Берег моря.

Я вгляделась. Невысокие фигурки пляшут вокруг костра. Дети? Наверное. Обоняние работало странно — наплывами. Я осторожно подплыла поближе к разлому в стене — некогда эта часть коридора оканчивалась глухим тупиком — и присмотрелась.

Всё было как в тумане. Только и удавалось рассмотреть: жаркий, потрескивающий костёр, да несколько детишек, прыгающих вокруг. Сколько их? Не могу сосчитать. Всё плывёт перед глазами.

Лязг позади. Громкий стук, отозвавшийся эхом от скал впереди меня. Я обернулась — массивные железные ворота отрезали путь назад.

Детишки заметили меня. Указали руками в мою сторону и, вприпрыжку, помчались ко мне. Так же, как и я, они плыли по-над самой землёй. Ближе и ближе…

Подбежали. Встали, улыбаясь, переглядываясь, по ту сторону пролома — шагах в пяти от меня. Что-то говорят — не слышу. Слышу треск костра, мерное шуршание отступающих и накатывающихся волн. Детишек не слышу.

Смотрят. Пристально. Сколько их? Не могу сосчитать. Лица теряются, тают, возникают вновь. Вдруг — широко раскрытые глаза. Страх. И — обернулись, помчались так, что пятки засверкали.

Медленно оборачиваюсь. Мой двойник. Медленно, прихрамывая, приближается. Стареет с каждым шагом. Кожа высыхает. Волосы светлеют, выпадают, глаза наливаются красным…

Ты больна, Королева…

Двойник усмехается — зубы выпадают, вываливаются, пыль летит из сочленений суставов.

Ты стара, Королева…

Чей это голос? Отступаю, держа руки перед собой.