Смех

К нему и давно надо было сходить, но теперь он пошел вовсе не по обязанности, а потому, что оставаться одному было уже совсем скверно.

Сумасшедший, в желтом халате и колпаке, хотя ему можно было оставаться и в своем платье, сидел на кровати и самым рассудительным образом сморкался в носовой платок. Доктор вошел очень осторожно, даже как будто недоверчиво, но сумасшедший посмотрел на него весело и дружелюбно.

- А, здравствуйте! - сказал он. - Вы, кажется, старший врач?

- Здравствуйте, - ответил доктор, - я старший врач.

- Очень приятно... Садитесь, пожалуйста, - любезно пригласил сумасшедший.

Доктор присел на стул, подумал, посмотрел на голые, выкрашенные серой краской стены, потом на халат сумасшедшего и сказал:

- Как ваше здоровье? Спали?..

- Спал, - охотно ответил сумасшедший, - почему бы мне и не спать? Спать следует... Я всегда очень хорошо сплю.

Доктор опять подумал.

- Да... Но, знаете, новое место... Кричат тоже у нас тут...

- Кричат? Я не слыхал... Я, к счастью, доктор, очень плохо слышу... Он засмеялся.

- Бывает, что и не слышать - счастье... Доктор машинально ответил:

- Бывает...

Сумасшедший почесал переносину.

- Вы, доктор, курите? - спросил он.

- Нет.

- Жаль, а то бы я попросил папиросочку...

- Вам курить нельзя... знаете...

- Ах да... я все забываю... не привык еще... - опять улыбнулся сумасшедший.

Они помолчали.

Окно было с решеткой и довольно густой, но все-таки свет так и лился в комнату, и оттого было вовсе не мрачно, как всегда в больницах, а очень даже радостно и уютно.

- Прекрасная комната! - благосклонно сказал доктор.

- Да, очень веселенькая комнатка... Я даже не ожидал... Я, знаете, никогда раньше в сумасшедшем доме не бывал и представлял его себе гораздо... совсем не таким... а тут ничего... И если недолго, то я даже... ничего... А?

Сумасшедший искательно заглянул снизу в глаза доктора, но увидел только непроницаемо-синие стекла очков и торопливо прибавил:

- Ну да... да... Я понимаю... об этом спрашивать... Только знаете, что я вам скажу, доктор? - вдруг оживляясь, спросил он.

- А? Что? Это интересно, - машинально проговорил доктор.

- Как только я выйду из больницы, я первым делом все ребра переломаю тем своим благоприятелям, которые меня сюда пристроили... - с веселой злобой сказал сумасшедший, и его довольно безобразное лицо, все в веснушках, перекосилось.

- Ну зачем же?.. - вяло возразил доктор.

- А затем, что дураки!.. Ведь это же черт знает что такое!.. Какого черта они полезли не в свое дело!.. Оно конечно, все равно, а все-таки на свободе не в пример веселее...

- Мало ли чего... - вдруг сердито сказал доктор.

- Да ведь я ровно ничего дурного не делал! - робко возразил сумасшедший.

- Ну... - неопределенно начал доктор.

- И не сделал бы! - поспешно перебил сумасшедший. - Скажите, пожалуйста, с какой бы стати я стал делать зло кому бы то ни было? Если бы я был дикарь или хоть Тит Титыч какой-нибудь, а то я, ей-Богу, всегда был достаточно интеллигентным для того, чтобы не ощущать никакого удовольствия ни от кражи, ни от убийства, ни от всего такого!..

- Больной человек... - начал доктор.

Сумасшедший скривился и тряхнул головой с досадой и скукой.

- А, Господи!.. Больной!.. Я, конечно, не стану вас уверять, что я здоров: все равно не поверите... Но только какой же я, к черту, больной?..

- Но вы и нездоровы, - осторожно, но внушительно ответил доктор.

- Чем? - порывисто спросил сумасшедший. - У меня ничего не болит, и я сравнительно даже в хорошем расположении духа, что для меня всегда было редкостью... Ах, доктор, доктор... Ха!.. Как раз тогда меня посадили в сумасшедший дом, когда я открыл эту штуку... Ха-арошую штуку, доктор!

- А... это любопытно, - поднимая брови, заметил доктор, и его острое лицо напомнило морду заинтересованной собаки.

- Еще бы...

Сумасшедший вдруг засмеялся, встал, отошел к окну и долго молча смотрел прямо навстречу солнцу. Доктор тоже молча смотрел ему в спину. Грязно-желтый халат от солнца обрисовался золотой каймой.

- Я вам сейчас это скажу, - заговорил опять сумасшедший, поворачиваясь и подходя.

И лицо у него было уже совершенно серьезное и даже как будто грустное, но от этого оно только стало приятнее.

- Вам очень не идет смеяться, - почему-то сказал доктор.

- Разве? - заинтересовался сумасшедший. - Да я и сам это замечал... и многие мне это говорили... Да я и не люблю смеяться...

Он засмеялся. Смех у него был сухой, деревянный.

- И смеюсь, доктор, смеюсь очень часто... Но я вам хотел не об этом... Видите, с тех пор как я себя помню мыслящим человеком, я постоянно думал о смерти... и очень упорно...

- Ага! - громко сказал доктор и снял очки. Глаза у него оказались большие и такие красивые, что сумасшедший невольно замолчал.

- А вам так вот очки не идут! - сказал он.

- Э... нет... это пустяки... а вот вы об этом... думали, значит, очень много о смерти? - заторопился доктор. - Это очень любопытно...

- Да, знаете... Я не могу вам, конечно, передать всего того, что я передумал, и уж конечно того, что я перечувствовал... а только очень нехорошо было!.. Я, бывало, по ночам плакал, как маленький мальчик, от страха... Все представлял себе, как это будет... как я умру, как сгнию и как в конце концов меня совсем не будет... Так-таки и не будет! Это очень трудно; почти невозможно представить себе... - а все-таки... так и будет.

Доктор скомкал в руке бороду и промолчал.

- Ну, это еще ничего... то есть не то, что "ничего", а даже очень скверно, печально, омерзительно, но... самое скверное в том, что я-то умру, а все останется, останутся даже результаты моей жизни... ибо как бы ни был человек мал, но есть какие-то результаты его жизни!.. Да, так вот... я, предположим, очень и очень страдал, я воображал, что ужасно важно, что я был честен или подлец первой степени... и что все это пойдет, так сказать, впрок: мои страдания, мой ум, моя честность и подлость и даже моя глупость послужат для будущего, если не для чего другого, то хоть для назидания... вообще я, как оказывается, хоть и жил, и в великом страхе смерти ждал, но все это вовсе не для себя - хоть и воображаю что для себя, - а для... черт его знает для чего, потому что и потомки мои тоже ведь не для себя будут жить... И... знаете, доктор, попалась мне одна книжка, а в книжке той мысль, и хоть мысль была, может быть, и вовсе глупая, а меня поразила... так поразила, что я ее на память заучил.