Двести веков сомнений

Наваждения не было. А был чек на пятьдесят пять федеральных золотых, выписанный на гербовой бумаге; был плотный коричневатый лист, исписанный убористым почерком. Нда, с грамотностью у нас не так уж хорошо. Впрочем, практически всё понятно. Ну и странный же этот «купец»! А вдруг… Ланенс торопливо спрятал чек и инструкции назад в карман и оглянулся. Никого. Так, самое главное — успокоиться. Как это неожиданно — дал деньги, странные какие-то указания, а сам ушёл. Что, если просто получить по чеку и сбежать куда захочется?

Некоторое время подобные мысли одолевали Ланенса, который никогда в жизни не держал в руках столько денег. А если ловушка? Если завтра его схватят и бросят в городскую тюрьму за попытку получить по поддельному чеку? Некоторое время юноша пытался понять, какой подвох может за этим скрываться, и плюнул: слишком многими неприятностями могла завершиться эта странная встреча. Но и выгоду можно извлечь немалую. Это, несомненно, испытание. Его, Ланенса, проверяют — вначале, надо полагать, на честность.

Надо быть полным дураком, чтобы провалить испытание в самом начале. Ну не похож этот господин на мошенника. К тому же магией владеет, и если захочет втянуть его, несостоявшегося мастера по коже, в какие-то тёмные дела, то и втянет. Куда простому человеку против магии!

Совсем успокоившись, Ланенс принял решение принять вызов судьбы и делать то, что велено. Вдруг боги, на сей раз, окажутся милостивы!

Вечером, в ночлежке, он никак не мог заснуть. Всё время прижимал ладонь к карману, где лежали две бумаги, одна драгоценнее другой. И — странное дело: так подмывало похвастаться удачей перед товарищами по несчастью — однако хватило ума держать язык за зубами. Даже вид удалось принять вполне убедительно мрачный. Те, кто вынужден ютиться под отвратительной крышей муниципальных «гостиниц для неимущих», как они именуются официально, редко улыбаются.

Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 12-й час

— Эй! Клеммен! Опять размечтался? Быстро сюда!

Это Буарт, мой добрый хозяин. Впрочем, зря я на него жалуюсь: его сын, Гарвин, куда менее вежлив. Может, ему тоже дело отца не нравится? Скорее всего, просто пить надо меньше: у него на лице написано, чего и сколько он выпил накануне. Всё лицо исписано… Когда отца замещает, правда, всегда трезв.

Получил я от него ящик, получил адрес — Верхняя Дубрава, тринадцать — и потащил всё это наружу. Сегодня, накануне праздника, хозяин может расщедриться и добавить премиальных. А насчёт чаевых — это уже своей головой думать надо. В особенности, с моей внешностью. Ну ничего, спасибо Д., язык — у меня подвешен нормально. И, кажется, бывал я уже по этому адресу. Знатная дама там живёт, ольтийка. Что бы там ни говорили про ольтов, ничего против нас, людей, они не имеют. Зато люди их готовы во всём подряд обвинять. Не здесь, конечно — здесь (и вокруг на многие километры) земля ольтов. А вот там, где я родился…

Поймать извозчика оказалось проще простого. Клеммен отлично ладил с ними: извозчиками работали преимущественно Люди, любое доброе слово окупалось стократ.

— Куда сегодня, приятель? — извозчик узнал его.

— В Верхнюю Дубраву, — ответил юноша и вручил бородачу задаток. Правильно говорит Д.: в городах самые знающие люди — извозчики, рассыльные и им подобная братия. Главное — подходить с умом. Большего и не надо. Правильно начнёшь разговор — тут же все новости и выложат.

— К знатной, небось?

— А как же, — Клеммен напустил на себя нарочито важный вид; у извозчика, видимо, глаза были и на затылке, поскольку он надвинул шляпу поглубже и усмехнулся. — Вон сколько всего везу — пир, наверное, устраивает.

— Это верно, — бородач, видимо, молчал большую часть предыдущего дня. Сейчас начнётся… Клеммен тихо вздохнул, стараясь не показывать вида. Носить маску — не самое лёгкое занятие. Даже если это — маска самого себя.

Он слушал бородача (которого звали, кажется, Кельри — северное имя, как он здесь оказался, интересно?), поддерживая беседу. По привычке, почти не вникая в её суть. Сам же любовался окрестностями.

Венллен издалека — со стороны океана, например — кажется одним большим лесным массивом. С высоты птичьего полёта (сам не видел, но Д. частенько рассказывал) — тоже. Разве что видны Храмы — никогда и нигде их не скрывают от взгляда — да портовые сооружения. Ну и маяк, конечно. На самом же деле город умудрился расползтись на десятки километров в разные стороны.

Скажем, район Венриент (многие названия начинаются на «вен» — «лес»), куда они сейчас направляются. Ольтийская аристократия — если её так можно назвать. Самые известные деятели разного рода. Забавно: здесь, оказывается, быть известным ремесленником так же почётно, как, скажем, высоким чиновником. Никогда этого не пойму. Прав Д.: раз уж Люди Людей понять не могут, то куда уж кого-то ещё. Считать здешние обычаи глупостью не следует: ольты далеко не глупы и ничуть не наивны. После того, как Люди впервые попытались силой переделить поверхность Большой Земли — а это было давным-давно — казавшиеся слабыми и беззащитными ольты за какие-то десять лет превратились в мощного и достойного противника. Кто бы подумал! Венллен — место тихое; по ночам можно гулять где угодно, и ничего не случится. Разве что ограбят, если по портовым кабакам слоняться — на то он и порт. Смешение всего, полный хаос…

— … до самого моря и катились, — и бородач довольно заржал (лошадь чуть дёрнула в сторону). Клеммен посмеялся вместе с ним (не помня, о чём шла речь) и, вручив остаток платы, выгрузил поклажу. В дом надлежит входить наиболее цивилизованным образом.

— Тебя дожидаться? — спросил Кельри добродушно.

— Нет, — юноша подмигнул. — Я ещё на чай задержусь.

Стоически выдержав ещё один залп смеха, он взгромоздил ящик на плечо, и направился к воротам. Ящик только кажется тяжёлым, идти с ним — одно удовольствие. Пока ветер не подует.

В первый раз он входил в ворота ольтийского дома с такой же опаской, как шесть лет назад — в филиал банка Двух Золотых Лун. Как и в тот раз, ни одно из опасений не оправдалось.

Ручьи Меорна, Лето 43, 429 Д.

За окном было пасмурно; дождь никак не мог решиться пойти по-настоящему; время от времени изливаясь на иссохшую землю небольшими порциями — минут по пять каждая. Словно пробовал силы. А внутри медленно темнеющих туч что-то ворчало и громыхало. Когда разразится настоящая гроза, она, как и все грозы на побережье, запомнится надолго.

В комнате о состоянии погоды можно было догадываться только по косвенным признакам. По нытью в суставах, например. У Д., как ни печально, суставы служили наилучшим предсказателем скверной погоды. Какие только напасти не сумели побороть целители — а самое противное до сих пор не по зубам. Ни насморк, не ревматизм. Да уж.

В комнате было прохладно и сухо. Горело четыре ароматические свечи — по утверждению хозяев комнаты, для того, чтобы лучше думалось. Д. предпочитает свежий воздух. После собрания надо погулять немного, пусть даже там будет лить, как из ведра. Клин клином.

— Почему ты выбрал именно его? — голос доносился со стороны пары задумчивых зеленоватых глаз, у дальней стороны комнаты.

— Интуиция, — улыбнулся Д. — Всего лишь интуиция. Мальчишка проявляет себя лучшим образом. Даже шишки собирает совершенно честно. Быстро обучается.

— Интуиция, — вздохнули зеленоватые глаза. — Помнится, в тот раз ты тоже полагался на интуицию, но…

— Кто-то миллион раз обещал не вспоминать больше ту историю, — скривился «купец». — Надо же отличать явную глупость от несчастного случая!

Глаза мигнули, но ничего нового с той стороны не послышалось.

— Ну ладно, — произнёс Д. примирительно. — У него уникальная память. Во всех смыслах. К тому же — если не ошибаюсь — задатки хорошего актёра. Очень неплохое сочетание.

— Конечно, неплохое, — послышался третий голос, чуть хрипловатый. Он доносился со стороны каминной полки. — Кто сказал, что ему захочется заниматься всем этим?

— Захочется, — Д. с довольным видом пригладил бороду. — Во-первых, у него больше нет ни дома, ни родственников. А во-вторых…