Страница 2 из 3
— Простите меня. Я возбужден. Нервничаю. Встревожен. Взволнован. Мой проект должен решить жилищную проблему Нью-Йорка. Проблему эмиграции нью-йоркцев. Я много думал об этом. Долгие годы. Я всегда страдал вдали от любимого города и видел, как другие тоже страдают. Я мог приезжать туда только на каникулы. Тогда я бегал по музеям, кино, театрам, салонам живописи, кварталам богемы, пропитываясь Нью-Йорком на целый год. Только так я и мог переносить его отсутствие. И в схожих условиях находятся тысячи, миллионы ньюйоркцев. Люди, обожающие это место, хотят всегда жить в нем. А город и его центр, Манхэттен, ограничены. Они не вмещают больше ни одного человека. Так вот я и подумал, а нельзя ли сделать город заново, вернее, воспроизвести его, дать ему новое измерение, создать другой, искусственный остров, уже не посреди реки, а посреди атмосферы, остров, который в точности повторял бы контуры первого, будто его второй этаж или тень, бросаемая на небо. Если бы мы сделали второй Манхэттен, все нью-йоркцы смогли бы жить в своем городе: городе из двух этажей. Понимаете?
Профессор Отаба взял мячик и стал философски бросать его об пол, совсем как это когда-то в древние времена делали американские дети.
План Эрни Мэдисона Гонсалеса имел бешеный успех. Проект был передан мэру Нью-Йорка, а крупнейшие газеты и журналы немедля откликнулись. «Марсианский вестник» первый открыто поддержал идею. За ним последовали «Межпланетная газета», «Реактор» и почти совсем забытая «Нью-Йорк таймс». Был предоставлен кредит на сумму в пятнадцать цифр, резко возросли налогообложения. Спустя какие-то пять-десять или сто лет Нью-Йорк II вознесся над Манхэттеном, будто крыша или защитный зонтик. Если шел дождь, в Нью-Йорке I было сухо; в ясные же дни солнце проникало на остров-матку при помощи передающей системы отверстий и зеркальных отражателей.
Нью-йоркцы — эмигранты начали быстро заселять надстройку города, а когда и она была заполнена, возникла — практически вполне осуществимая — идея создать над ней третий летающий остров, который, как и первый, поддерживался бы в висячем состоянии огромными антигравитационными генераторами. Вначале кое-кто сопротивлялся, как это всегда бывает, когда речь идет о чем-то новом, но тотчас же сопротивление прекратилось, едва в одной из своих передовых старей «Межпланетная» подняла вопрос: «Что означает оппозиция идее воспроизвести третий Нью-Йорк? Быть может, это желание предать дискриминации нью-йоркцев, которые не имели счастья поселиться в Манхэттене или Нью-Йорке II? Или это попытка создать касту обездоленных?» Статья кончалась категорическим утверждением: «Все это, господа, нам напоминает некое печальное явление, с которым когда-то мы встречались, — сегрегация».
Напоминание о ку-клукс-клане заставило всех взяться за ум. Быстро утвердили кредиты и налоги, открыли конторы по продаже, задали работу огромному количеству физиков, инженеров и рабочих, и через несколько пятилетий Нью-Йорк III — неколебимый как скала — гордо вознесся в пространство, поддерживаемый антигравитационными генераторами над своим предшественником. Естественно, самым выдающимся сооружением на нем был великолепный монумент из чистого стекла в честь Эрни Мэдисона Гонсалеса, воздвигнутый на краю острова и освещаемый по ночам, — как будто гигантский и преславный образ продолжал воодушевлять деятельность соотечественников.
В те времена у каждого этажа был свой вице-мэр. Нью-Йорк I управлялся Главным мэром.
Что же касается вопроса перенаселения, столь связанного с нашим животным происхождением, все предпринятые меры терпели поражение. Прошло некоторое время — один или два века, — и новые этажи были заселены. И вот муниципалитет принял окончательное решение, скрепленное подписью Главного мэра, которое гласило: «Отныне и впредь будет воздвигнуто столько этажей Нью-Йорка, сколько необходимо, чтобы каждый мужчина и женщина нашего города могли наслаждаться неотъемлемой прерогативой жить в нем». Это не подлежавшее обжалованию решение было прочитано по радио через установленные на каждом углу репродукторы. Город сотрясался от хриплого голоса диктора, торжественно произносившего слова эдикта, и нью-йоркцы немало подивились, узнав, что их столица будет вечно тянуться вверх, словно вызов самой бесконечности.
Так были построены еще один, еще два, три, четыре и пять Нью-йорков.
Реклама приписывала последнему острову исключительные преимущества, утверждая, что там все чище: атмосфера и природа. Рекламные объявления выглядели очень привлекательно. Некоторые нью-йоркцы, вынужденные время от времени уезжать по делам, даже захватывали их с собой в чемоданах и расклеивали по стенам гостиниц или других временных пристанищ, чтобы хоть таким образом побороть тоску, охватывавшую их вдали от родных мест. С другой стороны, рекламу оправдывала безотлагательная необходимость продать новые постройки, иначе предприятие потерпело бы финансовый крах. А длинные списки ожидавших свидетельствовали о жажде поскорее занять участок или квартиру в каждом из новых летающих островов.
Однажды утром под резкие гудки межпланетных кораблей новая весть облетела мир. Манхэттен размножился в седьмой раз: основали Нью-Йорк VIII.
Нью-Йорк VIII располагался на высоте второго искусственного обитаемого спутника, и люди там дышали странной атмосферой, хотя и были счастливы от сознания, что живут на Манхэттене. Они продолжали оставаться нью-йоркцами! Созидательный дух метрополии восходил от острова к острову, снизу вверх — до самой верхушки, заражая жителей и неустанно плодя великих артистов, поэтов, драматургов, скульпторов, художников и т. п. Нью-Йорк снова и снова разрастался в объеме и, как и раньше, оставался средоточием американской культуры. Самым беспокойным и оригинальным центром Соединенных Штатов. Однако…
В этом мире каждую добродетель сопровождает порок, и когда исчезает последний, пропадает и первая. Нью-Йорк до того вытянулся на пути к небу, что в конце концов очутился на нем. В один прекрасный день нью-йоркцы последнего этажа открыли, что они действительно живут на небе — самом всамделишном небе. Это известие быстро распространилось по городу, где был устроен большой праздник. Святой Петр вручил — символически, разумеется, — ключи от своего царства вице-мэру последнего этажа, а тот в свою очередь передал святому Петру ключи от Нью-Йорка VIII.
— Наш дорогой святой, — сказал он, — с радостью мы вручаем вам ключи от нашего города, вернее надгорода, ибо остальные вице-мэры отказали мне в сотрудничестве, несомненно, из зависти к нашему привилегированному положению…
И растроганный святой Петр ответил:
— Я приношу вашей милости глубокую благодарность за ваш благородный и бескорыстный жест. Вручаю вам, и в вашем лице всему народу, ключи от неба, дабы начиная с сего памятного дня вы считали бы себя обитателями оного — этот дар заслужен вашими усилиями, вашим постоянным стремлением залезть выше всех. Небо, — добавил он, — находится как раз тут, где кончается земная атмосфера. По крайней мере, вы сами всегда так полагали…
Толпа ответила аплодисментами, разразилась здравицами в честь мэра и святого Петра.
Отныне все переменилось. Люди превратились в ангелоподобные существа. Они даже стали презирать золото. Конечно, они продолжали ходить голыми дома и на публичных собраниях, но на это уже никто не реагировал. Друг на друга они смотрели как братья. Знаменитые летающие пояса, прикрепленные к их телам, начали плесневеть, а кое у кого даже отрываться. У жителей Нью-Йорка VIII появились какие-то странные штуки на лопатках. Это были два маленьких побега, похожие на бутоны от розы, которые все тянулись и тянулись вверх, пока, наконец, не приняли точную и определенную форму, ныне почти уже позабытую и сохранившуюся лишь на древних картинах Рафаэля или Микеланджело. Эти непонятные отростки были практически бесполезны. Они служили лишь символами, но продолжали расти и расти, пока не достигли в длину метра. Они были белого или серого цвела и лишь в очень редких случаях черного. Покрытые мягким и нежным пухом, они придавали своим носителям какой-то особенно грациозный и неземной вид. Ньюйоркцы с восьмого этажа выглядели счастливыми — наконец они обрели мир и покой, утерянные человечеством на протяжении его истории. И понемногу начали забывать о других нью-йоркцах — бедных, потерянных существах. И к тому же у тех ничего не было за плечами. А они, жители Манхэттена VIII, имели крылья… и земле уже не принадлежали.