Орион в эпоху гибели

Но от творцов я узнал, что время на самом деле подобно океану, который соединяет все точки пространственно-временного континуума. По этому бескрайнему океану можно плыть в любом направлении, подчиняясь его собственным течениям и приливам. Причина отнюдь не обязательно предшествует следствию, хотя зависевшее от времени существо вроде меня, воспринимающее время линейно, всегда видит причину первой.

Ночь за ночью я вглядывался в небо. Шеол по-прежнему был на месте, но выглядел тусклым и блеклым, не считая одной ночи, когда он вдруг засиял так ярко, что на Землю легли четкие тени. На следующий день он все еще был различим до самого полудня. Затем снова угас.

Сопутствовавшая Солнцу звезда все еще взрывалась, сбрасывая в космическое пространство целые слои плазмы. Она будет обнажаться слой за слоем, как луковица, пока не останется одно лишь центральное ядро – слишком холодное, чтобы там протекали термоядерные реакции, необходимые для горения звезды. Творцы все еще занимались его уничтожением, укрывшись в безопасности отдаленного будущего.

Меня окружали знакомые места. Я здесь уже бывал прежде. Почти до полудня я шел вдоль берега реки, по пути узнав крепкую березу, склонившуюся над спокойной гладью воды. Дальше я отметил валун, до половины скрытый высокими стеблями травы и кустами ягодника. Перед валуном на земле зияла черная круглая проплешина кострища. Мы с Аней останавливались здесь.

Выпрямившись во весь рост, я ощутил дыхание ветра, вдохнул аромат цветов и сосен. Нежно-голубой бархат неба прочеркнула прозрачная серая полоска, вытянувшаяся по ветру. Моих ноздрей коснулся слабый, почти неразличимый запах дыма. До знакомой деревни осталось не больше двух дней пути.

Свернув от реки, я направился в сторону деревни Крааля и Ривы – людей, которые меня предали.

Обычно я охотился на вечерней заре, когда животные приходили к реке на водопой. Хотя к закату река осталась далеко позади, я отыскал небольшое озерцо и затаился в кустах орешника, дожидаясь, когда появится животное, которое я добуду себе на ужин. Ветер дул мне в лицо, так что даже самая чуткая лань не могла бы уловить мой запах. Храня полнейшую неподвижность, укрывшись за ветвями, я выжидал.

Над моей головой пели сотни птиц, провожая заходившее солнце, когда первые звери осторожно приблизились к воде. Сначала показались несколько белок, тревожно подергивавших хвостами. Затем к ним присоединились мелкие пушистые зверьки – то ли бурундуки, то ли похожие на них создания.

Затем появились олени, грациозно выступив из тени под деревьями, чутко впивая воздух ноздрями и вглядываясь в лиловый сумрак большими влажными глазами. Я сжал копье покрепче, но не двинулся с места – не из симпатии к ним, а потому, что они остановились по другую сторону озерца. С такого расстояния быстроногих животных мне не убить.

Тут позади меня послышалось ворчливое хрюканье, чуть ли не рычание. Оглянувшись через плечо, я увидел, как задрожали ветви кустов, затем оттуда показался огромный бурый кабан. Клыки его вполне сошли бы за кинжалы. Выразив свое равнодушие ко мне угрюмым хрюканьем, кабан проковылял мимо и направился по песку к воде.

Людей он не боялся – должно быть, еще не встречался с ними. И больше не встретится.

Нагнув голову, кабан принялся шумно, с хлюпаньем пить воду. Одним плавным движением я встал во весь рост, подняв копье над головой, и обеими руками вогнал его кабану в спину как раз под лопаткой. Закаленное обжигом деревянное острие пробила крепкую шкуру, скользнув сквозь легкое к сердцу.

Кабан рухнул, не издав ни звука. Напуганные моим появлением олени по ту сторону озерца отскочили на пару футов, но вскоре вернулись к воде.

Мысленно поздравив себя с легкой добычей, я приступил к неприятному занятию – начал свежевать тушу своими каменными орудиями.

Но обрадовался я слишком рано.

Первыми опасность заметили олени. Вскинув головы, они тотчас же умчались в лес. Я не обратил на это внимания, склонившись над своей добычей и энергично разделывая ее в предвкушении свиного жаркого.

Затем сзади послышался тяжелый, раскатистый рык, издать который способны были лишь могучие легкие крупного хищника. Медленно развернувшись, я увидел украшенного косматой гривой саблезубого тигра, взиравшего на меня лучистыми золотыми глазами. Из уголка пасти, в которой сверкали два ятагана клыков, сбегала струйка слюны.

Ему нужна была моя добыча. Будто мои боявшиеся испачкать руки творцы, он позволил мне сделать всю грязную работу, а теперь горел желанием воспользоваться ее плодами.

Бросив взгляд на погруженные в сумрак кусты, я попытался определить, пришел ли самец в одиночку, или в кустах его поджидает подруга, готовая наброситься на меня в любой момент. Похоже было, что он пришел один. Приглядевшись к хищнику пристальнее, я заметил обтянутые рыжеватой шкурой ребра. Припадая на заднюю лапу, тигр шагнул ко мне.

Он то ли болен, то ли ранен, то ли слишком стар, чтобы охотиться самостоятельно. Этот гордый зверь опустился до того, что готов подбирать чужие объедки, отпугивая охотников от дичи.

Впрочем, хоть он и болен, его клыки и когти еще сохранили свою убийственную остроту. Как только я осознал, что мое копье лежит на земле и я не могу дотянуться до него, чувства мои обострились и реакции многократно ускорились.

Если я встану и двинусь прочь, есть шансы, что саблезубый тигр займется тушей кабана и оставит меня в покое. Но если он вздумает броситься на меня, то поворачиваться к нему спиной глупо. Пожалуй, это лишь спровоцирует нападение.

Зверь сделал еще шаг и снова зарычал. Его хромота явно бросалась в глаза – левая задняя лапа у него повреждена.

Я вовсе не намеревался отдавать свой ужин этому мошеннику. Медленно, уставившись немигающим взглядом в глаза противника, я потянулся к копью. Едва пальцы мои коснулись обструганного древка, как тигр решил перейти к более активным действиям.

И прыгнул на меня. Схватив копье, я припал к земле, откатившись в сторону. Несмотря на хромоту, тигр всеми четырьмя лапами приземлился на кабанью тушу, мгновенно развернулся и бросился на меня.

Уперев копье древком в землю, я нацелил острие тигру в глотку. Он сам налетел на копье, собственным весом загнав острие поглубже. Хлынула кровь, тигр издал придушенный, булькающий рев, пытаясь дотянуться до меня передними лапами. Прежде чем я отскочил, бросив копье, он успел полоснуть меня когтями по груди.

Зверь визжал и катался по земле, пытаясь извлечь засевшее в горле копье. Я поспешно отбежал в сторонку, оставшись совершенно безоружным. Теперь я мог лишь беспомощно смотреть, как саблезубый тигр терзал когтями древко, а жизнь его вытекала вместе с кровью, которая ручьями лила на землю.

Такой ужасной смерти не пожелаешь и врагу. Потеряв голову, я вскочил и бросился к мучившемуся животному. Затем, ухватившись за древко, мощным рывком выдернул копье из страшной раны тигра. Мы оба взревели от лютой ненависти и яростной любви, и я вонзил копье ему в сердце.

Налегая на древко, я видел, как свет жизни, мерцавший в его опаловых глазах, угас. В душе моей стыд смешивался с ликованием. Я прикончил тигра. Я покончил с его мучениями.

Но, взглянув на это некогда благородное тело, я вдруг осознал, что скоро шакалы и прочие стервятники придут терзать его разлагавшуюся плоть. Смерть не бывает достойной. Достойной может быть только жизнь.

33

Вот так получилось, что к деревне Крааля я подходил, накинув на голову и плечи шкуру саблезубого тигра.

Путевым указателем мне служило серое облако дыма, жирным мазком протянувшееся по кристально чистому небосводу. Поначалу я думал, что деревня сильно разрослась со времени моего ухода, но на второй день понял, что это не дым очагов – слишком уж он густой, к тому же курится не переставая. Я начал опасаться самого худшего.

К полудню в воздухе повеяло смертью – жирным, едким смрадом горелого мяса. Вдалеке в небе замаячили кружащие вдалеке птицы – не птерозавры, а стервятники.