Страница 81 из 84
Гарбенка и офицеры из камеры Казарина, уже давшие согласие сотрудничать, разъясняли суть обращения для тех, кто недостаточно хорошо понял русский текст.
Легионеры, слушая все это, чувствовали себя неловко. Они-то знали, что на самом деле представляет собой упомянутая "эва-куация".
А особист Десницкий знал даже больше. Он был в курсе, что на последнем селекторном совещании Бессонов и Сабуров еще раз попытались убедить Тауберта если не отменить идиотскую инструкцию об отгрузке пленных, то хотя бы сделать маленькую уступку - раздевать их и отнимать вещи не на суше, а уже на борту челнока.
Ведь этот стриптиз объяснялся в первую очередь тем, что все трофеи должны оставаться в распоряжении легиона, поскольку в контракте с "Конкистадором" о них ничего не сказано. Зачем отдавать "Конкистадору" одежду целинцев, если концерн требует только людей.
А компромиссный вариант позволял убить сразу двух зайцев. С одной стороны, сохранить трофеи, а с другой - создать у гражданского населения Целины иллюзию, что людей действительно эвакуируют, а не увозят в рабство.
Но Тауберт был непрошибаем. Он уже сделал землянам одну уступку, разрешив отложить на сутки наступление на западе, и о новых уступках не хотел даже говорить. Он только еще раз повторил свое мнение о том, что привилегий достойны лишь ренегаты, добровольно перешедшие на сторону легиона.
"Особая привилегия" носить на шее ошейник с пулей и взрывчаткой внутри не вызвала восторга у первых ренегатов, но им объясняли, что все остальные варианты еще хуже.
Объяснить это смертникам было не так уж трудно. Действительно - что может быть хуже смерти. Лишь некоторые полагали, что хуже смерти - бесчестье, но таких в камерах тюремного блока было немного. И если на службу легиону вслед за генералом Казариным соглашалось идти меньшинство заключенных, то это лишь потому, что остальные просто не хотели больше рисковать жизнью и предпочитали эвакуацию, даже если она и сопряжена с "некоторыми неудобствами" и "ущемлением прав".
Некоторые даже спрашивали, когда же она начнется, эта эвакуация, но легионеры не могли сказать ничего определенного. Они сами без конца запрашивали командование, будет ли смена или подкрепления, но у командования и без того забот было выше головы, так что ответы поступали туманные.
По этой причине в отряде майора Царева решили на всякий случай считать, что подкреплений не будет, и удвоили усилия по вербовке целинских зэков. Давать им личное оружие, конечно, небезопасно, но посадить за пулеметы в машинах можно вполне.
Во время затишья эти пулеметы заблокированы, и даже самый хитрый герой, притворившийся ренегатом с тайной целью перебить всех врагов, до которых сумеет дотянуться, не сможет расстрелять из них расслабившихся легионеров. А в бою легионеры надежно прикрыты броней.
Во всяком случае, Игорь Иванов бесстрашно продолжал ходить среди этих ренегатов без шлема, хотя уже зарегистрировал на себя один из ничейных шлемов и оставил его на своем кресле в командирской машине.
Пока оставалась неясность насчет генерала Казарина, Игорь оставался и.о. начштаба центурии и в качестве такового был послан разобраться, действительно ли бойцы вместо вербовки заключенных на службу творят разбой и насилие в камерах наверху.
Расследование показало, что слухи об этом сильно преувеличены. На самом деле легионеры просто расслаблялись и за неимением лошадей оглаживали девушек, которые подвернулись под руку.
Началось с того, что Громозека напомнил девушке по фамилии Питренка, а по имени Вера о ее обещании добровольно подвергнуться изнасилованию в обмен на жизнь и свободу. А дальше покатилась лавина.
Первыми выступили зэчки, привезенные из лагерей - жены, сестры и дочери офицеров, освобожденных для отправки на восток. Ведь заложниц для этой программы брали не только с воли - по лагерям тоже обреталось немало членов семей врагов мира и прогресса. А после многих месяцев воздержания да еще в честь спасения от расстрела эти женщины были готовы отдаться кому угодно.
Вот они и отдавались, а глядя на них другие тоже приходили в возбуждение. Не все, конечно - некоторым это зрелище, наоборот, казалось отвратительным - но ведь и легионеров было не так уж много. Особенно по сравнению с населением тюремного блока после разоблачения "заговора семей".
- Ты ведь сам хотел подразделение психологической поддержки, - сказал Игорь Иванов капитану Саблину, докладывая ему об истинном положении дел.
Они теперь все были на "ты". Ошейники у всех одинаковая - какая, к черту, субординация. Саблина бесило только одно - что многие, прознав о сладкой халяве, побросали свои машины, и теперь их приходилось собирать по всему Серому Дому под угрозой публичной порки и даже отстрела ошейников. Но этих угроз бойцы не очень-то боялись - все знали, что отстреливать боевые ошейники никто не станет.
Легионеров и так мало. Не хватало еще, чтобы особисты начали своих убивать. Поэтому разнежившиеся в объятиях изголодавшихся зэчек бойцы встрепенулись только после того, как Саблин после нескольких минут равнодушного молчания неожиданно закричал по общей связи:
- Все по машинам! Бегом!!! Целинцы атакуют!
35
Последний эрланский самолет взлетел с полосы Чайкинского аэропорта за пятнадцать минут до расчетного времени прибытия лайнера с генеральным комиссаром Органов на бор-ту. Теперь аэропорт выглядел почти так же, как до вторжения. При высадке десантников легиона он почти не пострадал - пришлось только убрать рухнувшую с крыши БМД.
Самолет Пала Страхау вели пленные диспетчеры с ошейниками на горле. Но поскольку полностью доверять им было нельзя, в воздухе к западу от аэропорта барражировали истребители, которые пилотировали лучшие асы легиона. В случае, если лайнер развернется в последний момент, им предстояла ювелирная работа вывести из строя два или три двигателя спецсамолета, чтобы заставить его совершить вынужденную посадку.
Но предосторожности оказались излишними. Лайнер прошел над облаками, даже не заметив, что внизу творится что-то неладное. Облака набежали весьма кстати, но когда заморосил дождь, принимающая сторона всерьез забеспокоилась, как бы экипаж спецсамолета не счел такую погоду нелетной.