Орион и завоеватель

Когда мы въехали в город, Бату со смехом пожаловался:

– Какой шум! Разве можно думать в такой суете?

На мой взгляд, здесь было сравнительно тихо, но после слов Бату я понял, что в азиатских городах куда спокойнее, чем в Пелле. Конечно, на восточных рынках шумели и спорили торговцы и покупатели, но прочие кварталы этих древних городов в безмолвии дремали под горячим солнцем. Пелла же скорей напоминала сумасшедший дом: отовсюду доносился стук топоров, гремели повозки, верховые, грохоча копытами, проносились по мощеным улицам, смех и громкие разговоры слышались почти на каждом углу.

Никто не остановил нас и даже не проявил никакого внимания, пока мы ехали по главной улице ко дворцу Филиппа. Появление воинов здесь никого не удивляло, на армии держалось благополучие страны, и македонцы не страшились своего войска, в отличие от жителей городов Персидского царства.

Однако возле дворцовых ворот нас остановили. Не заметив среди стражников своих знакомых, я назвался и сказал начальнику караула, что привез с собой Гаркана и его спутников, желающих поступить в армию.

Тот окинул нас опытным взглядом и послал одного из мальчишек за предводителем телохранителей.

Мы спешились, караульный начальник предложил нам попить и напоить наших коней. Двое из его людей проводили нас до фонтана, который находился возле ворот. Они обращались с нами вежливо, но с опаской.

– Какие новости? – спросил я, утолив жажду.

Караульный непринужденно оперся о притолоку так, чтобы рукой дотянуться до стоявших за дверью копий.

– Царственный брак состоится через месяц, – проговорил он, не отводя глаз от Гаркана и людей у фонтана.

– Филипп снова женится?

Он хохотнул:

– Нет, пока ему достаточно Эвридики. Ты слышал – она подарила ему сына!

– Сына?

– Теперь у нас есть по-настоящему законный наследник, – проговорил воин. – Можно не подозревать, что этот младенец зачат богом. – Оглядевшись, он добавил: – Или каким-либо типом, с которым переспала молосская ведьма.

– А как Александр?

Десятник пожал мощными плечами:

– Когда Филипп женился на Эвридике, он отправился в Эпир вместе с матерью. Но царь вызвал сына обратно в Пеллу.

– Он вернулся?

– Еще как – покорно явился по приказу царя. Разве можно было ожидать другого после всех учиненных им неурядиц?

Я собирался спросить, какие неурядицы учинил Александр, но к нам приблизился начальник стражников в сопровождении воинов в полном вооружении и броне. Это был не Павсаний, а дежурный сотник по имени Деметрий. Я узнал в нем своего соседа по дворцовой казарме.

– Эх, Орион… – Он произнес мое имя с тяжелым вздохом.

– Деметрий, я вернулся с отрядом новобранцев.

Он скорбно посмотрел на меня:

– Орион, тебе придется идти со мной: ты арестован.

Я был ошеломлен:

– Арестован? За что?

Гаркан, Вату и остальные двинулись к нам от фонтана. Десятник распрямился и взглянул на копья, стоявшие возле него.

Деметрий сказал:

– Таков приказ, Орион, я получил его от самого царя. Ты обвиняешься в дезертирстве.

Прежде чем успела завязаться схватка, я ответил:

– Хорошо. Я готов покориться воле царя. Но мои люди желают служить ему и заслуживают лучшего обращения. Все они опытные воины.

Деметрий окинул их взглядом:

– Я присмотрю, чтобы о них позаботились, Орион. Но тебе придется последовать за мной.

– Хорошо.

– Я должен забрать твой меч.

Я снял с себя меч вместе с поясом и отдал ему.

Гаркан спросил:

– Что они сделают с тобой?

– Все будет в порядке, – ответил я. – Как только я получу возможность поговорить с царем, все сразу прояснится.

Лицо Деметрия выразило предельное сомнение, но он не стал возражать мне и сказал десятнику:

– Отведи этих людей в казарму, пусть их примет дежурный. Если он сочтет, что они подходят, пусть разместит и вооружит как положено.

Сотник повернулся ко мне:

– Пошли, Орион.

В сопровождении Деметрия и его четырех вооруженных спутников я отправился через дворцовый двор прямо в тюремную камеру.

Темница моя помещалась в подвале дворца, я мог дотронуться сразу до обеих стен тесной и темной каморки. Окно заменяла узкая, заложенная снаружи щель в прочно запертой двери. Вместо постели на глинобитном полу валялась охапка соломы. И еще – глиняный горшок.

– Поверь, мне самому неприятно оставлять тебя здесь, Орион, – сказал Деметрий, пропуская меня в камеру. Он вошел внутрь вместе со мной, люди его остались в коридоре, освещенном лишь пыльным лучиком света, пробивавшегося через отверстие в крыше. – Царь приказал взять тебя под стражу в тот самый миг, когда ты окажешься в Пелле. За дезертирство.

– Так сказал тебе сам Филипп? – спросил я.

– Нет! – Деметрий, казалось, был потрясен мыслью о том, что царь мог дать ему личное указание. – Месяц назад Павсаний передал мне этот приказ, получив его из царских уст. Так он сказал.

– Когда же это было? – спросил я. – После того как посол Царя Царей возвратился в Пеллу?

– Это индус? – Деметрий многозначительно нахмурился. – Тот, имя которого никто не может произнести? Нет, приказ я получил еще до его возвращения. Я помню, что меня удивило, как можно объявить дезертиром человека, который находится в далеких краях. И откуда царь мог узнать о твоем побеге?

"Действительно, откуда? – спросил я себя. – Откуда он мог узнать о моем поведении в Парсе до того, как вернулся Кету вместе со всеми остальными?"

– Я точно помню! – говорил Деметрий. – Все произошло еще до неприятностей, случившихся после царской свадьбы. Еще до того, как Олимпиада бежала в Эпир вместе с Александром.

– Так вот когда был отдан этот приказ!

Он кивнул:

– Да-да, именно тогда.

– Значит, ты получил приказ от Павсания?

– Да.

– В таком случае, прошу тебя, передай Павсанию, что я вернулся и прекрасно устроился на новом месте, – сказал я, оглядывая каменные стены.

В темноте я не мог видеть его лица, но голос Деметрия выдавал напряжение.

– Я скажу ему, Орион. Поверь мне, я немедленно отправлюсь к нему.

– Благодарю.

Он оставил меня одного в камере. Прочная деревянная дверь, окованная железом, закрылась. Я услышал, как громыхнул засов, и оказался почти в полной тьме. Одиночество мое разделял лишь кинжал, спрятанный на бедре. Потом я заметил пару красных бусинок, загоревшихся в самом темном уголке камеры, и понял, что не одинок, крысы составят мне компанию.

Времени на размышления я получил в избытке. Тягучие часы медленно сменяли друг друга в непроглядной темноте камеры. Я считал дни по появлениям тюремщика, который подсовывал невысокую металлическую миску с жидкой, но вполне съедобной похлебкой в широкую щель под дверью. Он же забирал и горшок. Солому никто не менял.

Я умею проводить без сна много дней и теперь боялся лечь на кучу соломы, не желая позволить пищавшим во тьме крысам напасть на меня. Где-то на окраинах моей памяти гнездились смутные воспоминания о том, как погибла Аня, растерзанная стаей чудовищных свирепых крыс в жидкой грязи подземных городских туннелей. В том воплощении ее звали Аретой, и я не смог спасти свою любовь. Я попытался обратить свои мысли к Пелле, Филиппу, Олимпиаде, к этому пространству и времени, к повелениям Геры.

У меня не было сомнений, Гера действительно манипулировала всеми нами: Александром, мною и даже Павсанием. Она приняла человеческое обличье, сделалась Олимпиадой, царицей Македонии, ведьмой из Пеллы. Она создала Александра… вместе с Атоном. Увидев, что, полюбив одно из созданий, Аня принимает человеческое обличье, Гера сделала то же самое. Ее примеру последовал и Золотой Атон, циничный и самовлюбленный творец рода людского, тот, который в Трое называл себя Аполлоном. Они породили божка Александра – златовласого отпрыска бога. А теперь Гера-Олимпиада вознамерилась сделать его царем Македонии… Покорителем всего мира.

"Зачем? – размышлял я, сидя в одиночестве в своей тюремной камере. – Зачем они это делают?"