Письма

Вы не пели, Вы творили вчера.

Ваш И. А.

А. А. БУРНАКИНУ

30. I 1909

Простите, дорогой Анатолий Андреевич, но я не имею средств дать Вам взаймы денег, о которых Вы просите.

Очень жалко, что до сих пор не получил экземпляров. Затем, ввиду того что я приступаю к печатанию "Второй книги отражений", а издание "Б К" - не знаю, как его назвать теперь - сборник или журнал? по-видимому, задержалось, я настоятельно прошу Вас, Анатолий Андреевич, вернуть мне тексты моих двух статей "Мечтатели и избранник" и "Юмор Лермонтова". Я и так слишком долго затянул выпуск сборника. К тому же с помещением статей произошло недоразумение. Редакция "Б К" напечатала "Символы крас" {1} ранее, чем первую главу, по соображениям, для меня совершенно непонятным и хотя у меня между статьями есть ближайшая и тесная связь.

Пожалуйста же, Анатолий Андреевич, не замедлите высылкой мне текстов этих двух статей. Они мне крайне нужны.

Искренне преданный Вам

И. Анненский.

Т. А. БОГДАНОВИЧ

6. II 1909

Ц С,

Захаржевская, д. Панпушко

Милая Танюша, Благодарю тебя за присылку мне билета {1} и за желание видеть меня Фонтанка, 83.

Взвесив соблазн видеть тебя и удовольствие поговорить еще, может быть, с несколькими интересными людьми, с одной стороны, и перспективу вечера, где Достоевский был бы лишь поводом для партийных перебранок и пикировок, да для вытья на луну всевозможных Мережковских и Меделянских пуделей - я решил все же, что не имею права отнимать вечер от занятий. О, нет никакого сомнения, что если бы предстоял разговор о Дост". Теперь слышу от Валентина, что и вто рую книжку предназначают в редакции отдать "молодым", т. е. Толстому Кузмину etc. Если это так, то стоит ли вообще печатать мои стихотворения? Идти далее второй книжки - в размерах, которые раньше намечались, мне бы по многим причинам не хотелось. Напишите, пожалуйста как стоит вопрос {1}. Я не судья своих стихов, но они это - я, и разговаривать о них мне поэтому до последней степени тяжело. Как Вы, такой умный и такой чуткий, такой Вы, это забываете и зачем, - упрекну Вас, - не скажете раз навсегда, в чем тут дело? Ну, бросим стихи, и все {2}.

Слышал я также, что готовится _большое_ чтение в "Аполлоне", "Власа" будут читать, с концом, которого я не знаю, и без меня. Так это {3}?

Я не выхожу до воскресенья. В _субботу_ у меня читает новую повесть Ауслендер {4}. Вы не могли бы приехать пообедать? Кончили бы чтение рано, не засиживаясь. Приезжайте, если можно, если доктор позволит. Погода ведь мягкая. Во всяком случае жду Вашего ответа.

Ваш И. Анненский.

Н. П. БЕГИЧЕВОЙ

26. IX 1909

Милая Нина,

Вот только когда я удосужился написать Вам в ответ на Ваше, такое глубоко тронувшее меня письмо. Но я прочитал Ваши строки, лежа в постели. А сполз я с этой противной только на этих днях, да и то такой ослабевший, раздражительный, ни на что не способный и негодный, что даже подумать про "этого человека" неприятно, совестно и досадно. Да, мы давно не виделись и еще больше времени не говорили по душе. Разглагольствования мои, я думаю, уже совсем испарились из Вашей памяти, милая. А ведь в этом и заключалось, главным образом, наше общение, что я разглагольствовал... Я люблю вспоминать наши утра тоже и Вашу комнату, где у меня сердце иногда так радостно стучало... Мимо, мимо! Золотые цепочки фонарей - две, и черная близь, и туманная даль, и "Фамира". Мимо, мимо! Вчера я катался по парку - днем, грубым, еще картонно-синим, но уже обманно-золотым и грязным в самой нарядности своей, в самой красивости - чумазым, осенним днем, осклизлым, захватанным, нагло и бессильно-чарующим. И я смотрел на эти обмякло-розовые редины кустов, и глаза мои, которым инфлуэнца ослабила мускулы, плакали без горя и даже без ветра... Мимо, мимо!.. Я не хотел вносить в Ваш черноземный плен еще и эти рассолоделые, староватые слезы. Видит бог, не хотел... Как это вышло.

Бедная, мало Вам еще всей этой к,апели: и со стрех, и с крыш, и об крышу... и плетней и косого дождя... Но откуда же взять Вам и другого Кеню? - вот еще вопрос. Я вышел в отставку {1}, но и это - не веселее. Покуда есть кое-какая литературная работишка {2}, но с января придется серьезно задуматься над добыванием денег. То, что издали казалось идеальней, когда подойдешь поближе, кажет теперь престрашные рожи. Ну, да не пропадем, авось... Гораздо более заботят меня ослабевшие и все продолжающие слабеть глаза... Опять и грустная и скучная... материя, Ниночка. Видно, я так и не выцарапаюсь из этих скучностей и грустностей сегодня. В недобрый час, видно, взял я сегодня и перо. Чем бы мне хоть похвастаться перед Вами, что ли. Ах, стойте. Я попал на императорскую сцену... шутите Вы с нами. Вчера ставили в моем переводе "Ифигению" Еврипида {3}. Я должен был быть на генеральной репетиции, но увы! по обыкновению моему уклоняться от всякого удовольствия, предпочел проваляться в постели. А все-таки поспектакльное что-то мне будет идти, пожалуй и сотняшку наколочу. Ну, милая, дайте ручку.

Через реченьку,

Через быструю

Подай рученьку,

Подай другую...

Простите, милая. И любите хоть немножко не меня теперь... Фу! а меня в прошлом!

Н. П. БЕГИЧЕВОЙ

Iсh grоllе niсht... {*}

{* Я не сержусь (нем.).}

(есть ли тут ирония?)

Я все простил. Простить достало сил

Ты больше не моя, но я простил:

Он для других, алмазный этот свет,

В твоей душе ни точки светлой нет.

Не возражай! Я был с тобой во сне:

Там ночь росла в сердечной глубине,

А жадный змей все к сердцу припадал...

Ты мучишься: я знаю... я видал {1}.

Это не Гейне, милая Нина, это - только я. Но это также и Гейне. Обратите внимание на размер, а также на то, что "Ich grolle nicht" начинает первую и заканчивает вторую строку, отчего в первой получилась двойная рифма, причем на тот же гласный звук.

К пению, я думаю, подойдет. "Лопающегося сердца" и "грызущего змея" я избежал {2}, и счастлив. Да и у Гейне это не символы, а эмблемы. Я посвящаю эти 8 строк той, чьи люблю четыре первых серебряных ноты... Они нитью пробираются по черному бархату. Бархат их нежит, но он душит их... А они хотят на волю... Бедные, они хотят на волю... Зачем? Зачем?