Страница 58 из 76
– Мне случалось биться с хеттами, – оборачиваясь к выстроенному войску, проговорил он, ни к кому лично не обращаясь. – Помню, воины были хорошие.
Повернувшись ко мне, он оттянул ворот своего одеяния, открывая уродливый шрам на левом плече.
– Вот подарочек, оставленный мне копейщиком-хеттом в Меггидо.
Похоже, этой раной он гордился.
Лукка возглавлял свой небольшой отряд, глаза его глядели прямо вперед, в бесконечность. Люди его застыли, безмолвные и неподвижные, освещенные лучами утреннего солнца.
Расет приблизился к ним, прошел туда и обратно вдоль обеих шеренг, придирчиво оглядывая всех, одобрительно кивая и бормоча себе что-то под нос, а мы с Неферту стояли в стороне, наблюдая.
Наконец Расет резко обернулся и, хромая, направился к нам.
– Где дрались они? – спросил он меня.
Я кратко описал осаду Трои и Иерихона. Расет понимающе кивал. Серьезный египтянин не относился к тем военачальникам, которые шутят перед войском.
– Мастера осадного дела, значит. Ну, осады случаются не часто, – проговорил он. – Но эти подойдут. Отличные воины. Мне они нравятся.
Так завершилось самое легкое из дел, запланированных на день.
От казарм Неферту повел меня через широкий двор. Утреннее солнце еще бросало тени на утоптанную землю, но уже припекало спину. Вдоль задней стены двора я увидел стойла; несколько горбатых зебу бродили вокруг, отмахиваясь хвостами от мух.
Ветерок дул с реки, и я ощутил запах жасмина и цветущих лимонов.
– Царские постройки. – Неферту указал на несколько сооружений, похожих на храмы. Впервые за время нашего знакомства я заметил, что он нервничает. – Там нас ждет Некопта.
Мы поднимались по отлогой горке, по краям высились изваяния Рамсеса II. Фигуры были выше человеческого роста, и каждый могучий царь стоял, стиснув кулаки опущенных рук, со странной улыбкой на непроницаемом лице. Скульптуры поражали идеальными линиями. Розовый гранит статуй в лучах утреннего солнца казался живой плотью.
Я чувствовал пристальный взгляд живых гигантов. Или богов… Или творцов… И, невзирая на тепло солнечных лучей, я поежился.
После подъема среди статуй мы свернули налево и миновали ряд массивных сфинксов – тела отдыхавших львов венчали рогатые головы быков. Даже лежа сфинксы были выше меня.
– Лев символизирует солнце, – пояснил Неферту. – А бык – знак Амона.
Сфинксы олицетворяли слияние богов.
Перед передними лапами каждого из них находились фигуры… Его, кого же еще? Но эти, по крайней мере, не подавляли своими размерами – они были выполнены в человеческий рост.
– А где же статуи Мернепта? – спросил я.
Неферту улыбнулся:
– Царь чтит своего великого отца, как и всякий живущий в Египте. Кто посмеет низвергнуть статую Рамсеса, чтобы поставить на ее место собственную? Даже царь не вправе сделать такого.
Мы подошли к огромной двери, по сторонам которой высились две колоссальные статуи Рамсеса. На этот раз царь сидел, держа в руках скипетр и колосья пшеницы, символизировавшие изобилие.
Я подумал, что нынешнему царю тяжело править после столь великолепного владыки.
– Некопта действительно двоюродный брат царя? – спросил я, как только мы вошли наконец в прохладную тень.
Неферту натянуто, пожалуй даже угрюмо, улыбнулся:
– Да, и оба они считают Пта своим наставником и покровителем.
– А не Амона?
– Они уважают Амона, как и других богов, Орион. Но Пта их личный покровитель. Пта властвовал в Менефере. Мернепта перенес поклонение ему в столицу. А Некопта – главный жрец Пта.
– А можно ли увидеть изваяние Пта? На кого он похож?
– Скоро ты все увидишь сам, – почти грубо ответил он, словно мой вопрос задел его или же он кого-то боялся.
Мы шли через огромный зал с мраморным полом и огромными колоннами, такими высокими, что потолок терялся в тени. Стражники в блестящих золотых доспехах стояли через каждые несколько локтей, но мне казалось, что они здесь лишь ради того, чтобы подчеркнуть великолепие зала. Присутствие вооруженных людей в этом храме казалось излишним. Здесь человек должен был ощутить себя карликом, осознать свое ничтожество. Веками власть имущие пользовались подобными приемами. С помощью архитектуры они подчиняли людей, вселяли в них удивление, восхищение и страх перед владыками, по приказу которых создавалось такое великолепие…
Два блестящих глаза загорелись в глубокой тени. Я расхохотался: это появилась одна их бесчисленных кошек, населявших дворец.
В конце вселявшего трепет зала оказались ступени из черного мрамора, за которыми шел коридор, уставленный фигурами звероподобных богов: с головами сокола, шакала, льва, даже броненосца. Коридор заканчивался нишей, в которой высилась гигантская статуя: ее голова почти доставала до потолка.
– Вот и Пта, – прошептал Неферту.
Изваяние было огромным, как колоссальные фигуры Рамсеса, располагавшиеся снаружи храма. Через просвет, в крыше храма над головой изваяния, на лицо бога падал луч солнца, освещая белый камень.
Я увидел тело, обернутое пеленами, как у мумий, лишь руки оставались открытыми и держали длинный, искусно сделанный скипетр. Голову бога венчала шапочка, небольшая бородка обрамляла его подбородок. Лицом же, вне всякого сомнения, он напоминал худощавого ехидного Гермеса, с которым я встречался, когда увлек Иешуа в мир творцов.
Неферту остановился у подножия гигантской статуи. Перед нею на двух жаровнях курились благовония. Он отвесил три поклона, а потом взял шепотку порошка с золотого подноса и бросил на угольки жаровни. Порошок вспыхнул, и клубы белого дыма взметнулись к высокому потолку.
– Ты тоже должен совершить жертвоприношение, Орион, – прошептал он мне.
С напряженным лицом я отправился к ограждению и бросил щепотку благовоний на жаровню справа от меня. От них пошел черный дым. Обернувшись к Неферту, я увидел, что он провожает взглядом клубы с постной миной.
– Я сделал что-то не так? – спросил я.
– Ты ни в чем не ошибся, – ответил он, не сводя глаз с облачка дыма. – Но священный Пта недоволен твоим приношением.
Я пожал плечами. Неферту повел меня по узкому коридору мимо стражей в золоченых панцирях к массивным дверям черного дерева, врезанным в глубокую каменную стену. Он явно нервничал и не мог скрыть беспокойства. Неужели мой провожатый настолько опасался встречи с Некопта или же я все-таки что-то перепутал?
Возле двери стоял еще один страж. Не говоря ни слова, он открыл ее перед Неферту.
Мы оказались в просторном зале. Утреннее солнце бросало косые лучи через три окна в правой стене. В помещении было пусто – лишь голые каменные стены и ничем не прикрытый пол, как в тюрьме. Возле противоположной двери стоял длинный стол, заваленный свитками, на котором высились два огромных серебряных подсвечника, но свечи не горели.
За столом сидел невероятно жирный человек, выбритый наголо, его громадное тело прикрывало серое одеяние без рукавов, спускавшееся до пола. Его руки – толстые, безволосые и розовые – покоились на полированном дереве столешницы. Все пальцы жреца унизывали кольца, некоторые перстни так глубоко впились в плоть, словно владелец не снимал их годами. Подбородки его ложились один на другой отвратительными складками. Подойдя ближе, я поразился тому, как разрисовано его лицо: глаза были подведены черной краской и зелеными тенями снизу и сверху, щеки нарумянены, а губы ярко накрашены.
Неферту бросился ниц и стукнулся лбом о плитки пола. Я остался стоять, но слегка наклонил голову, выказывая уважение.
– О великий Некопта, – проговорил Неферту, оставаясь распростертым на полу. – Великий жрец ужасающего Пта, правая рука могучего Мернепта, хранитель Обеих Земель, по твоему повелению я привел к тебе варвара Ориона.
Нарисованные пухлые губы жреца изогнулись в подобии улыбки.
– Ты можешь встать, мой верный слуга Неферту. Ты хорошо справился с делом, – проговорил он чистым и сочным тенором. Казалось странным, что такой очаровательный голос может принадлежать столь уродливой туше. Тут я понял, что Некопта – евнух, один из тех, кому с детства предначертано служить богу.