Страница 14 из 15
Я показал Людочке, как обращаться с оружием. Потом достал из склепа мишень и закрепил ее на дереве. Огляделся. Все спокойно.
И вот мы заняли позицию для стрельбы. Я выстрелил первым. Яркое пламя на полметра из короткого пистолетного ствола и оглушительный, на фоне окружавшей нас кладбищенской тишины, звук выстрела. Мишень поражена.
Выстрелила Людочка. Мимо мишени и даже мимо толстенного ствола дерева.
– Давай еще разик попробую.
– Людочка, время пошло. Скоро здесь будет милиция.
– Я быстренько.
– Хорошо, перезаряжай, но не стреляй, – дал ей патрон, а сам быстро снял с дерева и спрятал мишень обратно в склеп. Людочка уже была готова к стрельбе.
– Стреляй просто по дереву. Точнее целься.
Выстрел. Есть попадание. Теперь скорее, как можно дальше от этого места. Когда мы вышли на главную аллею, навстречу уже бежали ребята из нашего двора.
– Толик, там стреляли, – крикнул кто-то из них на бегу, – Айда, посмотрим!
– Мы не слышали, да и не интересно, – ответил им, и мы с Людочкой переглянулись, как настоящие заговорщики. А когда ребята убежали, весело рассмеялись.
Я проводил Людочку до подъезда. Мы расстались, обменявшись нашим традиционным приветствием. Людочка сияла. Я, очевидно, тоже. Так окончился наш первый день счастья.
С того дня, как только мы подходили к памятной нише, где состоялось наше первое взрослое свидание, и мы без слов объяснились в любви, Людочка всегда замедляла шаг, и, обернувшись ко мне, улыбаясь, спрашивала: «А где твоя курточка, Ромео?»
– Это та, которая тебя обнимала? – отвечал вопросом на вопрос.
– Да, – всегда коротко отвечала она, продолжая улыбаться.
– Она отдыхает дома, но у меня есть еще эта рубашка, и она тоже хочет тебя обнять.
– Передай ей, в следующий раз, – кокетливо отвечала Людочка, после чего, смеясь, ускоряла шаг, жестом приглашая следовать за собой.
Этот ритуал стал традиционным. И мы всегда с удовольствием его исполняли. Но никогда больше не было подобного свидания. Оно было единственным и неповторимым…
У нас было множество любимых мест, где нам с Людочкой нравилось бывать чаще всего. Мы подолгу задерживались на скамейках, что уютно располагались в тени больших деревьев наших парков и скверов или где-нибудь у фонтанов и водоемов.
Было несколько маршрутов, по которым ходили без опаски. Короткие, что целиком проходили по территории, подконтрольной нашей местной шпане. И длинные, с заходом на чужую территорию, появляться на которой можно было, только опираясь на авторитет нашей воровской братии.
Я договорился с двумя авторитетами, которые жили в нашем дворе, и которых знал с детских лет, что при необходимости могу ссылаться на них.
Глянув на мое оружие, они рассмеялись и предложили арендовать их старенький револьвер с длинным стволом от ручного пулемета. Они называли его «парадокс».
Мать, стирая мои вещи, так и не смогла понять, откуда на всех рубашках и даже майках в одном и том же месте появляются масляные пятна. Отец же, мельком взглянув, сразу все понял и сказал: «Смотри, сынок, осторожнее».
А Людочка, узнав о новинке моего арсенала, не успокоилась, пока ни расстреляла полный барабан дефицитных патронов.
Я уже довольно долго простоял в нашей нише, где много лет назад мы с Людочкой были так счастливы. Слезы лились по щекам. Я их даже не замечал, пока кто-то из обеспокоенных прохожих ни подошел ко мне:
– Что с вами, молодой человек? Вам плохо?
– Нет. Спасибо. Мне хорошо… Очень даже хорошо.
– Что-то не похоже, – и прохожий, интеллигентного вида пожилой мужчина, пошел своей дорогой, подумав, очевидно, что я просто пьян.
Смахнув слезы, понял, что мне действительно стало легче. Это были первые слезы после того, как я навсегда простился с моей любимой Людочкой.
Тогда я не плакал. Тогда я умер, а мертвые не плачут.
«Прощай навсегда, ты – любовь моя первая», – вдруг припомнилась первая строчка одного из юношеских стихов. Я попрощался с памятным местом, где родилась наша с Людочкой первая любовь, и медленно, на свинцовых ногах, ушел оттуда, где мне вдруг захотелось остаться навсегда.
Я шел по направлению к центральному парку. А вот и его обветшалый вход. Знакомая каштановая аллея. Скамейки вдоль аллеи. Как всегда – люди. Шахматисты, играющие на деньги. Просто отдыхающие.
Тут же припомнились соответствующие строки одного из моих первых стихов:
Эти слова об этом парке, и, конечно же, «та девчонка» – моя любимая Людочка. Она тогда, естественно, еще ни о чем не догадывалась.
И снова о ней, только из другого стихотворения той же поры:
А может, она уже догадалась обо всем, причем, гораздо раньше меня? Хотя бы потому, что я всегда оберегал ее так, как никого другого. Это повелось еще со времен наших детских игр. А особенно страшно было за нее, когда мы играли в простой волейбол без сетки. Дело в том, что в соседнем доме жили сразу несколько будущих членов сборной СССР – будущих чемпионов страны и мира по этому виду спорта. Тогда они были такими, как мы. Разве что чуточку старше.
Правда, по-моему, у них было плохо с головой. И если мы просто играли, то эти «будущие», постоянно норовили с силой погасить мяч. И казалось, буквально торжествовали, когда гашеный мяч попадал в наших девочек, отбивая им руки, или другие части тела.
Я бросался под все их удары, направленные в сторону Людочки. Иногда, неумело падая, разбивался в кровь, но принимал их мощные удары на себя. Людочка сердилась. Она не понимала, что не сможет принять такой мяч.
Другие девочки откровенно плакали после особенно сильных ударов. Но когда играл я, ни один такой мяч не попадал в мою Людочку. А без меня она, похоже, играла редко, или вообще не играла. Особенно после того, как ее подруга, рыдая от очередного сильного удара, сказала успокаивающей ее Людочке: «Тебе хорошо. У тебя такой защитник».
А вот наша любимая скамейка в парке. Она уже, конечно, занята другими влюбленными. Я махнул им рукой, они помахали в ответ. Счастливые…
Мне хотелось еще посетить овраг, дно которого было выровнено так, что представляло собой абсолютно ровную площадку приличных размеров. Это было место наших тренировок и футбольных баталий.
В школьные годы и еще пару лет после окончания школы, мы с друзьями, побегав часик-другой за мячиком, обязательно отмечали нашу очередную победу или поражение.
Пили отвратительный портвейн, прямо из горлышка и без закуски. Вот таким был наш спорт. Нет, не пойду в этот раз. Людочка сюда с нами не ходила.
Стадион «Динамо», парашютная вышка, детская железная дорога – сколько связано со всеми этими местами. Нет, тоже не успею попрощаться.
Я вышел из парка. Влево уходило Московское шоссе. Вдоль него шли трамвайные пути – дорога моего основного транспорта. Здесь подряд размещались все памятные объекты, где я в разное время работал или учился. Завод ФЭД, авиационный завод, база нашего училища, харьковский авиационный институт, техническая база училища. Но мы с Людочкой здесь не бывали, а потому дальше я пошел по нашему маршруту.