Страница 4 из 26
По спине солдата пробежал холодок.
- Вы говорите, словно профессор, товарищ капитан, - прошептал он.
Офицер пожал плечами. Голос его поскучнел.
- Какая разница, чем я занимался на гражданке? У меня много интересов. Я набрел на место, где вы оказались в засаде, и среди всего того, что я там обнаружил, был вот этот предмет. Афганцы, видимо, не заметили его. Они торопились, да и что взять с темных обитателей этого племени? Вещица, должно быть, долгие годы пролежала в земле, пока осколок ракеты не вырвал ее на поверхность. Рядом с моей находкой лежали еще какие-то предметы - из металла и кости, - но мое внимание привлек только этот. Вот он. Возьмите.
Капитан вложил коробочку в руки Гаршина. Сантиметров тридцать в длину, около десяти в ширину, зеленовато-серого цвета, покрытая окисной пленкой (бронза?), она прекрасно сохранилась благодаря высокогорной сухости воздуха. Крышка была залита пломбой из смолистого вещества, на которой можно было различить следы печатки. На металлической поверхности просматривались очертания каких-то фигур.
- Осторожнее! - предупредил капитан. - Она очень хрупкая. Ни в коем случае не давите на шкатулку. Ее содержимое - я полагаю, это документы, может рассыпаться в прах, если вскрыть коробочку без строгого контроля специалистов. Вам все ясно, рядовой Гаршин?
- Да... Так точно, товарищ капитан!
- Как только вернетесь на базу, немедленно доложите сержанту, что вам необходимо видеть командира полка. Это настолько важное задание, что вы обязаны отчитаться только ему одному.
На лице солдата появилось испуганное выражение.
- Но, товарищ капитан, все, что я могу сказать... это...
- Вы должны вручить шкатулку командиру, чтобы она не затерялась где-нибудь у чиновников. Полковник Колтухов, в отличие от большинства его коллег, не безмозглый солдафон. Он во всем разберется и поступит надлежащим образом. Просто расскажите ему правду и отдайте шкатулку. Даю слово, что вы не пострадаете. Колтухов будет спрашивать мое имя и прочие подробности. Скажите, что я не назвал своего имени: мне поручено очень секретное задание, и все, что я вам о себе сказал, неправда. Командир может сообщить обо мне в ГРУ или КГБ, пусть они меня проверяют. Но от вас, рядовой Гаршин, требуется лишь одно: передать Колтухову эту вещь, имеющую исключительно археологическую ценность - вещь, на которую вы могли наткнуться совершенно случайно, так же, как и я. - Капитан засмеялся, хотя взгляд его оставался по-прежнему сосредоточенным.
Гаршин проглотил комок в горле.
- Понятно. Это приказ, товарищ капитан?
- Да. И сейчас нам следует вернуться к своим обязанностям, - он опустил руку в карман. - Возьмите компас. У меня есть еще один. Чтобы попасть в часть, вам нужно держаться отсюда к северо-востоку, и когда вон та вершина окажется точно на юго-западе... то... У меня есть блокнот, я укажу вам маршрут... Счастливого пути, приятель!
Гаршин начал осторожно спускаться с горы. Шкатулку он засунул в спальную скатку. Вещица почти ничего не весила, но ему казалось, что она давит на спину, что она так же тяжела, как солдатские сапоги, и неподъемна, как бремя горной породы, нависшей над ним. Капитан, скрестив на груди руки, смотрел ему вслед. Когда Гаршин оглянулся в последний раз, он увидел, что вокруг каски капитана сияют лучи солнца, образуя небесный нимб, - выглядел он словно ангел, указующий путь в некое таинственное и запретное место.
209 ГОД ДО РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА
Дорога тянулась по правому берегу реки Бактр. Близость воды радовала путников. Приятный бриз, тень от прибрежных ив и шелковиц, любое прикосновение прохлады в летнюю знойную пору воспринималось как целое событие. Поля пшеницы и ячменя, сады с вкраплениями виноградников и даже дикие маки и багряный чертополох казались выбеленными палящими лучами солнца, застывшего в безоблачном небе. Земля эта, тем не менее, была благодатной. Множество домов - небольших, зато каменных - теснились в селениях или рассыпались хуторками по полям. Мэнс Эверард предпочел бы не знать, что все это скоро изменится.
Караван упорно продвигался на юг. Из-под копыт вздымалась пыль. Гиппоник перегрузил свой товар с мулов на верблюдов, как только спустился с гор. Верблюды, пусть дурно пахнущие и строптивые норовом, могли нести более тяжелую поклажу и были особо выгодны в этом засушливом районе, через который пролегал маршрут каравана. Животные, приспособленные к условиям Центральной Азии, сбросили с себя зимнюю шерсть, обнажив один горб. Двугорбые верблюды еще не достигли этой страны, которая позже даст им свое название [бактриан - двугорбый верблюд]. Поскрипывала сбруя, позвякивал металл. Бренчания колокольцев слышно не было, им только предстояло еще появиться в будущем.
Караванщики, ободренные приближением к концу их многонедельного путешествия, болтали, перебрасывались шутками, пели, махали руками пешим путникам, кричали и свистели, когда на глаза попадалась хорошенькая девушка, а некоторые из них адресовали свои восторги симпатичным юношам. Большинство караванщиков были родом из Ирана - темноволосые, стройные, бородатые, одетые в просторные шаровары и свободные рубахи или длинные кафтаны, в высоких головных уборах без полей. Но встречались среди них и левантийцы - эти выделялись туниками, коротко стриженными волосами и выбритыми лицами.
Сам Гиппоник - эллин (в настоящее время они преобладали в среде аристократов и буржуазии Бактрии) - крупный мужчина с веснушчатым лицом и редкими рыжеватыми волосами, сейчас покрытыми плоским головным убором. Его предки были родом с Пелопонеса, где в этот период пока проживали немного анатолийцев, которые возьмут верх в Греции в эпоху, когда родится Эверард. Гиппоник ехал верхом на лошади впереди каравана, поэтому он был не так запылен, как его спутники.
- Нет, Меандр, ты должен остановиться у меня, я на этом просто настаиваю, - произнес Гиппоник. - Ты знаешь, я уже послал Клития с наказом жене, чтобы она приготовила комнату для гостя. Не выставишь же ты меня лгуном? Моя Нанно и без того чересчур остра на язык.
- Ты слишком добр, - возразил Эверард. - Посуди сам. Ты вращаешься в обществе важных людей, богатых, образованных, а я всего-навсего неотесанный старый вояка-наемник. Мне бы не хотелось ставить тебя в неловкое положение.