Страница 4 из 19
- Ну что ты будешь делать, - говорит, - никак дозвониться не могу. Как провалился! - И вдруг видит Панаму. - Ты чего делаешь здесь? Панама объясняет: мол, так и так, трусов нет.
- Это очень кстати, то есть это скверно, конечно. И вообще, в этом месяце я второй раз вижу, как ты уроки прогуливаешь. Смотри, добром это не кончится.
- Ну я же не специально... - оправдывается Панама, а в восьмом классе орут - хором петь начали! А еще восьмой класс!
- Вот что, - говорит Борис Степанович, - выручить меня можешь?
- Безусловно, - отвечает Панама.
- Это, конечно, непедагогично... И вообще категорически запрещается учеников по своим делам посылать, да тут вопрос жизни и смерти. Такие, брат, дела... Вот тебе деньги, адрес, садись на такси. Если охрана пускать не будет, звони по такому телефону. И записку эту в собственные руки Петру Григорьевичу отдай. Понял? В собственные руки! На стоянке было несколько машин. Видно, стояли они давно: на них успел желтый лист нападать. В первой машине шофер читал книжку. Панама решительно открыл дверцу, сел рядом и протянул бумажку:
- Здрасте, отвезите меня вот по этому адресу.
- Есть! - сказал водитель и начал выруливать со стоянки. - Собака, что ли? - спросил он, когда они понеслись по улице.
- Где? - спросил Панама.
- Да вот лечить-то?
- Кого? Шофер как-то странно на него посмотрел.
- Я говорю, зачем в институт-то едешь?
- В какой?
- Да ты хоть знаешь, куда едешь?
- Там написано, - глядя прямо перед собой, ответил Панама.
- Там написано: "Ветеринарный институт", вот я и спрашиваю, собака, что ли, заболела?
- Нет, - ответил Панама, - я с письмом...
- А, - сказал шофер, - другое дело... А то я раза три доктора по адресам возил. Смехота! То у щенков зубки режутся, то кошка окотиться не может. Как сбесились все. А один едет, чуть не плачет - рыбки заболели! А рыбки-то эти гроша ломаного не стоят, и на сковородку-то не положишь. Панаме почему-то стало очень скверно. И неожиданно для себя он сказал:
- У меня тоже рыбки есть! - Хотя никаких рыбок у него не было.
- Ты - пацан, ты - другое дело. А тут взрослый дядька в игрушки играется! . .
- Все лучше, чем водку пить! - сказал Панама и сам себе удивился.
- Это точно, конечно... - сказал шофер и замолчал. Панама был рад, когда они доехали. Он выскочил из машины, бодро толкнул дверь института, но сердце у него бешено колотилось. В большом вестибюле, за никелированным забором стояла толстая тетка с громадной кобурой на боку.
- Тетя, извините, пожалуйста, могу я видеть Петра Григорьевича Николаева?
- Пропуск заказан? - рявкнула тетка.
- Нет, тетя, я с письмом, - сказал Панама самым вежливым голосом, на который был способен.
- Звони по телефону! Панама набрал номер, написанный в бумажке.
- Можно попросить Петра Григорьевича, извините, пожалуйста...
- Его нет! - И трубка загудела. Панама опять набрал номер.
- А где Петр Григорьевич? Извините, пожалуйста.
- На конференции! - И трубка загудела.
- Тетя, - сказал Панама, - у меня важное дело. Можно, я отнесу письмо?
- Оставляй на охране. Пойдет домой, я передам.
- Борис Степанович велел в собственные руки. Тетя, это очень важно! Можно, я пройду? Я вам портфель в залог оставлю.
- Да на что мне твой портфель с двойками! Сказано: без пропуска не пущу. Так что уходи отсюда! Пошел Панама на улицу, получил по спине вертящейся дверью, сел на скамейку. Думает. "Никчемный, - думает, - я человек. Борис Степанович с таким лицом белым из класса в учительскую носился, а я его письмо отдать не могу... Панама я, панама!" А в горле уже ком стоит. Вдруг машина подъезжает. Странная какая-то. Пузатая. Автобус не автобус, бочка не бочка... Шофер с бумажками в руках выскочил, в институт побежал. Потом из фургона дядька в ватнике вышел и тоже в институт пошел, дверь не закрыл. Панаму как кипятком окатило. Встал он, носом пошмыгал и медленно к фургону двинулся. А кровь в ушах - бух-бух-бух... Медленно поднялся в машину и дверь за собой захлопнул. Темно в машине и пахнет, как в цирке. И чувствует Панама: кто-то дышит. "А вдруг тут тигры!" Он чуть не взвизгнул со страху. Всей спиной прижался к железной двери, ему захотелось вдавиться в нее, стать маленьким, незаметным. И тут он услышал, как впереди за перегородками что-то затопало и раздалось тонкое, заливистое ржание. "Кони! Коней везут!" Панама пришел в себя и только тут почувствовал, как намокла у него от пота рубаха. Он сунул руку в темноту, и пальцы его нащупали теплую конскую шкуру. Потом он почувствовал, как в ладонь его стали тыкаться шелковые лошадиные губы... Машина дернулась, поехала. Стала. Открылась дверь, и в ослепительном свете хриплый голос сказал:
- Выводи жеребца из первой секции.
Глава пятая. РАЗВЕ ЭТО АЙБОЛИТ?
Панама постоял, привыкая к свету. Вокруг него были железные перегородки, а из-за них высовывались конские головы. Он присмотрелся, открыл дверь и оказался в проходе, как раз позади коня, которого выводили. Конь вышел, за ним потихонечку Панама. Никто его и не видел. А дальше куда идти? Недалеко от машины во дворе стояла группа людей в белых халатах. Они стояли спиной к Панаме и слушали кого-то в середине группы. Тот, невидимый Панаме, говорил:
- В нашем институте впервые в мире создана промышленная установка для получения желудочного сока, а также различных препаратов на основе конской крови. Желудочный сок берут один-два раза в неделю по шесть-семь литров за раз. После обработки он идет в лечебные учреждения. Для получения препаратов из крови мы поступаем следующим образом. В кровь совершенно здоровых, многократно проверенных коней вводятся болезнетворные токсины таких страшных болезней, как гангрена, столбняк, дифтерия и целого ряда других, против которых до недавнего времени медицина ничего не могла сделать. В крови зараженных животных образуются защитные вещества. На основе этой крови мы получаем сыворотку, которая не только излечивает больных людей, но и делает человека невосприимчивым к заболеванию. За время использования одной лошади мы получаем шестнадцать - двадцать тысяч доз сыворотки.
- Згажиде бажалузда, - проговорил огромный врач-африканец, - зголько живед лошад?