Страница 61 из 95
Ужас, который я до сих пор старательно отгонял, выскользнул на поверхность. Джослин могли убить. Я никогда не осмеливался признаться себе в этом страхе, несмотря на весь риск войны, не желал знать, что и ее могут убить в каком-нибудь бою здесь, в космосе. Я был изможден до крайности, я дрожал, представляя себе мрачное будущее, которое становилось еще мрачнее теперь, с приближением "Левиафана". Здесь, в темноте каюты, в моей голове холодно и уверенно нарастала мысль, что Джослин уже мертва, что она пожертвовала собой ради спасения "Боики", что буксир не нашел ее, что шлюпка разбилась, что ее затянуло неведомо куда в сложной пляске орбит.
Трудное это дело - плакать в невесомости. Слезы никуда не текут, они просто скапливаются в глазах и затуманивают зрение. Я потряс головой, и глупые соленые капли разлетелись во все стороны.
Это была реакция на постоянную опасность, страх, риск. Здесь и сейчас, впервые за бесчисленные дни оказавшись в безопасности, я был охвачен ужасающей дрожью страха и отчаяния, оказавшись на грани видений бодрствования и ночного кошмара.
Сознание медленно уходило прочь. Я погружался в пучину кошмаров и воспоминаний - воспоминаний разума и тела о горящей планете, о холодных, переполненных ужасом ночах, об исковерканных, окровавленных трупах, друзьях, убитых незримыми убийцами у меня на глазах, о вечном бегстве и вечном преследовании. Перед моими глазами проходили Боб, Джоан, Голди и Краб - такие, какими я видел их в последний раз, когда их пожирали война и мрак.
А потом Джослин разыскала меня, пришла ко мне и все поняла.
- Мак, что они с тобой сделали? - Джослин обнимала меня в темноте, крепко прижимая к себе. Она видела, что нас по-прежнему разделяют клубы дыма и пламени, что моя душа переполнена мраком войны. - Какой ты стал угрюмый, испуганный, злой... Мак, прошу тебя, успокойся. Все хорошо. Я люблю тебя.
Я покачал головой и поцеловал ее, с трудом пробормотав:
- О Джослин, я благодарю Бога за тебя!
- А я - за тебя. - В темноте каюты я едва различал ее лицо, но выражение на нем было невозможно описать. Любовь, страсть, желание, облегчение, смущение и надежда отражались в ее глазах, в складках губ, в нахмуренном лбу.
Наконец мы заснули.
Этой ночью я понял, что Джослин спасала мне жизнь много раз - еще до того, как сбила ракеты, пущенные в "Боику". Я понял: все время нашей разлуки я оставался самим собой только потому, что знал - она любит меня.
- Пожалуйте завтракать, командир, - пригласил Рэндолл.
Я вплыл в кают-компанию и слабо улыбнулся.
- Всем привет!
Джоз помнила об обязанностях хозяйки и теперь подавала Еве, Рэндоллу и Джорджу английский завтрак.
- Напрасно меня не разбудили пораньше. - Я проспал целых тринадцать часов подряд.
- Тебе нужен был отдых, Мак. Ты голоден?
- Еще бы! - ответил за меня Джордж. - Миссис Ларсон, то есть лейтенант Ларсон, я хотел сказать...
- Зовите меня Джослин.
- Спасибо. Джослин ни в какую не соглашается, чтобы все мы готовили по очереди.
- Ей придется согласиться - завтра моя очередь.
- Не только завтра, но и послезавтра, и так далее, и так далее, сообщила Джослин.
- Что?
- Мне приходилось готовить каждый день - с того времени, как ты перешел на борт "Полос". Так что теперь пора рассчитаться.
Я рассмеялся и тут же смутился: мой желудок издал громкое урчание. Я обнаружил, что и в самом деле голоден. К стряпне Джослин требовалось привыкнуть, но у меня такая привычка появилась давно. Джослин уже запаслась свежей едой с какой-нибудь из уцелевших ферм Вапауса. Передо мной она поставила "добрый британский завтрак" из бекона, сосисок, вареных бобов, яичницы, крепкого чая, апельсинового сока и толстых ломтей ветчины. Завтрак я умял моментально - к явному удовольствию Джослин.
Пока я насыщался, остальные пили кофе и болтали. Рэндолл лениво перебирал кнопки на пульте наружных приборов наблюдения. Спустя некоторое время он настроил вид кормовой камеры, помещенной между основными двигателями "Джослин-Мари". Наш корабль был пристыкован к шлюзу боком, так что кормовые камеры давали большой обзор, который не заслонял спутник. Изогнутая поверхность планеты отчетливо виднелась на экране, по темному небу, усыпанному звездами, двигались точки кораблей.
- Приятный вид, - заметил я. - Но где же "Левиафан"?
С этим вопросом мы прожили целых два месяца. Никто не мог даже предположить, когда появится "Левиафан". Это могло случиться завтра, или сегодня, или послезавтра. Тем временем мы пытались подготовиться к встрече - в небе и на земле. Войска, атаковавшие "Гадес", понесли почти тридцатипроцентные потери. Раны требовалось залечить, но работы хватало и без этого.
После захвата "Гадеса" мы получили возможность совершать довольно рискованные полеты между Вапаусом и планетой на баллистическом транспорте класса "Куу", которым пользовались финны. Эти корабли могли быстро доставить в нужное место отряды или припасы и так же быстро удалиться. Гардианы по-прежнему оставались серьезными противниками, еще имели авиацию и численностью войск превосходили нас. Полеты кораблей "Куу" были сопряжены с постоянной опасностью, мы нередко теряли эти корабли, но не могли обойтись без их помощи. Они доставили на орбиту оставшихся пилотов товарищей Евы и Рэндолла. Прежний глава команды остался на планете, и потому его обязанности перешли к Еве.
Корабли "Куу" привозили оборудование, требующее ремонта, механиков, информацию, но кроме того, оказывали неоценимую помощь, когда требовалось доставить людей в определенное место планеты.
Вапаус стал признанной ставкой войск финнов и Лиги. При нашей способности обозревать любую точку планеты мы узнавали, когда следует наносить удар, когда отступать или защищать остатки наших сил. Но бои на земле в эти дни стали редкостью, ограничивались лишь недолгими перестрелками. Ни одна из сторон не была в состоянии решиться на большее.
Ремонт на Вапаусе постепенно продвигался, раны спутника заживали. Целых полдня спутник отмечал возврат к прежнему вращению и остановку "Гидры". Однако "Гидру" не разобрали - она могла понадобиться вновь. Это громоздкое сооружение служило постоянным напоминанием о том, что война еще не закончена, опасность по-прежнему близка.