Письма и телеграммы

Алексин Анатолий

Письма и телеграммы

Анатолий Георгиевич Алексин

ПИСЬМА И ТЕЛЕГРАММЫ

Письмо первое

Удивляюсь твоему спокойствию! Просто удивляюсь!..

Ведь здесь, в санатории, полно бравых молодых людей.

Слышишь: полно! И все начинают со знакомства со мной: первый визит - к врачу. Я им толкую про хвойные ванны, а они мне в ответ: "Что вы делаете сегодня вечером?"

Не все, конечно, но многие.

Есть тут один летчик, могучий, как ТУ-104. А каждый день на прием ходит и все жалуется: то бессонница - дай ему порошок, то аппетит пропал - дай таблетку...

А уборщица Анна Леонтьевна, такая наблюдательная, ехидная старушка, вчера приходит и ругается: летчик за дверью кабинета таблетки выбросил, их растоптали и, как мел, разнесли по всему коридору, наследили...

Мне надоели, пойми, ежевечерние шуточки: "А вот, наша соломенная вдова. Давайте-ка накажем вашего жениха: чтото он не больно торопится". А ты и в самом деле не торопишься. Уверен, что я буду ждать? Да, я жду тебя - держу свое слово. Но почему же ты не держишь свое? Ведь, помнишь, в Москве, когда я добивалась назначения в этот южный санаторий (добивалась ради тебя!), ты говорил: "Вот слетаю в Сибирь за материалом для очерка - и сразу к тебе, в Крым. О пихтах и елях буду писать под пальмами и кипарисами..." Помнишь эту фразу? Но уж, наверно, собран материал для целой книги очерков, а ты все не едешь.

Достань-ка из своей коричневой папки конверт с документами и отыщи там маленькую медицинскую справку.

Это ведь не просто справка, Алексей, - это истина: у тебя плохие, слабые легкие. И тебе нужен юг, сухой воздух

Крыма. Антон Павлович не стеснялся жить здесь, на берегу моря. Так чего же стыдишься ты?

Тут ведь не только отдыхать можно - здесь и "Вишневый сад" был написан.

Жду телеграмму. Не письмо, а именно телеграмму: номер поезда, вагон... Жду!

М.

P. S. Если бы видел, какую комнату отвели мне при санатории: солнце, гроздья винограда прямо на подоконнике!..

Письмо второе

Мариша, родная! А если бы ты видела!..

Еще три месяца назад здесь было роскошное и, казалось, недоступное для человека царство тайги. Но вот бессмысленный рев медведей был заглушен сосредоточенным, деловым гудением тракторов; стук упрямого единоличника-дятла - стуком молотков, а ленивый шум сосен потонул в торопливом жужжании пил, в пулеметном стрекотании электродвижков...

Но тайга отступила недалеко: прошлой ночью захмелевший от меда великан Мишка обознался адресом и улегся в неглубоком котловане. Видно, принял его за то уютное логово, в котором он постоянно прописан со всем своим нестриженым семейством.

Тайга совсем рядом, и, может быть, еще поэтому все, что происходит здесь, приобретает какое-то богатырское, сказочное звучание. Чудеса техники в окружении чудес природы - разве это не здорово?!

Люди работают зверски! Они поражены этим краем, но еще не называют его родным домом: ведь для этого нужно время. И как счастливы были бы люди, если б можно было перенести сюда, в необжитый лесной мир, те далекие переулки и улицы, на которых они родились, где впервые ссорились и мирились, гоняли на коньках и самокатах, а по утрам бегали в школу!.. И вот огромную поляну, где строится сейчас заводоуправление, назвали (представь себе!) Арбатской площадью. А холмистую улицу, посреди которой еще растет трава, нарекли не как-нибудь, а Невским проспектом!..

Полмесяца назад стала издаваться газета. Обычно многотиражки выходят раз или два в неделю, а наша - ежедневнал. Ведь скоро здесь будет город, и многотиражка станет тогда солидным городским органом.

Редакцию пока запихнули в проходную десятиметровую комнатенку. Штат невелик: редактор, ответственный секретарь, то есть я, да один литературный сотрудник. Должна быть и машинистка, но мы ее не можем найти. Представляешь, какая тут нужда в людях, если меня, журналиста, только что окончившего институт, назначили ответственным секретарем! И если не могут найти машинистку... Редактор наш - ярый газетчик. Каждый номер обнюхивает со всех сторон: наслаждается типографской краской. "Это, - говорит, - для меня приятнее всякой хвои и даже самых нежнейших цветов!"

Почти в каждом номере, на первой странице, мы печатаем "Письма родным". И поверь, ни в одном письме не добавили мы от себя ни единой, даже самой коротенькой строчки. Даем прямо так, со всеми "стилевыми ухабами и колдобинами", как говорил наш институтский профессор. Только, может быть, запятым возвращаем их законные места.

Маришка, родная! У меня ведь, поверь, не было никакого заранее обдуманного плана -обмануть тебя. Я и правда думал собрать материл для очерка, а потом махнуть в Крым, на солнышко. Но очерк мой очень растянулся, каждый день рождает новую страницу или главу. Я и сейчас думаю приехать к тебе, как только закончу свой очерк. Но когда-то я напишу последний абзац? Да и будет ли такой?!

Звать тебя сюда из твоего уютного гнездышка с гроздьями винограда на подоконнике просто не решаюсь. А целую попрежнему крепко-крепко!

Твой Алексей.

Письмо третье

Так ты, значит, стал ответственным секретарем? Ну, знаешь, большую безответственность трудно себе представить! По отношению ко мне, к своему здоровью и вообще ко всему, ко всему! У тебя сейчас есть лишь один способ сохранить все, что когда-то было дорого нам обоим: немедленно уволиться и прилететь (ты слышишь: не приехать, а прилететь!)

Меня совершенно не интересуют дела вашей ежедневной стенгазеты. Хотя должна сказать, что "Письма родным" не слишком оригинальная форма: ее уже не раз использовали по радио. Для начала могли бы выдумать что-нибудь поинтересней.

И еще. Если бы там, в тайге, очутился какой-нибудь человек с такими легкими, как у тебя, я бы посоветовала ему не углубляться в утренний и вечерний лес, побольше быть на открытых, сухих местах. Больные легкие не терпят сырости. Но тебе я этого не посоветую! Мне совершенно безразлично теперь твое здоровье, раз ты мог (посмел!) так бесцеремонно разрушить все наши планы и вообще все, все!..

М.

P. S. Летчик-богатырь, который каждый день приходит ко мне за пилюлями, совершил сегодня во время мертвого часа самую, как он выразился, "отчаянную мертвую петлю в своей жизни": сделал мне предложение. Ему осталось отдыхать ровно двадцать дней. Раскаяние свое посылай авиапочтой, а то я могу не получить его вовремя, и тогда дела летчика окажутся не такими уж "мертвыми". Ты еще не знаешь, на что способна девушка в ярости и отчаянии!

Письмо четвертое

Дорогая Маринка! Представь себе: мы до сих пор не нашли машинистку. Я срочно учусь печатать на машинке.

Одним пальцем уже умею! Но такой способ пригоден для обычных многотиражек, которые выходят один раз в неделю. А для нашей ежедневной, да еще на фоне здешней строительной техники, столь отсталые методы труда просто недопустимы! Поэтому пока мы решили сдавать материалы в типографию в рукописном виде. Это, правда, дело нелегкое, ибо у всех троих ужасающие почерки - верный признак гениальности нашего редакционного коллектива!

Директор типографии (она находится в двенадцати километрах отсюда, в районном центре Каменищи) сказал, что пока в виде редчайшего исключения он будет принимать статьи и заметки, аккуратно переписанные от руки. Но только при одном непременном условии: если мы, как он выразился, "раздолбаем" заместителя начальника строительства по быту и транспорту Езерского. "Долбать" замов по быту - дело весьма банальное. Но за что все же его так люто возненавидел наш тихий и мирный директор?

Ты, Маришка, я вижу, кое в чем сильно смахиваешь на нашего неспокойного редактора: подавай тебе хлесткие заголовки! А "Письма родным" - банальная форма? Да знаешь ли ты, что значат письма для людей, недавно только расставшихся с домом, с родными своими и близкими? Я-то уж знаю! И видела бы ты, какие здесь выстраиваются очереди перед окошком "До востребования"! Бегут на почту усталые, не успев даже поужинать. И ждут, и волнуются, и чуть не плачут, услышав из окошка виноватую шутку: