Страница 16 из 16
Катю он, естественно, не вызывал. Но поначалу обрадовался ее появлению: каждый лишний свидетель удлинял отчет, по которому судили о его добросовестности.
-- Я член той самой "родовой общины", которая в институте все разрастается, -- представилась Катя. -- И хочу заявить вам, что знаю автора письма, нацарапанного невинным детским почерком. На этот раз детским почерком истина не глаголет!
-- Дыма без огня не бывает. Поверь, милая! -- Не верю... Бывает!
-- Любопытно... Ты что, его видела?
-- Сейчас вижу. Такой едкий, разъедающий душу дым. А где огонь? Его нет!
-- Заблуждаешься, милая!
-- Называйте меня на "вы". Я уже совершеннолетняя.
-- Простите, пожалуйста. Но вы в таком случае сверхмолодо выглядите.
-- Это вы молодо выглядите. А я действительно молода! Катя на миг затихла. Но не потому, что испугалась собственной смелости. Это было затишье перед решительным и, быть может, самым отчаянным поступком в ее жизни.
Она встрепенулась, как бы очнувшись, готовая проявить отвагу. Но перед броском на амбразуру оглянулась назад...
В комнату декана Катя вошла, до зубов вооруженная воспоминаниями. Она поняла, что один поступок человека (всею лишь один!) может иногда представить всю его жизнь в новом свете, который и будет светом истины.
Вася Кульков сгорбил шею над деканским столом, за который его когда-то усадил Александр Степанович... Увидев Катю, он медленно и неотвратимо, как под воздействием гипноза, стал вытягиваться во весь рост.
-- Я пришла выразить вам презрение и поставить условие. Выслушайте меня до конца. Потому что я вас отсюда не выпущу.
-- Пожалуйста, -- все еще находясь под гипнозом, проговорил он.
-- Вы сегодня же открыто признаетесь, что подметное письмо принадлежит вам. И публично принесете дедушке свои извинения.
-- О чем ты, Катя? -- освобождаясь из-под власти гипноза, своим тонким, почти женским голосом воскликнул он. -- Ты видела письмо? Там же почерк не мой...
-- Почерк ваш!
-- Как тебе может прийти в голову такая несправедливая мысль? Тебе, которая всегда готова была умереть за справедливость! Ты же знаешь, сколько раз я помогал дедушке. Ты видела это!
-- Для себя спасали: он был вам необходим. Спасая его, вы обеспечивали свою безопасность. Но теперь он вам больше не нужен. Я все поняла... Он, как вам кажется, даже мешает. И вы решили избавиться от него.
В экстремальных обстоятельствах человек либо теряет дар речи, либо, как в сражении, обретает ту храбрость и способность наносить точные удары, которых прежде в себе и не предполагал.
-- Вы захотели избавиться от своего благодетеля!
-- Зачем?... Зачем мне избавляться от Александра Степановича? Рассуждай хотя бы логично... Я уже почти утвержден проректором.
-- А вы хотите быть ректором! Вам не терпится. И вы замыслили перепрыгнуть через дедушкину голову и даже через его жизнь. Я все поняла.
Кульков отворял и, ничего не промолвив, затворял рот.
-- Как-то вы, помню (я все помню сегодня!), говорили о знаменитом державинском благословении. Глупо сравнивать великое с тем, что случилось... Но если все-таки сопоставить, я скажу, что именно вас не устраивает в этом сопоставлении. А вот что... Державин "заметил" и "благословил", уже "в гроб сходя", а дедушка, благословив, все продолжает жить. Хотя сейчас его жизнь в опасности. И если он... Если с ним...
Вася пытался изобразить сочувственный испуг, но под Катиным взглядом сник.
-- Учительница истории объясняла нам, что один из главных просчетов всех агрессоров, завоевателей, знаете, в чем?
-- В чем? -- механически повторил Кульков.
-- Они не могут вовремя остановиться! У вас, Кульков, как я теперь слышу в институте... да и сама поняла, способностей на кулек, а вы хотите захватить все чужие жизненные пространства. Но вы своим тщеславием и подавитесь. Уже подавились!...
Он глотнул, как бы проверяя, верны ли ее слова.
-- Вы и отца-то родного оговорили: "Прибьет!..." А он может прибить только что-то, а не кого-то... И бессловесную жену свою ревнивым деспотом пытались изобразить, чтоб окружить себя ореолом мученичества... Своих, близких не пощадили. Могли ли вы пожалеть моего дедушку?
-- Но вспомни, как я помогал...
-- Пока он был вам нужен! А сейчас... Вы убийца! Потому что дедушка лежит там... в палате... -- Катя рубила не останавливаясь. -- И потому еще, что пытаетесь убить веру в святыни! Братство, верность... Не смейте больше произносить эти слова! Вы убиваете не врагов, а тех, которые вас любили... И своих благодетелей. Потому что они уже "бывшие" благодетели... Вы не будете обучать и воспитывать. Пока я жива! Вы не будете... Потому что не имеете права! Кульков стоял навытяжку, он выслушивал приговор. Произносила его первокурсница, но Кульков с ужасом думал, что приговор может быть приведен в исполнение.