Страница 99 из 124
Прощался и комиссар Николай Петрович Лепёшкин:
- Ну, брат Нюта, помни Балтийский флот.
А как башмачки?
Увозила Нюта с собой башмачки.
Глава третья
ВОЛШЕБНАЯ ПАЛОЧКА
НЕДОБРЫЙ ЧАС
Хоронили старого Вирова. Старик умер неожиданно, без всякого к тому повода. Ещё днём выходил на поле. Смотрел на весеннюю благодать, на зелень озимых, на кусты при дороге, что бросили в этом году особенно длинную ветвь. А вечером вернулся домой, лёг и больше не встал.
Хоронили без музыки. По-крестьянски. На телеге покойника привезли к сельскому кладбищу. Такие же старики, как и сам умерший, покрякивая, сняли гроб. Местный священник отец Капитолий произнёс отпевание. Гроб опустили в могилу. Ударили в крышку комья водянистой весенней земли. Вырос холм-бугорок.
Старуха Вирова, или просто Вириха, как называли её в деревне, жилистая, небывало высокого роста женщина, не проронила ни единой слезы. Она лишь как-то упрямо смотрела в землю и прижимала по-бабьи к губам край платка.
Смерть не являлась для неё чем-то особенным.
Тридцать лет тому назад хоронила первенца - Гришу. Тогда были и слёзы, и плач, и крик. Всю ночь провалялась несчастная женщина под берёзой у свежего холмика. Потом хоронила двух дочерей - Глашу и Нюру, одну за другой, через год. Затем пошли братья и сёстры, племянники, племянницы, внуки. В германскую войну пришла весть о гибели сына Ивана. Третий, Аврамий, угодил под офицерские пули во время июльской демонстрации рабочих и солдат в Петрограде.
Не перечислить потерь и смертей.
Здесь же рядом с матерью стоял горбун Митя - меньшой в семье Вировых. Было ему лет двадцать, но по виду казалось намного меньше - совсем мальчик.
Ещё в детстве за то, что не усмотрел и упустил корову на барские травы, Митя был покалечен местным помещиком графом Щербацким. С той поры и вырос у мальчика горб. Митя был набожен, чуть с придурью.
Вот и сейчас Митя стоит на коленях, по-старушечьи быстро крестится.
- Ангелы, ангелы, - выводит пискливо Митя. - Вы осторожно несите батю. Тихо, тихонечко, - и бьёт об землю, как в бубен, лбом.
Похоронили старого Вирова. А на следующий день прибыли балтиец и Нюта.
РОМАШКИ
Балтиец приехал, балтиец уехал. Неполные сутки он пробыл дома.
Сходил на могилу к родителю. Вместе с соседом Юхимом Задорновым поставил дубовый крест. Полушалок накинул на плечи матери. Бросил Мите пару белья и тельняшку.
- Ну, братишка, недобрый нам выпал час, - сказал он, прощаясь с Нютой. - А всё же голову выше держи, братишка. По-морскому гляди - вперёд!
Проводили матроса.
- Значит, Нюра? - спросила старуха.
- Нюта, - ответила Нюта.
Деревня, в которой осталась девочка, была небольшой - дворов тридцать. Большинство изб покосившихся, с подгнившими дощатыми крышами. Жались они к реке, к спокойной в этих местах и уже довольно широкой Луге. Кроме главной улицы, шло два или три проулка. Один из них спускался к самой реке, когда-то здесь был паром через Лугу. Однако с самой германской войны паром куда-то угнали.
Леса поблизости не было. Приходилось идти версты три. Однако рядом с селом находился саженый парк и в нём имение графа Щербацкого.
Деревня раньше считалась вроде бы как при этом имении. Однако в семнадцатом граф бежал. И роли теперь поменялись. Вышло как бы наоборот. И парк и господский дом оказались теперь при деревне.
Мужики дом не разрушили, парк не порубили. А после долгих споров и пересудов около года тому назад образовали в имении трудовую коммуну, или, как называли её сами крестьяне, коммунию.
Деревня называлась "Ромашки". Название поэтическое, красивое, редкое в этих местах.
Одни, молодые, говорили, что произошло оно от тех самых ромашек, что так буйно цветут по весне на луговой стороне реки.
Другие, старики, утверждали, что дело вовсе не в этом, а в том, что первая на этом месте изба была поставлена озорным мужиком Романом Задорновым. И, мол, раньше деревня называлась по его имени просто Ромашка, а потом уже стали Ромашки.
Возможно, это и так, ведь половина села носила фамилию Задорновых. А все Задорновы, и мужики и особенно девки, и вправду были в Ромашках самыми озорными.
Впрочем, это был давний спор.
ПЕРВЫЙ БОЙ
Нечастое диво в Ромашках - девчонка в морской форме.
Бабы на неё удивлённо глазеют. Мужики и те глазеют.
- Вот бы и нам штаны, - хихикают девки.
Зато мальчишки ходят за ней табунами.
- А ну, покажи тельняшку.
- Стрижену голову, стрижену голову нам покажи.
- Дай поносить бескозырку!
Нет жадности в Нюте. Идёт бескозырка из рук в руки, перепрыгивает с головы на голову.
С завистью смотрят из окон девчонки. Разбежались от них кавалеры. А мальчишки и вправду, как женихи. Волосы стали причёсывать, шею и уши мыть. Целый день неотступны от Нюты. Расскажи им про то, расскажи им про это. Морскому делу давай обучи.
Приступила Нюта к делам морским. Облюбовала старый без крыши овин, стоявший у самой Луги. Заберёшься на чердачный настил - словно стоишь на палубе. Стрехи, если иметь фантазию, могут сойти за мачты и реи. И если стоять не у стен, не у края, а чуть отступить и глянуть теперь на Лугу, то берег совсем не виден, и сдаётся, что река обтекает стены овина. И сам овин теперь не овин, а эсминец, идущий по морю. Наделали ребята верёвочных лестниц. Соорудили трапы и переходы. Укрепили бревно на манер трубы. Положили несколько брёвен, словно это орудия. Колья стали у них пулемётами. В самом овине, внизу, нагородили каюты и кубрики. К длинному шесту прикрепили красного цвета тряпицу - революционный флаг.
Ну скажите, чем не боевой корабль! Отправляй хоть сейчас в Кронштадт.
Заспорили о названии. Нюта предложила считать "Гавриилом". Однако другим ребятам такое название мало о чём говорило.
После долгих споров назвали эсминец "Стремительным". Ромка Задорнов, сын Юхима Задорнова - того, чей дом по соседству с Вировыми, принёс кисть и на стенах овина с одной и с другой стороны "по носу" аршинными буквами вывел название.
Теперь Нюта взялась за подбор команды. Тут споров не было. Все выполняли то, о чём говорила Нюта.
В комендоры попали Задорновы Сенька и Пашка.