Страница 86 из 124
В огорчении страшном Люда. Вот какие у всех родители. У Люды же мать - кухарка.
- Да что ты! - Мать утешает девочку. - Я работу свою люблю. Людям пользу она приносит.
- Так-то так, - соглашается Люда, - а всё же...
Побывала Люда однажды в столовой. Поразилась, взглянув на маму: белый передник, белый колпак. Слева и справа стоят помощники. Вошла осторожно на кухню девочка. Плита тут огромная. Баки, кастрюли в ряд. Ножи на кухне почти метровые. Черпаки не уступят вёдрам. Словно крышки от бочек - вот какие большие сковороды. Захватило у Люды дух.
Рядом с кухней - столовая. Заглянула Люда в окно для раздачи пищи. Люди сидят, обедают.
Знают рабочие Людину маму.
Вот подошёл к окну, пригнулся, крикнул какой-то парень:
- Анна Ивановна, большое спасибо за щи! Царские нынче щи.
Подошёл пожилой рабочий:
- Ну и котлеты! Мастерица у нас Ивановна.
На окнах в столовой висят занавески. Белым и чистым покрыты столы. Любо зайти в столовую.
- Красота, - говорят рабочие. - Это Ивановна всё, Ивановна. Это она для людей старается.
Любят рабочие Людину маму, уважают. Избрали они её делегатом на Всероссийский съезд Советов в Москву, в высший орган Советской власти.
Растерялась от неожиданной чести женщина, от людского доверия к ней. Тут же при всех расплакалась.
- Что ты, что ты, Анна Ивановна!
- Доброй дороги тебе, Ивановна!
Вытерла женщина слёзы.
- Да как же я там управлюсь? Там же решать дела всего государства.
Улыбаются ей рабочие:
- Не смущайся, справишься, Анна Ивановна. Смелей поезжай, Ивановна.
Гордится Смирнова Люда. Мать у неё кухарка, а едет державой править.
ДОЛГИЕ ЛЕТА
Деревня Усатовка за Уралом, в лесах да в глуши. Два месяца до неё катилась, прежде чем докатилась, весть о Великой Октябрьской революции. Привёз её из города Екатеринбурга уральский рабочий Андрей Задорнов. Его специально послали. С первым заданием, как агитатора.
И вот повёл Задорнов среди мужиков такой рассказ-агитацию и про партию большевиков, и про Советскую власть, и про товарища Ленина, что те только стояли рты поразинув.
- Выходит, земля теперь наша?
- А как же, на то и декрет.
- А заводы - рабочим?
- Рабочим и всему государству.
- И с немцами замирятся?
- Мир всем народам - так говорит Советская власть!
- А он, Ленин, какой? Молодой или старый?
- Не молодой и не старый, в самой цветущей поре. Роста он среднего. Волос на голове мало, почти что нет. Бороду носит, да не то что у вас, не лопатой, а клинышком. Голова большая - считай, что две головы.
- Ух ты!
Понравилась мужикам агитация. Всё ясно, понятно - народная нынче власть. Спасибо товарищу Ленину.
Посовещались они и решили в честь партии большевиков и товарища Ленина отслужить церковный молебен. Обратились к батюшке.
- Вы что, подурели?! - набросился батюшка. - В честь большевиков - и молебен! Слушать вас не хочу. Прочь, прочь из собора!..
- Эй, стой, не кричи! Народная нынче власть. Давай исполняй крестьянскую волю.
Священник и так и сяк: мол, в хворости он, мол, голос осип. Не принимают увёрток крестьяне. Читай им молебен, и точка. Сдался священник.
- Всевышний, всемогущий, всевидящий... - начинает тихим голосом батюшка.
- Громче, громче! - кричат крестьяне. Стоят они, крестятся, бьют земные поклоны.
- Партии большевиков долгие лета!
- Товарищу Ленину долгие лета!
- До-о-олгие ле-е-ета!
Узнал Задорнов про молебен, схватился за голову.
- Да где это видно, - кричал на крестьян, - чтобы в церкви да и вдруг про Ленина! Что я теперь в Екатеринбурге скажу?
Разводят крестьяне руками. Батюшка кричал, этот кричит.
- Да ты не кричи. Мы же по всей, по правильной форме.
Едет назад в Екатеринбург Задорнов: "Эх, эх, не сумел, не туда загнул... Никудышный из меня агитатор".
И батюшка места себе не находит: "Без ножа, чёртов сын, зарезал. Эка как взбаламутил крестьян. Видать, самого сильного к нам прислали".
КЛЯТАЯ ЛУГОВИНА
Приехал, как-то в деревню Глуховку к отцу и матери токарь Путиловского завода Прохор Знатков.
Понабежали в избу родичи и соседи:
- Ну, как там в Питере? Как поживают рабочие?
- Хорошо в Питере, - отвечает Знатков. - Дружно живут рабочие. Повыгоняли буржуев с заводов. Сами теперь хозяева. Ну, а как у вас здесь.
- И нам хорошо, - отвечают крестьяне. - Помещиков взашей. Землю нарезали. Скот нынче у каждого. Барскую луговину делить будем.
- Луговину?!
- Ну да, ту, что у речки у Березайки, что от Клятого омута по ту и другую сторону.
- Так зачем же ее делить?
- Как - зачем?! Чтобы каждому своя часть приходилась.
- Ну это вы зря, - произнёс Знатков. - Сделали бы луговину общей. Сообща бы её косили. Да и скотине так будет привольнее.
Усмехнулись крестьяне:
- "Общей"... На кой она общая! Нет, каждой травинке хозяин нужен.
Пытался приехавший говорить про завод - вот, мол, у них, у рабочих, заводы же общие.
- Ну, паря... Ты нам заводом не тычь.
Вскоре Прохор Знатков уехал. А мужики собрались и проголосовали так, как задумали: "Делить луговину - и точка".
Разделили. Но тут началось в Глуховке вдруг такое, чего и в прежние времена не случалось.
Пригонят мужики на рассвете скотину на луг. Ну, а дальше? Дальше сиди и смотри, чтобы твоя корова не зашла на чужой участок. А корова - как есть скотина. Где ей знать про крестьянское голосование. Так и норовит на надел к соседу.
Появились на лугу изгороди и межевые столбы. Пастухов развелось невидимо. Целый день крики:
- Куда пошла!..
- У, ненасытная!..
- Ванька, Вань-ка! Да уйми ты свою безрогую...
И чем дальше, тем хуже. К середине лета глуховские крестьяне все до единого перессорились между собой. В гости друг к другу не ходят. На улице не здороваются. Волками да лисами один на другого смотрят. И кто его знает, чем бы все это окончилось, да только в разгар жнивья снова приехал в родную Глуховку из Питера Прохор Знатков. Идёт он со станции полем. Рожь стоит спелая, высокая, налитым колосом к земле пригибается, осыпается рожь.
"А где же косцы? - поразился Прохор. - Может, в деревне беда какая?"
Ускорил он шаг. Вышел к реке, к луговине. Смотрит, луговина - что улей. Вооружились крестьяне кольями, вот-вот и война начнётся.