Страница 69 из 124
В окопах привыкли к "Солдатской правде" и ждали её с нетерпением.
И вот Ломов снова принёс газету. Солдаты стали читать - и охнули. Редакция сообщала, что газета будет закрыта - нет типографии и денежных средств. "Нам не поможет никто, - писалось в заметке. - Лишь собрав по грошам, мы создадим типографию и прочно поставим газету".
Сообщение взволновало солдат.
- А как же, - заговорили в окопах. - Как не помочь. Ведь не чужая газета. Своя, солдатская. "Их благородия", чай, не помогут.
Стали сдавать кто что мог. Ломов снял Георгиевский крест, и это послужило примером. Зуев отдал медаль. Пенкин - тоже медаль. Начали сдавать и другие. Кое-кто собрал медяки. Ефрейтор Бабушкин вынул из уха серебряную серьгу. Рядовой Кривокорытов отдал нательный крест.
И вот когда Ломов стал пересматривать собранные в фонд газеты пожертвования, то среди солдатских орденов и медалей он вдруг обнаружил офицерский крест.
Крест озадачил солдата. "Кто бы это?" - размышлял Ломов. Ордена он отправил, а сам стал присматриваться и к офицерам и к офицерским крестам. Заметил: прапорщик Лещ стал ходить без своей награды. "Неужели, недоумевал Ломов. - Как же это понять?"
Исчезновение креста озадачило и самого прапорщика. Где и при каких обстоятельствах пропал крест, Лещ не помнил. Потерять его, кажется, не мог. Украли?! И здесь Лещ вспомнил про Лёшку. Мальчик отнекивался и уверял, что он ни о каком кресте ничего не знает.
- Да я его и в глаза никогда не видел, - говорил Лёшка.
- "Не видел"! - кричал прапорщик. - А вот тут что у меня висело? - и тыкал себя пальцем в грудь.
- Нет, не видел, - повторил мальчик. - Кажись, там ничего не было.
- "Кажись"! - злился Лещ. - А не ты ли на него всё время глаза пялил?!
Но мальчик по-прежнему упирался и твердил лишь одно: "Не видел. Не брал".
- Ну, может быть, пошутил или взял поиграть, - уже примирительно говорил прапорщик.
- Не брал, - упорствовал Лёшка.
- Скотина! - ругнулся Лещ.
Слух об исчезновении офицерского ордена прошёл по полку. Тогда и Ломов подумал о Лёшке. На сей раз мальчик отпираться не стал и сказал правду.
- Так я же его для газеты, - объяснял Лёшка. - Зачем Лещу крест? Обойдётся и так. А тут ведь для дела.
Ломов расхохотался.
Вскоре про крест узнали и другие солдаты.
- Молодец, - смеялись они. - Значит, и "их благородие" нашей газетке помог. Правильно! - от души хвалили солдаты Лёшку.
БРАТАНИЕ
Как началось братание, Лёшка не видел. С самого утра он вместе с Пятихаткой возился у походной кухни, а когда повёз щи и кашу к окопам, то с бугорочка всё и заметил. Солдаты не сидели, как обычно, в траншеях, а повылезали наружу. Они расхаживали по передовой у самых проволочных заграждений, словно никакой войны вовсе и не было. Лёшка хлестнул мерина, и когда подъехал ближе, то заметил, что в одном месте через проволочные ряды перекинуты доски, а многие из русских солдат и вовсе находятся на стороне немецких позиций. Немецкие солдаты тоже повылезали из окопов и смешались в общей толпе с русскими.
- Что это они? - обратился Лёшка к Пятихатке.
- Никак, братание, - ответил кашевар. Он так же, как и Лёшка, вытягивал шею и с удивлением смотрел на происходящее.
Когда Лёшка перебежал по доскам через проволочные заграждения, он оказался в самой гуще русских, германских и австрийских солдат.
- О майн гот*, - закричал какой-то рыжий немчик, - киндер, киндер!* и стал показывать на Лёшку пальцем.
_______________
* О боже.
* Ребёнок.
Понеслись голоса:
- Кляйнер зольдат!*
- Руссишер зольдат!*
_______________
* Маленький солдат.
* Русский солдат.
Мальчика сразу обступили.
- Это Лёшка, наш поварёнок, - проговорил Кривокорытов.
Но немцы и австрийцы плохо понимали русскую речь и, вылупив глаза, с любопытством смотрели на удивительного солдата.
Братание, видимо, началось давно. Солдаты собирались в группки, кое-кто даже ходил в обнимку, и все что-то оживлённо объясняли друг другу.
- Вы своего Вильгельма, как мы Николашку, - говорил Зуев, - к чёртовой бабушке!
Понял ли кто из немцев или просто понравились последние слова, но несколько человек стали выкрикивать:
- К шортов бабушка! К шортов бабушка!
В других местах солдаты мирно дымили цигарками, с наслаждением потягивая предложенный немцами табачок. В стороне с каким-то усачом беседовал Ломов.
Потом рыжий немчик, который тыкал в Лёшку пальцем, достал губную гармошку и стал что-то играть. Звуки были жалостливые, грустные. Лёшка никогда такой штуки не видывал и с интересом смотрел на солдата. Это заметили немцы. И когда рыжий кончил играть, что-то ему зашептали. Рыжий протянул гармонику Лёшке.
- Бери, играй, - сказал Зуев.
Немцы одобрительно загудели.
Лёшка взял гармонику, покрутил в руках, поднёс ко рту, дунул. Та пискнула. Солдаты засмеялись. Мальчик дунул опять: раз, второй получилось складнее. Гармошка Лёшке понравилась, и возвращал он её неохотно. И это тоже заметили немцы. Они о чём-то пошептались, потом рыжий снова протянул её мальчику - на, мол, бери.
- Никак, дарят? - проговорил кто-то.
Немцы поняли и утвердительно замахали головами. И Лёшка снова не знал, что делать. Подошёл Ломов, сказал:
- Бери. Ну, а чем ты отблагодаришь?
Лёшка покраснел, растерялся.
- Тащи кашу, - проговорил солдат.
Каша немцам пришлась по вкусу. Ели они с аппетитом, дочиста облизывали ложки и всё приговаривали:
- Гут, о гут! Зер гут!*
_______________
* Хорошо, хорошо! Очень хорошо!
- Они вовсе не страшные, - говорил вечером Лёшка про немцев Пятихатке.
- А чего им быть страшными, - отвечал кашевар. - Люди как есть люди. Немцы ведь тоже мира хотят. Заждались, сынок, мира.
Во время братания офицеры солдат не тронули. Однако вечером команды были построены и ротные командиры объявили, что за повторный переход линии фронта виновных отдадут под суд, а рота, которая начнёт первой, будет расформирована. Угроза подействовала. На следующий день братания уже не было. Не выходили из своих окопов и немцы. Видимо, и на той стороне не обошлось без строгостей.
И лишь Лёшка ещё несколько раз вечерами пролезал под проволочными заграждениями и пробирался в расположение немцев. Он разыскал рыжего немчика, и тот за три дня обучил его всем правилам игры на губной гармонике. Однако через несколько дней, когда мальчик полез снова, из немецких окопов ударила пуля. Лёшка замер, переждал, двинулся дальше, но снова раздался выстрел. Мальчик вернулся назад и больше не лазил.