Страница 57 из 124
- Ох, батюшки, как же ты теперь?! - Она обхватила Лёшку, прижала к себе.
Мальчик опешил.
- Сиротинушка! Да как же ты теперь? Чай, и тебя арестуют, - принялась причитать Дарья.
Лёшка опешил и вовсе.
- Арестуют, арестуют, - зачастила прислуга. - Мастеровой-то в потёртой куртке не зря про тебя расспрашивал: и давно ли живёшь, и сколько лет от роду, и про родителев. Послала меня барыня за лекарствами, принялась рассказывать Дарья, - а в аптеке народу... И чего было, и чего было!.. А она как бабахнет!
- Кто бабахнет?
- Бомба, бомба, в подполье, у аптекаря. Да там целый склад, тараторила Дарья, - пулемёты, гранаты, пушки... Аптекаря-то арестовали.
Лёшка похолодел.
- Сиротинушка ты моя, - опять запричитала генеральская прислуга, уезжай, уезжай. Ты сказывал, дед-то у тебя на деревне есть. Арестуют они и тебя. Мастеровой-то всё: "Тут мальчик, - говорит, - такой шустрый". Всё про тебя допытывал. Беги. Уезжай. Я тебе и денег на дорогу дам. - Она схватила мальчика за руку и потащила прочь от Аптечной улицы.
...В этот же вечер Дарья отвела Лёшку на Николаевский вокзал, купила билет, сунула варёных яиц на дорогу.
- Станцию не проспи! - кричала на прощанье. - Деду привет!
Раздался свисток. Колыхнулся вагон. Звякнули буфера. Поплыла платформа. Застучали колёса.
Лёшка глянул в окно. Прощай, Питер!
Глава вторая
ГОЛОДАЙ-СЕЛО
ДЕД САШКА
Длинной горбатой улицей растянулось село Голодай. Легло оно между лесом и рекой Голодайкой, повиснув ветхими, скособочившимися избами над самой кручей. И только в центре села, на самом высоком месте, как напоказ, ладный дом с каменным низом. Резное крыльцо. Дубовая дверь. Вывеска: "Лавка. Пафнутий Собакин".
В Голодай-селе Лёшка уже бывал: приезжал вместе с бабкой Родионовной в гости к деду Митину.
Минуло три года. И вот Лёшка снова идёт по голодаевской улице. Прошёл мимо лавки Собакина, свернул в проулок, спустился к овражку. Тут у самой околицы старенький дом, подгнившие брёвна, дырявая крыша, единственное оконце подслеповатым глазом смотрит на мир. Это и есть изба старика Митина, или, попросту, деда Сашки. Лёшка ударил в дверь.
- Кто там?
Дверь отворилась.
- Лексей! - закричал старик. - Ить ты. Откуда ты взялся?! - Смотрит дед Сашка, не верит своим глазам. - Вот так гость! Ну и дела. Лёшка, внучек, пожаловал! Заходи, заходи, - засуетился старик.
Лёшка переступил порог, глянул по сторонам. Всё тот же стол, та же лавка, те же брёвна в углу, и дед Сашка тот же самый, такой же маленький, с бородавкой на правой ноздре.
- Ты что же, насовсем или как? - обратился старик.
- Насовсем.
- Тебя что же аптекарь прогнал или что другое?
- Я сам не схотел, - ответил уклончиво Лёшка.
- Эна она чего... - протянул старик. - Выходит, аптекарь строгий... Дед Сашка снова засуетился, притащил целую миску солёных огурцов, отрезал краюху хлеба, придвинул к Лёшке: - Ешь, наедайся.
Вечером пришли соседи: дед Качкин, Дыбов-солдат, по ранению вернувшийся с фронта, Прасковья Лапина и ещё человека два или три. Все с удивлением смотрели на Лёшку, поражались, как он один доехал из Питера. Потом стали расспрашивать про Петроград, про свержение царя.
И мальчик рассказал обо всём, что видел: про то, как в городе пять дней шла стрельба, как разъезжали грузовики с солдатами, как арестовывали жандармов, про Арсенал и про многое другое.
Ну, а что в Питере про землю говорят? - спросил Качкин.
- Когда её мужикам нарезать станут? - добавил Дыбов.
- И как там с войной, скоро ли с немцем замирятся? - полезла Прасковья Лапина.
Лёшка задумался. О земле он ничего не знал. Про войну тоже. И мальчик снова принялся рассказывать про грузовики, Арсенал и как арестовывали важных царских чиновников.
Но теперь собравшиеся уже потеряли интерес к Лёшкиным рассказам и вскоре начали расходиться.
- Чего это они? - спросил мальчик у деда.
- Земля, Лексей, - ответил старик, - для мужика вещь первейшая. На кой им твои грузовики и твой Арсенал. Ты им землицу возьми и выложи. Э-эх, и чего царя только скидывали, раз землю не дают, - вздохнул дед Сашка.
СВЕРЖЕНИЕ
Обжился Лёшка на новом месте. Познакомился с Сонькой Лапиной, с Митькой Дыбовым, с Петькой Качкиным и другими ребятами.
Все с завистью смотрели на Лёшку: приехал из Питера, видел, как царя скидывали, бывал в домах у князей и графов и видным делом был занят служил у аптекаря, разносил порошки и лекарства. Стали ребята крутиться около Лёшки и по пятам за ним бегать.
И вот как-то Лёшка затеял играть в царя. Однако царём никто не хотел быть. Заспорили. Тогда Сонька предложила позвать Аминодава Собакина, сына кулака и лавочника Собакина. Предложение понравилось. Ребята побежали к кулацкому дому.
- Аминодав, хочешь царём быть?
- Хочу. - Потом подумал: - А бить не будете?
- Зачем же бить - ты же царём. Главным!
Аминодав согласился.
Стали думать о царском дворце. Сонька сказала, что лучшего места, чем банька у Качкиных, и не сыщешь. Она далеко, на огородах, возле самого леса. Народ там не ходит. Мешать не будут.
Так и поступили. Соорудили из досок и веток молодому Собакину трон, сплели из соломы корону, и стал Аминодав царём.
Поначалу игра кулачонку нравилась. Он важно сидел на троне, подавал разные команды, и ребята немедленно всё исполняли: кланялись "царю" в ноги, носили его на руках, Петька Качкин отплясывал казачка, Сонька Лапина пела "страдания", а потом все разом - "Боже, царя храни".
Наконец ребятам это наскучило.
- А теперь, - проговорил Лёшка, - будем играть в свержение.
- В свержение, в свержение! - закричали ребята.
- Не хочу в свержение, - заупрямился Аминодав.
Тогда мальчишки бросились на Собакина, стащили его с трона, растоптали корону и даже скрутили руки.
- Пиши манифест, - приказал Лёшка.
- Манифест, манифест!.. - вопили ребята.
Сонька сбегала, принесла карандаш и бумагу.
- Пиши, - потребовал Лёшка.
Аминодав вытер набежавшие слёзы, взял карандаш.
- "Божьей милостью, - диктовал Лёшка, - мы, Николай Второй, император Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая... (Ребята с восхищением смотрели на Лёшку.) ...признали мы за благо отречься от престола..."