Страница 54 из 124
Молодого рабочего положили на диван.
- Простите, - обратилась девушка к Золотушкину. - Ранение. Тяжёлое. Нужна срочная помощь.
Аптекарь стоял, не шевелился.
- Дайте же йоду! Бинтов! - закричала девушка.
Золотушкин очнулся. Засуетился. Подбежал к шкафчику. Вернулся, подсел на диван и стал поспешно перевязывать раненого. Бинт ложился неровно, сползал, парень морщился и издавал протяжные стоны. Потом аптекарь принес какие-то капли. Парню разжали зубы, и Золотушкин долго целился, прежде чем попал ему ложечкой в рот.
Через несколько минут парень пришёл в себя, приоткрыл глаза и увидел царский портрет. Молодой рабочий уставился в раму, потом его взгляд перешёл на Золотушкина, задержался на лице, скользнул по рукам, прилип к палке.
Парень стал подниматься. Аптекарь пугливо попятился, бухнулся в кресло.
- Андрей! - вскрикнула девушка. Она бросилась к парню, но тот оттолкнул её в сторону, рванулся к аптекарю, выхватил палку. Потом, резко повернувшись к портрету царя, зацепил загнутым концом палки за верхний обрез рамы и что было сил рванул её на себя. Портрет рухнул. Рама раскололась. Мелким звоном звякнуло и разлетелось стекло.
В ту же минуту парень качнулся и сам свалился рядом с портретом. Когда раненого снова укладывали на диван, он бился и что-то кричал, потом стих и опять безжизненно уронил голову.
Лёшка, шмыгнувший было за аптечную конторку, теперь высунулся и смотрел ошалелыми глазами по сторонам. Он видел, как один из парней вышел на улицу. Но вскоре вернулся: пригнал извозчика.
Раненого снова подняли на руки, понесли в экипаж.
Только теперь Лёшка пришёл в себя и вспомнил про "Смит и Вессон". Он бросился вслед неожиданным посетителям. Лёшка кричал. Он даже бежал за извозчиком.
Не догнал. Не услышали.
Мальчик вернулся в аптеку. В зале стало удивительно тихо. Лишь: "Воды..." - из кресла простонал Золотушкин. Да гневным взором с пола на Лёшку глянул царь Николай Второй.
КАК ЖЕ ЭТО ПОНЯТЬ?
Обещал Животов, что в городе больше не быть беспорядкам. Однако на следующий день, разнося лекарства, Лёшка вышел на набережную Невы и снова увидел массу народа. Люди шли с правого берега реки, с Выборгской стороны, и со стороны Охты. Прорвав солдатский заслон, они двигались по Литейному мосту. Многие шли прямо по льду, через самую Неву.
В городе заговорили, что восстал Волынский полк, что на сторону рабочих переходят и другие воинские команды. Даже казаки якобы отказываются стрелять в народ.
Слухи оказались верными. Вначале у Летнего сада, а потом и на самом Невском Лёшка видел, как рабочие обнимали солдат, а солдаты рабочих. Как вместе кричали они "Ура!" и "Долой самодержавие!".
У Арсенала Лёшка попал в самый водоворот событий. Восставшие захватили оружейный склад и тащили кто по одной, кто по две, а кто и по нескольку винтовок сразу. Двое парней волокли тяжёлый ящик с патронами. Вышла девушка со связкой ручных гранат.
Лёшка тоже сунулся в Арсенал, как и все, полез за винтовкой, но какой-то плечистый рабочий, увидев мальчика, строго сказал:
- Положь!
- Так я для тятьки, - нашёлся Лёшка.
- Положь!
Пришлось отступиться. Зато в другом месте мальчику повезло. Он наткнулся на ящик с гранатами. Поспешно сунув одну из них под пальто, Лёшка выскочил на улицу. Бежал, озирался: всё боялся - отнимут.
Вернувшись домой, Лёшка тут же спустился в подпол и спрятал гранату рядом со "Смит и Вессоном".
- Ты где пропадал? - набросился Золотушкин.
- Так я же лекарство...
В этот день Лёшка ещё раз бегал на улицы. У Литовского замка он встретил ещё большую толпу, чем у Арсенала. Восставшие громили тюрьму. Какой-то бородач, выйдя на волю и щурясь от яркого света, увидев Лёшку, подбежал, обнял, стал целовать и кричал:
- Сыночек, милый, свобода! Свобода!
А через час на Невском Лёшка слышал стрельбу и снова, как на Знаменской площади, видел убитых. Стреляли жандармы из окон какого-то дома. То же произошло на Гороховой - с крыши полоснул пулемёт и скосил человек десять. Помутневшим взглядом смотрел на Лёшку, умирая, какой-то старик, хрипел и рвал на себе рубаху.
Вскоре на улицах появились грузовики, набитые вооружёнными людьми с красными бантами в петлицах и такими же повязками на рукавах. Лёшка увязался за одним из грузовиков и бежал целый квартал следом. Тогда из кузова свесились чьи-то жилистые руки и подхватили мальчика.
Здоровенный детина в бушлате и морской бескозырке, расплывшись в аршинной улыбке, сказал:
- Место герою.
Кто-то приколол к Лёшкиному пальто кумачовый бант. Кто-то похлопал мальчика по плечу.
Вооружённые люди распевали революционные песни. И Лёшка пел вместе со всеми и без устали махал руками прохожим. Потом в городе стали хватать жандармов и арестовывать царских генералов. На Литейном проспекте мальчик видел, как какой-то молоденький солдатик подсаживал в кузов дородного генерала и приговаривал:
- Садитесь, садитесь, ваше благородие, да только так, чтобы и другим место осталось.
"Вот бы сюда Животова", - подумал Лёшка. Однако, к удивлению мальчика, Животова никто не тронул. Когда Лёшка вернулся домой, на улице было спокойно, словно в городе ничего не происходило. Околоточный снова сидел у аптекаря. Как и в прошлый раз, Животов пил рябиновую настойку и, обращаясь к Золотушкину, говорил:
- Я вам скажу: монархия - она что стена. Нет такой силы. Будьте покойны. К Петрограду идут войска. Завтра никаких беспорядков.
Увидев вошедшего Лёшку с красным бантом на груди, околоточный поднялся.
- Стервец, - проревел Животов. Он придвинулся к мальчику, сорвал кумачовый бант и принялся неистово топтать его сапогами. Потом схватил Лёшку за ухо. - Ах, стервец! - выкрикивал околоточный и драл Лёшкино ухо с такой силой, словно старался оторвать его вовсе. Наконец Животов успокоился, взял фуражку и, не прощаясь с аптекарем, направился к выходу. Проходя через аптечный зал, надзиратель глянул на стену и вдруг не нашёл на привычном месте портрета царя.
Минуту Животов стоял молча, сдвинув брови, смотрел на стену. Потом повернулся к аптекарю.
- Как же это понять? - проговорил околоточный.