Страница 43 из 124
Унтер Уклейка примчал к исправнику:
- Нашёл!
- Ну, ну.
- Пушки видел! Ядра видел!
Исправник недоверчиво посмотрел на жандарма.
Ты - того... А? Снова пьян?!
- Никак-с нет.
- Ступай-ка сюда.
Уклейка шагнул.
- Дыхни!
Дыхнул жандарм. Видит исправник - верно, не пьян Уклейка.
- Ну, ну, так что ты видел?
- Пушки видел. Ядра видел, - твердил Уклейка. Порох в мешках. Фитили для запала.
Исправник всё ещё с недоверием смотрел на жандарма, однако спросил:
- Где? У кого?
- У него, - зашептал Уклейка. - Рядом с домом, в амбаре.
Всё было ясно. Речь шла о декабристе, бывшем подполковнике Андрее Васильевиче Ентальцеве. Отбыв каторгу, Ентальцев жил на поселении в городе Ялуторовске.
- Да-с, протянул исправник, а сам подумал: "Молодец Уклейка. Всё совпадает. Не зря и начальство о том говорило".
Как раз в это время предполагалось, что Сибирь посетит наследник русского престола, будущий царь Александр II. Наследник должен был проехать и через Ялуторовск. Предупредили об этом исправника, а заодно и о том, чтобы зорко следил за городом. Прежде всего за ссыльными декабристами. (Кроме Ентальцева, здесь жили Якушкин, Пущин и Оболенский.) Чтобы был начеку. Не убавилось, мол, у злодеев мятежного духа. Всякое может быть.
В ту же ночь, взяв отряд военного караула, исправник окружил дом и амбар Ентальцева.
Наставлял:
- Тише, чтоб взять живьём!
- Раз будет стрелять из пушек, не разбегайся. Падай на землю, ползи пластом.
Крадутся солдаты к амбару. Вдруг раздался какой-то шорох - то ли в амбаре, то ли за ним.
- Ложись! - закричал исправник.
Упали солдаты на землю.
- За мной!
Пополз исправник, за ним солдаты.
Снова раздался шорох.
- Замри!
Замерли все. Уклейка лежит, трясётся. Пролежали минуту, две, снова исправник сказал:
- Вперёд.
Поползли солдаты, как снова шорох.
- Стреляй! - закричал исправник.
Пульнули солдаты в амбар по двери. Тут же вскочили в рост. Помчались к амбару. Выбили с ходу дверь.
Осмотрели амбар - два ржавых старых лежат лафета, труба от самовара, шары от крокета, мешок с овсяной крупой. Фитилей никаких, конечно, не видно. Даже нет на них ничего похожего.
Вдруг снова в амбаре шорох.
- Ложись! - закричал исправник.
Упали на пол солдаты.
"Мяу", - раздался кошачий писк.
- Ты что же, - кричал исправник на Уклейку, - шутки шутить изволишь? Ну, где твой порох, где ядра, пушки?
- Да тут они были, тут в щёлку я видел, - уверяет жандарм. - Были, были. Вот тут стояли. Доложу вам - нюхом учуял мятежный дух.
- Нюхом, - ругнулся исправник. - Не в щёлку смотри, болван, а в душу. Вот где мятежный дух.
ДЕВЯТЫЙ ВАЛ
Стояла весна. С окрестных сопок сбежали ручьи. Загомонили, закричали криком весёлым птицы. С востока, с Тихого океана, подул ветер, понёс тепло.
Идёт Николай Бестужев по привольной сибирской степи. Небо синее-синее. Чиста и прозрачна даль.
Идёт Бестужев. Мысли его о друзьях, о России. Много минуло лет. Спят в могилах друзья боевые. Но не о прошлом, о том, что было, - о том, что будет, думает декабрист.
Россия, Россия!.. Нет крепостных в России. Равен один одному.
Идёт Бестужев по привольной сибирской степи. Ветер бьёт в щёки. Палит в лицо. Мысли его о друзьях, о России. Много минуло лет. Но не о прошлом, о том, что было, - о том, что будет, думает декабрист.
Россия, Россия!.. Нет на престоле царей в России. Да и сам-то престол в музее.
Идёт Бестужев по привольной сибирской степи. Мысли бегут, как реки. Память оковы рвёт. Но не о прошлом, о том, что было, - о том, что придёт, что непременно будет, думает декабрист.
Россия, Россия!.. Не в стонах, не в криках лежит Россия. В весеннем стоит цвету.
Царь разгромил декабристов. Сгноил в Сибири. Лишь через тридцать лет, уже после смерти царя Николая I, декабристам разрешили вернуться с каторги. Дожили до этого времени всего лишь несколько человек.
Декабристы погибли. Но не стихла борьба в России. На смену одним героям, как волны в открытом море, девятым валом пришли другие.
Всё теснее, теснее ряды борцов.
И вот уже гремит выстрел в царя в Петербурге, у Летнего сада.
И вот снова в страхе живут дворцы.
И вот уже бомба летит в царя.
Но это было другое время. И об этом другая книга.
УПРЯМАЯ ЛЬДИНА
______________________________
В 1866 году рабочие американского города Чикаго объявили
забастовку. Капиталисты жестоко расправились с её участниками:
несколько человек было казнено, многие брошены в тюрьмы.
Забастовка американских рабочих произошла первого мая. В
память об этом событии трудящиеся всех стран решили ежегодно
отмечать Первое мая как день борьбы против угнетателей. Они
договорились Первое мая объявить международным праздником
днём солидарности трудящихся всех стран.
Из рассказов, вошедших в книгу "Упрямая льдина", вы
узнаете, как отмечали Первое мая трудящиеся нашей родины до
Великой Октябрьской социалистической революции.
В ЛЕСУ У ЕМЕЛЬЯНОВКИ
Деревня Емельяновка лежала в стороне от проезжих дорог, верстах в трёх от Петербурга. За деревней - лес, сразу за лесом - берег Финского залива.
Ничем не примечательна Емельяновка: домов в ней немного, жители мирные. Никаких историй, никаких происшествий.
И лес как лес, ничего в нём особенного: сосна да берёза, кусты колючей малины, заросль орешника. Редко кто забредал сюда из прохожих.
И вдруг...
Крутился однажды местный мальчишка Санька Лапин около леса, глянул два неизвестных. Прошли неизвестные полем, осмотрелись по сторонам, скрылись в орешнике.
"Кто бы это? - подумал Санька. - Парни молодые, здоровые. Вдруг как разбойники!"
Хотел было мальчишка подкрасться к орешнику, да не решился. Обошёл стороной, выбежал к заливу, смотрит - у берега лодки: одна, вторая, третья... Из лодок выходят люди, тоже озираются по сторонам и направляются к лесу.
Бросился Санька назад в деревню, к дружку своему Пашке Дударову.
- Паш, Паш, - зашептал он. - Люди, человек двести!
- Брось врать!
- Не сойти с места.
Побежали приятели к заливу. Смотрит Пашка - действительно лодки!
Помчались в лес. Идут осторожно, крадучись. От куста к кусту пробираются. Вышли к поляне - народу! Стоят полукругом. В центре плечистый рабочий. Развернул красное знамя. Заговорил.