Страница 23 из 124
- Да-а, - протянул тюремщик. Видно, детство тоже своё припомнил.
Прошло два дня. Поручик уже и забыл про разговор, про малину. И вдруг входит к нему в камеру сторож, протягивает бумажный кулёк.
- Что такое? - подивился Басаргин.
- Берите, ваше благородие, берите.
Взял Басаргин кулёк. Развернул. Посмотрел - малина.
- Откуда?!
Сторож замялся.
- Ешьте, ешьте, ваше благородие.
Басаргин взял ягодку, осторожно отправил в рот.
- Откуда же, друг?
- Да тут... Да это же... начальство, - стал что-то невнятно объяснять сторож. Наконец нашёлся: - По случаю престольного праздника.
В этот день действительно был какой-то церковный праздник.
- А-а, - протянул Басаргин. - Ах, хороша, ах, хороша! Ай да малина! Хитро улыбнулся: - Слава престольным праздникам.
ПРИГОВОР
Шесть томительных месяцев провели декабристы в Петропавловской крепости. Шесть томительных месяцев не прекращались допросы и следствия. И вот приговор объявлен. Пять декабристов - Кондратий Рылеев, Павел Пестель, Сергей Муравьёв-Апостол, Михаил Бестужев-Рюмин и Пётр Каховский - были присуждены к смертной казни через повешенье. Остальные лишались чинов и званий и ссылались в Сибирь на каторгу. Декабристы гордо встретили свой приговор.
- И в Сибири есть солнце, - сказал декабрист Сухинов.
12-го июля, впервые за все эти месяцы, заключённых собрали вместе. Была устроена церемония лишения осуждённых чинов и званий. Называлось это гражданской казнью. С осуждённых должны были сорвать эполеты и ордена, бросить в огонь. Над головой у каждого переломить шпагу.
Николай I находился в это время далеко за городом в Царском Селе. Он приказал, чтобы через каждые 15 минут к нему являлся фельдъегерь, сообщал о том, как идёт церемония.
Приехал первый фельдъегерь:
- Построены, ваше величество. Генерал-адъютант Чернышёв приказал распалить костры.
- Так. Ну, а как же сами злодеи? Видно ль на лицах у них раскаяние?
- Да что-то не очень видно, ваше величество.
Прибыл второй фельдъегерь:
- Костры разложены, ваше величество.
- Так.
- Генерал-адъютант Чернышёв дал приказ срывать эполеты и ордена.
- Так. Ну, а как же сами злодеи? Видно ль на лицах у них раскаяние?
- Да что-то не очень видно, ваше величество.
Третий курьер явился:
- Срывают эполеты и ордена, ваше величество. Бросают в огонь.
- Так.
- Генерал-адъютант Чернышёв отдал приказ ломать шпаги над головами.
- Так. Ну, а как же сами злодеи? Видно ль на лицах у них раскаяние?
- Да что-то не очень видно.
Четвёртый курьер примчался:
- Шпаги ломают, ваше величество.
- Так.
- Генерал-адъютант Чернышёв отдал приказ в каторжные халаты одеть виновных.
- Так. Ну, а как же сами злодеи? Видно ль на лицах у них раскаяние?
- Осмелюсь доложить, государь, смеются, кажись, злодеи.
Царь побагровел, в гневе посыльным бросил:
- В цепи презренных, в цепи. Разойдись! - закричал посыльным. Схватился рукой за сердце. - Дурново! Дурново!
Мчит Дурново, тащит капли ему от сердца.
РАСПЛАКАЛСЯ
Гордо встретили декабристы приговор суда. А вот морской офицер лейтенант Бодиско расплакался.
- Морской офицер лейтенант Бодиско расплакался, - доложил генерал-адъютант Чернышёв царю.
Николай I улыбнулся, остался доволен.
- Вижу, среди негодяев хоть и один, да человек благородный есть. Если бы знал - помиловал. Что же он говорил?
Что говорил Бодиско, генерал-адъютант Чернышёв не знал.
- Разузнать. Доложить! - приказал Николай I.
Стал хвастать царь своим приближённым, что морской офицер лейтенант Бодиско расплакался.
Похвастал брату.
Похвастал жене.
Адъютантам своим похвастал.
- Расплакался! Расплакался! Расплакался! - повторял государь. Даже повеселел. Даже по-мальчишечьи насвистывать что-то начал. - Расплакался! Расплакался! А сегодня я вам передам, что при этом сказал Бодиско.
Разнесли адъютанты налево, направо слова государя о том, что морской офицер расплакался.
- "Среди негодяев человек благородный есть. Если бы знал, помиловал" - вот что сказал государь.
В богатых домах Петербурга о слезах лейтенанта Бодиско только теперь и речь.
- Морской офицер расплакался!
- Морской офицер расплакался!
Правда, надо сказать, что активного участия в восстании Бодиско не принимал. И по решению суда наказание было вынесено ему, по сравнению с другими, совсем не суровое, а даже, скорее, мягкое. Как других, не отправляли его на вечную каторгу. Лишался Бодиско чинов и дворянства, ссылался в Сибирь на поселение.
Вечером генерал Чернышёв снова докладывал царю:
- Дознались, ваше величество.
- Ну-ну. Что говорил Бодиско? Какими словами каялся?
- Ваше величество, он того...
- Что "того"? - насупился царь.
- Плакал этот злодей не потому, что в тяжких грехах раскаялся. Счёл, разбойник, ваше величество, за личное унижение столь мягкий ему приговор. "Стыдно смотреть мне в глаза товарищам" - вот что сказал Бодиско.
ПЯТЕРО
Петербург. Лето. Июльский рассвет. Неохотно плывут облака. Нева ещё сонно дремлет. Шпиль Петропавловской крепости шпагой вонзился в небо.
Осуждённых ведут на казнь. Вот они, пятеро: Кондратий Рылеев, Павел Пестель, Сергей Муравьёв-Апостол, Михаил Бестужев-Рюмин, Пётр Каховский. Идут они в белых льняных рубахах. Прощально звенят кандалы.
Кронверк Петропавловской крепости. Слева стоят солдаты. Справа стоят солдаты. Помост. Два столба. Перекладина. В красной рубахе палач. Пять верёвок, как змеи, петлей свисают.
Идут декабристы. Двадцать шагов до смерти... десять... последних пять.
Генерал-адъютант Чернышёв, он старший и тут - при казни, сидит верхом на коне, смотрит на обречённых. В руках у генерала лорнет. То поднесёт он его к глазам, то на секунду опять опустит.
Ждёт генерал-адъютант Чернышёв, не дрогнет ли кто-нибудь из осуждённых. Не раздастся ли стон, не сорвётся ли крик.
Четыре шага до смерти. Идут декабристы. Открытый, бесстрашный взгляд. Три шага. Два. Последний предсмертный шаг.
- Начинай! - закричал Чернышёв.
Накинул палач на осуждённых петли. Затянул. Перепроверил. Из-под ног ловким ударом выбил скамейки.